Прекрасные темные глаза Марины изумленно округлились. Герцогиня Йоркская, так и не начавшая питать теплых чувств к своей невестке, тихонько захихикала. Принц Георг наклонился вперед:
— Папа, Марина не курит.
Повисла небольшая пауза, вызванная тем, что человек в коричневом плаще принес королю оленину на серебряном подносе.
— Милый мой горный рай! — прогремел король, когда дворецкий отошел. — Так Балморал называла сама королева Виктория!
— Место и в самом деле… историческое, — согласилась Марина.
Мэрион вдруг пришло в голову, что у принцессы, как и у всех, под кроватью наверняка стоит ночной горшок с инициалами.
— Да попросту сказочное! — проревел король так громко, что скрещенные мечи, украшавшие стену, задребезжали. — Тут ведь все в точности так, как было при ней! Дети обожают замок за то, что тут ничего не меняется!
Принц Георг в замешательстве посмотрел на братьев. Марина промокнула губы салфеткой.
— А что там изображено? — спросила она, напряженно вглядываясь в большую картину, висящую напротив.
Ее супруг с опаской покосился на короля.
— Как принц Альберт потрошит оленя, дорогая.
— Что?!
— Ну, кишки из него выпускает, — со вздохом пояснил Георг.
У Марины сделался такой вид, будто она сейчас упадет в обморок.
Герцогиня Йоркская склонилась к невестке.
— Непременно сходите на охоту с его величеством, Марина! Он превосходный стрелок! Всегда попадает точно в цель! От его выстрелов птицы гибнут прямо на лету, не успев упасть!
Греческая принцесса в ужасе зажала рот рукой, на которой поблескивали дорогие украшения.
После ужина Мэрион освободили от работы. Королева Мария, скользя подолом клетчатой юбки по клетчатому же ковру, решительно направилась в гостиную и увлекла за собой свою новую невестку.
— Какие у фас красные ногти, милая моя! Мой Георг не любит крашеных ногтей!
— А мой — любит! — запальчиво отозвалась Марина.
Мэрион поднялась по лестнице, тоже выстеленной клетчатым ковром. Со стороны гостиной послышался истошный вопль:
— Марина! Сюда нельзя садиться! Это любимое кресло королевы Виктории!
Это кричала герцогиня Йоркская, и в ее голосе звучали торжествующие нотки.
Глава двадцать седьмая
Не успела Мэрион вернуться из Шотландии, как на горизонте уже замаячило Рождество — а значит, и очередной отъезд из Лондона, и разлука с Валентином до самого Нового года.
Накануне отъезда Валентин пригласил ее выпить. Вечер был промозглый и туманный, и в пабе «Роуз-энд-Краун» было не протолкнуться. Посетители громко распевали «Может, все потому, что я — лондонец», собравшись вокруг расстроенного пианино.
— Так больше продолжаться не может, — сказал Валентин.
Мэрион уставилась на свой липкий бокал с шерри.
— Ты прав.
«Чудесное чувство проснулось внутри…» — пел тем временем нестройный хор.
— Я устал притворяться перед друзьями, — продолжил Валентин.
Мэрион подняла на него взгляд.
— Но ведь Декка с Эсмондом знают, что я — учительница.
— Но не знают, кого ты учишь. Что они скажут, когда все откроется…
Мэрион буквально подскочила на месте.
— Тебе важно, что Эсмонд подумает, а остальное тебя нисколечко не заботит!
Она ожидала, что он тут же накинется на нее, начнет оправдываться, но он лишь устало посмотрел ей в глаза.
— Ты же знаешь, что это не так. Меня много чего волнует. Да и тебя до недавнего времени волновало.
— Я никогда не была коммунисткой, — отрезала Мэрион. — Так что не начинай, пожалуйста.
Он не сводил с нее глаз.
— Ты же понимаешь, о чем я.
На сердце ей вдруг навалилась невыносимая тяжесть. Да, она понимала, к чему он клонит. И он был совершенно прав. Она почувствовала, что он собирается навсегда с ней порвать. И горестно опустила голову.
Толпа затянула другую песню. А они всё молчали под расстроенные аккорды пианино.
Он потянулся к ней, взял за руки и внимательно заглянул в глаза.
— Выходи за меня.
От неожиданности Мэрион распахнула рот. Это было уже второе предложение руки и сердца в ее жизни, но до чего же сильно оно отличалось от предыдущего! Дыхание перехватило от счастья, а душа точно воспарила к небесам. Радость наполнила ее сердце…
— За тебя? Замуж?.. — В ушах у Мэрион так звенело, что она с трудом расслышала собственный голос.
Он кивнул, обворожительно улыбнувшись.
— Почему бы и нет?
— Но тогда придется уйти с работы, — медленно проговорила она.
Среди королевской обслуги супружеских пар не было. Этой привилегии удостаивались только члены августейшей семьи.
— Не беда. Я уже все продумал. Ты поселишься на Ротерхит-стрит. Устроишься на работу в школу. Станешь настоящей учительницей. Тут их сильно не хватает.
Она внутренне поморщилась, услышав слова «настоящая учительница», но решила не заострять на этом внимание. Ей вспомнились исхудавшие дети, которых она видела в окрестностях Ротерхита. Личики у них были чумазые, а одеты они были сплошь в лохмотья. Валентин прав — ими непременно стоило заняться.
