Она оставила свои вещи у самой двери и кинулась наверх, в детскую. В мрачном коридоре маячили две неясные, маленькие фигурки. Но никто из девочек не плакал.
— Кроуфи! — вскричала та, что повыше, и бросилась к гувернантке. — Мы так вас ждали! — Маргарет тоже подбежала следом за сестрой. Они накинулись на нее и так крепко стиснули в объятиях, что Мэрион невольно ахнула. Она со смехом прижала девочек к себе, зарываясь лицом в их шелковистые локоны и вдыхая сладковатый запах мыла и детства.
Тишину вновь пронзил горестный вопль.
— Это Аллах, — прошептала Лилибет.
— Не понимаю, чего она так распереживалась, — презрительно заметила Маргарет. — Она ведь дедушку и не знала толком!
— Сейчас вся страна скорбит о его величестве, — заметила Мэрион. — При том, что вообще мало кто хорошо его знал.
— Я вот о кролике только недавно услышала, — призналась Маргарет.
— О каком еще кролике?
Выяснилось, что однажды Георг V приобрел «половину» кролика. Этот кролик принадлежал маленьким детям — братику и сестричке. Узнав, что брат — к ужасу сестры — собрался продавать свою часть крольчонка, король выкупил ее за десять шиллингов и подарил его сестренке.
— Как это мило, правда?! — восхитилась Лилибет.
— А мне вот дедушка кролика так и не купил! — обиженно проворчала Маргарет. — Он меня вообще не любил! Только Лилибет. Она успела с ним попрощаться, а я — нет!
Лилибет поведала, как они узнали о смерти дедушки во время прогулки в саду Сандрингема. Этот рассказ был простым и бесхитростным, но Мэрион живо представились темные кусты барбариса, заснеженные рододендроны, клумбы, тоже укутанные плотной пеленой снега, бескрайние лужайки, ослепительно-белые и пустые, если не считать двух маленьких девочек, которые увлеченно приделывают к снеговику забавный нос-морковку — единственное яркое пятно на этом одноцветном, безрадостном полотне.
А потом из огромного кирпичного дома с его многочисленными фронтонами, трубами и башенками выходит высокая, мрачная фигура — это королева Мария. Она спешит к девочкам по снегу в своем длинном «эдвардианском» платье. Лилибет уводят в дом попрощаться с дедушкой.
— Ее одну, — обиженно повторила Маргарет. — А меня — нет!
— Бабушка не нарочно, — отозвалась Лилибет, которую эти слова сильно задели.
— Еще как нарочно! Она меня тоже не любит! — заявила маленькая принцесса и, приняв хмурое выражение, так хорошо знакомое всем подданным королевы, произнесла с сильным немецким акцентом: — Какая же ты маленькая, Маргарет! Когда же ты фырастешь?
Аллах наконец перестала завывать, и в Роял-Лодж воцарилась тишина.
— А мама с папой тут? — спросила Мэрион девочек.
— Уехали в Лондон. Но мама оставила вам записку.
На плотной кремовой бумаге герцогиня вывела своим знакомым, немного ленивым, петлистым почерком всего два предложения: «Не позволяйте им слишком уж сильно горевать, Кроуфи! Они же еще совсем маленькие».
«Ни слова благодарности», — подумала Мэрион. А она ведь горы свернула ради того, чтобы приехать. Неужели стоило поступить иначе?
А Лилибет уже спешила рассказать ей во всех подробностях о дедушкиной спальне. Она сообщила, что там на стенах висят в рамках таблички с разными надписями, например: «Настоящий моряк может все» или: «Научи же меня покориться правилам игры».
— Какой такой игры, интересно, а, Кроуфи? — озадаченно спросила Лилибет.
— В крестики-нолики, — авторитетно заявила Маргарет. — Лучше расскажи Кроуфи про смертный одр! И про имя доктора! Оно такое смешное!
— Ах да! Сэр Фаркуар Баззард!
— Ха-ха-ха! И про надпись расскажи! Ту, что про зверя!
— «Если я призван на эту землю страдать, то пускай уподоблюсь благонравному зверю, который прячется, чтобы страдать в тишине».
— Ха-ха! Это тоже забавно. Дедушка никогда не страдал в тишине! Он вечно кричал!
Снова послышались глухие рыдания миссис Найт.
— Может, в ферму поиграем? — предложила Мэрион.
— Нам разве можно играть? — спросила девочка, устремив на нее недоверчивый взгляд.
— Само собой! Дедушка не хотел бы, чтобы вы грустили!
Уж кто-кто, а Маргарет точно не печалилась. Она беззаботно плясала неподалеку от лестницы.
— Теперь королем будет дядя Дэвид! — провозгласила она. — Эдуард Восьмой! А я отныне — племянница короля! Ура!
Мэрион перевела взгляд со старшей, спокойной и выдержанной, принцессы на младшую, ликующую и самодовольную. До этого мига она и не задумывалась о том, что теперь на ее попечении племянницы короля. Если раньше она была где-то на задворках, то теперь оказалась в самой гуще событий, ставших трагичными для всей страны. Она, с одной стороны, разделяла ужас и тревогу Лилибет, но с другой — как и Маргарет, никак не могла заглушить в себе радостного предчувствия. Пожалуй, она действительно останется здесь еще на какое-то время. Пока все не успокоится. А потом уедет.
