— Ну что ж, Золушка, до новых встреч, — произнес Норман, ласково подтолкнув Мэрион к выходу. — Пора на бал!
Глава сороковая
— «Когда папу короновали, старинные своды аббатства озарил чудесный свет…» — вслух прочла Мэрион, держа в руках украшенную ленточкой тетрадь Лилибет. — Какое красивое описание! — похвалила она, подняв глаза от страницы.
Они сидели в дворцовом саду на изумрудной траве под сенью раскидистого дуба. Лилибет только что закончила свою хронику великого дня и теперь старательно плела венок из маргариток.
— Думаете, маме с папой понравится? — робко спросила она.
— Не то слово! Ни один историограф не написал бы лучше! — подбодрила ее Мэрион.
«Даже королевский историограф», — подумала она. Этот таинственный человек с величественным титулом еще ни разу не появлялся в обеденном зале для придворных и оставался для Мэрион настоящей загадкой.
Лилибет повалилась на траву.
— И все-таки это был чудесный день, да, Кроуфи?
— Это уж точно!
Со дня коронации минула уже неделя, а Мэрион до сих пор не могла поверить, что все произошло на самом деле, а не пригрезилось ей во сне. Лошадей и экипажей давно и след простыл, наследные принцы и знаменитости, съехавшиеся со всего света, вернулись в родные края. Но воспоминания остались, да и все разговоры, так или иначе, сводились к обсуждению недавних торжеств.
— Давайте сыграем в «Видели ли вы»! — с энтузиазмом предложила Лилибет.
Это была ее любимая игра, к тому же в этот раз у нее было значимое преимущество, и не одно: во-первых, она пересекала зал аббатства в составе процессии, а во-вторых, во время коронации сидела в королевской ложе, как раз за троном королевы, и разглядела куда больше, чем Мэрион — со своего места, на галерее под самой крышей. И Лилибет сполна воспользовалась этими преимуществами — от ее взгляда не укрылось ничего. Каждый раз, когда они с Мэрион затевали эту игру, вскрывались все новые и новые подробности.
— Видели ли вы миссис Ронни? — со смехом начала Лилибет. — Она вся была в бриллиантах, да еще таких огромных — даже больше, чем у бабушки!
Камни и впрямь были гигантские! Мэрион — и та их разглядела. Но ожидать от миссис Ронни Гревилль иного было бы странно.
— Она просила меня звать ее не леди, а владычицей пивной, — со смехом поведала Лилибет.
Миссис Ронни была дочерью несметно богатого шотландского пивовара и известной светской львицей, которая очень любила сводить близкие знакомства с влиятельными и богатыми людьми. Так, например, она сумела стать близкой подругой королевы Марии, а все благодаря хитрой уловке — пообещала королеве, что непременно завещает королю свое великолепное поместье в Суррее, и тем самым обеспечила себе местечко в самом центре королевского круга.
— А махараджей и принцев в тюрбанах, украшенных драгоценными камнями, вы видели? — поинтересовалась Лилибет. Эти гости вызвали у нее особый восторг, и она часто о них вспоминала. — А какая упряжь была у лошадей, которые везли их экипажи! Просто загляденье!
Мэрион живо вспомнилась длинная процессия из разодетых в пестрые наряды, расшитые драгоценными камнями, принцев и вельмож; вспомнились их резвые, стройные кони. Казалось, это красочное шествие явилось прямиком из сказки — шелка переливались на солнце, перья покачивались на ветру, на изящных руках поблескивали изысканные украшения.
— И солдаты наши — красавцы, каких поискать, — с легкой мечтательностью заметила Лилибет. Очень уж ей понравились форменные мундиры.
— А как они здорово держали строй! — добавила Мэрион, вспоминая солдатский марш.
Все в строю двигались слаженно и безупречно. Никто из солдат ни разу не сбился с шага. А когда все они выстроились перед дворцом, шеренга получилась изумительно ровной, словно вычерченной по линейке.
