Мэрион трудно было поверить в правдивость этих слухов. Уоллис, как ей всегда казалось, вовсе не была любительницей отдыха на природе, как и сам король. Эдуард VIII вообще старательно пытался быть «прогрессивным монархом», который летом уезжает в круизы и летает на аэропланах.
Странно, что он вообще согласился приехать в Балморал, где все напоминало об отце и других родственниках. Но то, что он и в самом деле привезет на эту вражескую территорию свою любовницу, действительно казалось маловероятным.
Биркхолл разительно отличался от Балморала. Сама резиденция стояла на отшибе и представляла собой просторное белое строение, состоящее из нескольких домиков, которым была уже не одна сотня лет. Резиденция прекрасно вписывалась в романтический пейзаж долины реки Ди, чего никак нельзя было сказать о Балморале, ее чудаковатом соседе.
Да и внутри Биркхолл куда сильнее радовал глаз: стены тут были обиты сосновыми досками и увешаны забавными рисунками, а вовсе не рогами и картинами с принцем Альбертом; а шотландки тут не было и в помине. На улице был разбит симпатичный цветистый садик с густыми лужайками и ручейком, который весело журчал меж зарослей рододендрона и бобовника.
Обилие деревьев, которые под порывами почти не стихающего шотландского бриза быстро сбрасывали листву, создавало идеальные условия для «Счастливых дней» — игры, которой Лилибет научилась от Мэрион. Ее суть сводилась к следующему: сколько листьев сумеешь поймать до того, как они приземлятся, столько «счастливых дней» ждет тебя впереди. Лилибет быстро стала искусным ловцом. Смеясь и подпрыгивая, она гонялась за листвой, влекомой шотландскими ветрами, пахнущими землей и мхом. Она беспечно прыгала, а длинные пряди волос падали ей на лицо, и от всей этой картины веяло счастливой беззаботностью. У ног Лилибет скакал Дуки, тоже надеясь урвать и для себя хоть немножко собачьего счастья. Наблюдая за всем этим, Мэрион вдруг ощутила нежность даже к нему.
— У меня будет необычайно счастливая жизнь, — довольно объявила принцесса, продемонстрировав ворох листьев, которые спрятала в подол. — Ох, милая Кроуфи! — со вздохом прошептала она и прикусила губу, увидев добычу Мэрион. — А у вас-то улов поскромнее!
Мэрион улыбнулась:
— Это потому что я уступила тебе. Поделилась с тобой своими счастливыми деньками!
А на лужайке неподалеку сидели герцог с супругой, погрузившись в чтение. Герцогиня читала Вудхауса и так и покатывалась со смеху.
— Последний роман чудо как хорош! — сообщила она мужу. — Ты знал, что первую свою книгу он посвятил моим кузинам?
Герцога эта новость нисколько не позабавила. Он мрачно склонился над свежим номером «Таймс», где писали о марше из Джарроу — протестном шествии безработных жителей небольшого городка, расположенного у реки Тайн и жившего главным образом судостроением.
По пути на прогулку Мэрион ненадолго задержалась в холле, чтобы прочесть эту новость. В отличие от множества подобных маршей, этот поистине потряс народное воображение. Предводительствовала шествием решительная и храбрая Эллен Уилкинсон — миниатюрная рыжеволосая женщина, состоящая в парламенте от города Джарроу. По вечерам на Би-би-си рассказывали о продвижении марша, а дневные сводки появлялись в газетах.
— Ну послушай, Берти! — нетерпеливо сказала герцогиня. — Всех этих людей эксплуатируют в политических целях! Все так говорят! И марш из одного конца страны в другой едва ли разрешит их трудности!
— В-в-возможно, — согласился герцог. — Но что им еще делать? — Он отложил газету в сторону и вздохнул. — Л-л-люди в отчаянии, Елизавета. К-к-как бы м-м-мне хотелось им п-п-помочь!
Мэрион, которая тайком прислушивалась к их разговору, пока ловила листья, замерла. Марш из Джарроу ее тоже не на шутку встревожил. Спокойствие, которое наконец воцарилось в душе после разрыва с Валентином, нарушилось. Теперь внутри появилась странная пустота. А в голову вновь закрались сомнения. Чем же можно оправдать ее работу на самую богатую семью в Великобритании, когда в стране столько бедняков? Какое отношение вообще имеет королевская семья к протестующим из Джарроу — да даже просто к обычным людям с улицы?
А вот герцогиню никакие сомнения не мучили.
— Берти, мы уже и так помогаем, — энергично заметила она.
— Тем, что участвуем во всяких сомнительных т-т-торжествах? А к-к-какой им от этого п-п-прок?
Его супруга встрепенулась на своем шезлонге.
— Все не так просто! Мы отвлекаем народ от них самих и от их несчастного существования! Даем им надежду! Воспитываем в них преданность Родине, постоянство! — Герцогиня ненадолго прервалась, чтобы сделать глоток шампанского. — Берти, не забывай, когда речь заходит о королевской семье, главный ключ к успеху — преемственность!