Глава двадцать девятая
Герцог и герцогиня то и дело отлучались по делам в Лондон, а Мэрион с принцессами оставались до поры до времени в Роял-Лодж. Тем временем о новом короле поползли странные слухи. Поговаривали, что, когда отец умер, Эдуард VIII добрый час проплакал на груди у своей матушки. Мэрион сложно было в это поверить. В конце концов, грудь королевы Марии неизменно украшали многочисленные драгоценности. Плакать на ней было все равно что на гравийной дорожке.
Но куда правдоподобнее прозвучала новость о том, что первым же указом новоиспеченный монарх повелел перевести часы в Сандрингеме, чтобы они показывали правильное время. Мэрион представила, как Эдуард отдавал это распоряжение — в брюках с внушительными подворотами, среди своих друзей, в числе которых якобы нет ни одного джентльмена. В этой компании наверняка нашлось место и для миссис Симпсон. Слуги сплетничали о том, что она якобы расхаживает по Форт-Бельведеру, радостно приплясывая, и думает, какое же платье надеть на коронацию, а еще отказывается носить траур, объясняя это тем, что «ни разу не надевала черных чулок с тех пор, как бросила танцевать канкан». Но правда ли это? Слухи не вызывали у Мэрион особого доверия, но она и сама не знала, чему верить.
По почившему королю скорбела вся страна. В газетах то и дело мелькали фотографии моря цветов, оставленных безутешными подданными у ворот Виндзора и Сандрингема. Часовня Святого Георгия и вовсе утонула в них.
Лилибет, бледная, одетая в черное пальто и черный бархатный тэм-о-шентер, отправилась вместе с родителями в Вестминстер-холл, где было возложено тело почившего монарха, чтобы все желающие могли с ним попрощаться. Несмотря на январский холод, к королевскому гробу стояла очередь длиной в пару миль. Проститься с монархом пришли представители всех классов, верований и рас.
— Но мы зашли в отдельную дверь, сзади! — восторженно поведала Лилибет по возвращении.
Захлебываясь от торопливости, она рассказала Мэрион о безмолвных толпах, об ароматном море цветов, принесенных людьми, о больших свечах, которые горели в зале. Но больше всего ее поразило то, что ее отец и дяди, переодевшись в военную форму, обступив задернутый пурпурной тканью катафалк, несли у него караул.
— Дядя Дэвид тоже там был и ни разу не шелохнулся! Даже глазом — и тем не моргнул! А еще там было тихо-тихо! Словно дедушка просто уснул!
Хоронить короля планировалось с соблюдением всего положенного мрачного церемониала, со всей пышностью и длинными процессиями. Сперва гроб следовало доставить на станцию Паддингтон, а оттуда отправить поездом до Виндзора. Шествие должны были сопровождать людские толпы, барабанщики, экипажи, и на него приглашены были коронованные особы из Европы. Маленьких принцесс тоже пригласили.
Узнав об этом, Мэрион направилась прямиком к герцогине.
— Думаю, мэм, они очень устанут: как-никак, путь не близкий. Да и толпы там будут гигантские.
Елизавета Йоркская сидела за столом и как ни в чем не бывало подписывала пригласительные с траурной каймой.
— Вы правы, Кроуфи, — отозвалась она, задумчиво прикусив кончик перьевой ручки. — Пускай проводят его со станции.
До Паддингтона они ехали по непривычно притихшему городу. Все лавочки и магазинчики в городе закрылись в знак траура. Неоновые вывески погасили. Лондон был так же сер, как и мрачное небо над ним. На улицах было черным-черно, а все из-за траурных толп, пожелавших сопроводить короля в последний путь.
На самом вокзале было не протолкнуться, и атмосфера здесь царила самая что ни на есть напряженная. Мэрион понимала: если принцесс заметят, может случиться все что угодно. Надо было куда-нибудь спрятаться, но только куда? Об уборных и речи идти не могло: в них, несомненно, можно было укрыться от Кэмерона, но точно не на полтора часа.
— Можно посидеть в зале ожидания! — предложил королевский детектив, но эта идея не вызвала у Мэрион восторга.
Она даже не стала ничего отвечать. Где бы этот зал ни находился, до него еще нужно добраться сквозь плотную толпу, которая, того и гляди, их растопчет.
— В буфете! — предложила Маргарет, которая всегда была не прочь вкусно поесть.
— Лучше у начальника станции! — воскликнула Мэрион. Она увидела дверь с табличкой и облегченно вздохнула.
Начальник станции Большой западной железной дороги при виде принцесс и их гувернантки сорвал фуражку с розоватой лысины, отправил подчиненного за чаем и уступил гостям свои стол и кресло. А потом потянулись полтора часа ожидания, за которые принцессы успели израсходовать на игру в крестики-нолики целую стопку почтовой бумаги.
Лилибет, устроившаяся за большим и тяжелым столом под бакелитовыми часами, вывела уверенный крестик рядом с еще двумя.
— Опять ты выиграла! — в ярости воскликнула Маргарет.
Ее сестра улыбнулась — широко, до самых ушей, — но улыбка тотчас же потухла. С улицы, оттуда, где собралась огромная толпа, донеслись новые звуки: игра похоронного оркестра, бой барабанов, стук лошадиных копыт.
Лилибет вскочила. Ее личико побледнело и едва заметно задрожало. Но спустя миг она собр