— Но у меня ведь нет диплома, — напомнила она.
— Доучись здесь, за чем же дело стало? — сказал он. Похоже, у него были готовы ответы на все вопросы. Стало быть, он действительно все продумал. — Ты удивишься, но в Лондоне тоже есть колледжи, и немало.
В памяти у Мэрион всплыло личико Лилибет, и ее накрыла теплая волна любви. Но потом ей вспомнилась Энни, и стало совестно. Вот ведь чем она сперва планировала заняться…
А следом за этими размышлениями пришли мысли о доме, о собственных детях. В душе забрезжила надежда, которую сменил дикий восторг. Мэрион посмотрела на Валентина.
— Надо матушку спросить, — пробормотала она.
Валентин раздосадованно закатил глаза.
— Напомни-ка, кажется, она у тебя закоренелая роялистка и противница революции?
— Все так.
— Бог ты мой! Ну тогда обо всех планах лучше сразу позабыть.
Но, к изумлению Мэрион, миссис Кроуфорд благословила ее безо всяких колебаний.
— Конечно, совсем не о таком зяте я мечтала, — призналась матушка за скромным рождественским ужином. — Не чета он Питеру… — И она с нескрываемым сожалением отхлебнула самодельного бузинового вина.
— А Лилибет? Ты разве больше не боишься кровавых восстаний?
Миссис Кроуфорд с упреком посмотрела на дочь.
— После юбилея — ни капельки. Оказалось, что монархия покоится на куда более прочных основаниях, чем я думала. Пожалуй, еще никогда прежде она не была столь сильна. Да и потом, ты уже многое сделала для принцессы Елизаветы. Пришла пора подумать о себе. И о своих дочурках.
Но не только о свадьбе говорили они в это Рождество. Мэрион пришло письмо от Айви, написанное удивительно изящным почерком. Подруга писала из Сандрингема, где находилась еще одна королевская резиденция и куда ее отправили на работу, и сообщала, что они с Альфом поженятся весной. «Так что скоро мы увольняемся! Отец Альфа — костермонгер[42], и он пристроит его на новую работу».
Мэрион понятия не имела, кто такие эти «костермонгеры».
В своем письме Айви подробно описывала, как королевская семья отпраздновала Рождество в Норфолке. Принц Уэльский впал в немилость за то, что отлучился поиграть в гольф в то время, как его отец поздравлял по радио всю страну с праздником. А потом, изрядно устав от пышных торжеств, он уехал в Швейцарию — кататься на лыжах вместе с Уоллис Симпсон.
Мэрион вспомнился Сандрингем. Из всех королевских резиденций он нравился ей меньше всего и представлял собой длинную вереницу кирпичных зданий, построенных в викторианском стиле, а еще очень напоминал гостиницу для гольфистов. Вот уж где в полной мере проявлялись все причуды королевской семьи; а страсть короля к пунктуальности и вовсе цвела тут пышным цветом. Он даже учредил в Сандрингеме свой личный часовой пояс — «сандрингемское время» — и приказал перевести все часы на полчаса вперед. Айви рассказывала, как король поприветствовал однажды принца Генри, всего на две минуты опоздавшего к ужину после полугодового отсутствия.
«Как всегда не вовремя, Генри!» — неодобрительно прогремел он тогда.
Лилибет же рассказала о Рождестве в куда более радужных красках. Ее письмо было выведено старательной детской рукой и написано карандашом.
«Подарки из „Вулвортса“ пришлись всем по душе! Бабушка пришла в восторг от фарфоровой мышки, а дяде Дэвиду очень понравился платок!»
У Мэрион сжалось сердце, когда она вспомнила их поход в магазин. В тот день Маргарет тоже отправилась с ними. Девочки радостно накупили для близких календари с карандашами. А еще бутылочку розовой соли для ванной в подарок миссис Найт — эта покупка особенно воодушевила принцесс. Да и сама Мэрион не раз представляла, как ее главная соперница после такой ванной выкрасится в цвет фуксии с ног до головы, и эти мысли неизменно поднимали ей настроение в рождественские праздники.
Тогда в универмаге Мэрион старательно делала вид, что не замечает, как они покупают для нее тонкое бисерное ожерелье — сверточек, который она раскрыла в Рождественское утро. А миссис Кроуфорд досталась очаровательная брошка в виде слоненка, которая очень ее растрогала.
— А ценник с коробочки снять не подумали, — улыбнулась она.
Они с матушкой сидели в своей уютной гостиной, а за окном шел страшный снегопад, когда по радио передали новость о том, что король простудился и слег.
— Бедняжка, — сочувственно произнесла миссис Кроуфорд, расположившаяся в кресле с шитьем.
Через несколько дней поступило известие, что у короля осложнения на сердце. Услышав эту новость, Мэрион, в тот момент мывшая посуду после ужина, замерла и нахмурилась. Король никогда ничем серьезным не болел. Напротив, он производил впечатление человека, который будет жить и здравствовать еще долгие годы.
В этом Мэрион убедилась на обеде по случаю юбилея царствования, проходившем в Парадной зале Букингемского дворца. Посреди просторной комнаты под белоснежным потолком с позолоченными украшениями, за длинным столом, покрытым белой скатертью и уставленным серебряной посудой, располагались званые гости — представители королевских родов и