Мэрион испытала облегчение. Стало быть, вот он, ответ на все ее вопросы. Герцогиня права. Она и сама заметила, что помпезное костюмированное шествие, устроенное в честь королевского юбилея, отвлекло людей от невзгод. Она уже готова была согласиться с Аланом Ласеллсом, утверждавшим, что короли — это выходцы из мира поэзии. А теперь, когда страна потихоньку распадалась на части, раздираемая бедностью и политическим экстремизмом, как никогда важно было чувствовать преемственность. Работая у герцога Йоркского, она нисколько не поступилась своими принципами и не стала поборницей несправедливого режима. Она делала доброе дело. И оно того стоило.
Мэрион подпрыгнула за листом — и поймала его.
На лужайке появился Эйнсли и бодро направился к ним.
— Вот пробил час, и наш пришел спаситель! — весело воскликнула герцогиня и помахала ему пустым бокалом из-под шампанского.
Но дворецкий бутылки с собой не взял. Мэрион со страхом наблюдала за тем, как он кинулся к герцогу и что-то прошептал ему на ухо. Герцог испуганно ахнул и вскочил на ноги.
— Берти! Что такое?!
— Аб-б-бердинская больница! Д-д-дэвид! Надо спешить…
И они торопливо направились к дому.
Лилибет испуганно посмотрела на Мэрион.
— Что случилось? Дядя Дэвид заболел?
— Можно и так выразиться, — пробурчал Эйнсли по пути к дому.
Вечернюю газету доставили в Биркхилл после обеда, еще до возвращения герцога с супругой. Мэрион, забежавшая в дом за ракетками для тенниса, заметила ее на столике в холле. Она взяла номер в руки. На первой полосе были две фотографии, сделанные сегодня днем. На одной из них герцог с герцогиней, в последнюю минуту подменив «заболевшего» короля, открывали новое отделение в абердинской больнице. А на другой был изображен король собственной персоной. Вполне здоровый с виду, он стоял на абердинском вокзале в автомобильных очках и радостно улыбался.
— Поезд миссис Симпсон опоздал, — пояснил Эйнсли, вышедший в холл. — Пришлось его величеству ее дожидаться. Он, видимо, понадеялся, что из-за очков его никто не узнает. Но, разумеется, получилось в точности наоборот. Его не узнал всего один полицейский, попросивший переставить автомобиль.
— Так он здесь… — медленно проговорила Мэрион. Да еще при таких поистине абсурдных обстоятельствах…
— Боюсь, Абердин никогда его не простит, — неумолимо заключил Эйнсли. — А может, и вся Шотландия, если об этой истории все узнают.
Вечером Мэрион вышла прогуляться. У нее страшно разболелась голова. В последние дни это случалось довольно часто, а причиной тому были ее собственные волнения, помноженные на переживания за королевскую семью.
Когда она вернулась, то застала герцогиню в приступе праведного гнева. Точно ангел отмщения, та схватила газету и, увидев заголовок, швырнула ее на пол.
— Нет, ты только подумай, Берти! Какой абсурд — встречать эту женщину лично! Мы с тобой, должно быть, выглядели круглыми идиотами!
Эта женщина в элегантном костюме от Шанель черным облаком нависла над герцогом и его семьей.
Мэрион захотелось подняться на холм, посмотреть на каирны, а заодно и подышать свежим воздухом. С каждым шагом ей становилось легче. Крики кулика, журчание воды, шумная возня куропатки в цветущем вереске — все эти звуки окутали ее, и постепенно Биркхелл с его бедами остался где-то далеко-далеко в стороне. А вскоре за деревьями проглянули высокие горы камня.
Первым она увидела «Купчий каирн» — самый первый памятник, воздвигнутый в честь покупки резиденции. Они с Лилибет сошлись на том, что он выглядит в точности как нос лодки, которая рухнула с неба и наполовину ушла под землю.
Следом она заметила высокую, плоскую пирамиду, посвященную «Памяти принца Альберта, благородного и добродетельного принца-консорта, от безутешной вдовы». Мэрион немного постояла перед ним, припоминая разговор с Лилибет о любви. «А когда люди влюбляются, они действительно „теряют голову“, точно ее никогда и не было?»
У нее защемило сердце. Лилибет потихоньку взрослела. Уже совсем скоро, всего через несколько лет, она и сама пустится в плавание по бурливым водам любви. Оставалось только надеяться, что ей повезет больше.
Мэрион вновь подумала о Валентине. Здесь, неподалеку от хижины, где они занимались любовью, она вдруг ощутила, как же он ей близок. Она надеялась, что смирится с тем, что между ними все кончено и она больше никогда его не увидит. Но теперь мысль об этом показалась ей невыносимой. Ей очень не хватало его непоколебимой уверенности, особенно теперь, когда мир вокруг стал таким коварным и сложным. Она прислонилась к каирну и дала волю слезам.
— Что случилось? — с любопытством поинтересовался голос позади.
Мэрион ахнула от неожиданности и резко обернулась.
Позади нее стояла женщина в длинном, элегантном пальто в ломаную клетку. На ее блестящих черных туфлях на высоком каблуке не было ни пылинки, а иссиня-черные волосы, разделенные пробором посередине, лежали безупречно. На жемчужно-белом лице не было и следа усталости — только в больших черных глазах застыла тревога, а кроваво-красные губы были сочувственно поджаты.
— Расскажите мне о своих бедах, милая моя, — попросила Уоллис Симпсон с усталой улыбкой. — А я вам поведаю о своих.