По улице Мэлл, украшенной флагами с изображением королевского герба и с обеих сторон уставленной зрительскими трибунами, спешили экипажи. В одном из них за узорчатым стеклом мелькнул величественный профиль королевы Марии в великолепных золотых украшениях. Рядом с ней сидела ее золовка, королева Норвежская. А сзади, в своей отдельной карете, ехали маленькие принцессы, с интересом наблюдая за происходящим за окном.
— Маргарет так старательно махала зрителям, что у нее даже корона упала, — снисходительно заметила Лилибет, тряхнув головой. — А уж какой шум там стоял, Кроуфи! Аж уши закладывало! Люди не просто приветствовали экипажи — они вопили что было мочи!
Многочисленные зеваки — а их было даже больше, чем на праздновании королевского юбилея, — заполонили парк и тротуары, а некоторые даже взобрались на мемориал Виктории.
— Кое-кто даже на деревья залез! — с изумлением припомнила Лилибет. — Не пожалев праздничных нарядов!
Но когда наконец показалась золотая церемониальная карета, в которой сидел сам король, на мгновенье воцарилась полная тишина. Благоговейный взгляд толпы был прикован к великолепному экипажу, украшенному сусальным золотом, плюмажами и фигурками тритонов и увенчанному короной. Карету везли восемь белоснежных лошадей, и у каждой был свой кучер, облаченный в мундир с золотыми голунами. А за каретой вышагивали бифитеры[56] в красных мундирах, кавалеристы в сверкающих шлемах и другие солдаты в церемониальных костюмах, от красоты которых захватывало дух.
Сперва воцарившуюся тишину разбавлял лишь тихий звон упряжи, цокот копыт и стук колес. А потом, то нарастая, то стихая, точно рев прибоя, грянул громовой шум — взвыли фанфары, застучали барабаны, заулюлюкала толпа. Процессия все не заканчивалась — прошли маршем шотландские волынщики, а за ними — канадская конная полиция, пешие сикхи, премьер-министры со всех краев империи. Новые участники шествия не только восхищали публику, но и расцвечивали собой пестрый ковер истории, который сплетался прямо на глазах у собравшихся.
Сама же Мэрион добиралась до аббатства в автомобиле для придворных, а не в карете. Автомобиль двигался в объезд шествия, по маленьким улочкам. И все же по пути им встретилось несколько заплутавших карет. На козлах больших экипажей, принадлежащих знатным семьям из провинций, сидели кучера, плохо знавшие Лондон. Не раз приходилось видеть, как дверца такого экипажа распахивалась, и из нее высовывался какой-нибудь с виду весьма состоятельный господин и командовал громовым голосом: «Езжай на Пикадилли-Сёркус!» Оуэну даже приходилось несколько раз останавливать автомобиль и предлагать помощь заблудившимся гостям.
— А вы что видели в аббатстве? — полюбопытствовала Лилибет. — Нас видели?
— Ну конечно! От таких красавиц просто глаз было не отвести! — воскликнула Мэрион.
Маленькие, но чинные фигурки в отороченных мехом мантиях, украшенных тесьмой, и в самом деле приковали к себе всеобщее внимание, стоило им только зайти в зал. Но больше всего Мэрион тронул предупреждающий взгляд, которым Лилибет наградила младшую сестру, пока они рассаживались на своих местах в королевской ложе. Маргарет, начавшая было, по своему обыкновению, вертеться на стуле и болтать ногами, как она это часто делала в классной комнате, мигом оправилась и присмирела.
— Маргарет хорошо себя вела?
— Да, она очень старалась, — с ласковой снисходительностью ответила Лилибет. — Мне всего-то пришлось одернуть ее разок-другой, когда она стала слишком уж шумно играть с молитвенником. Расскажите лучше, что еще вам запомнилось?
— Дай-ка подумать… — Мэрион прикрыла глаза.
В памяти тотчас вспыхнули картины церемонии: алтарь, покрытый вышитым шелком, а на нем — сверкающая золотая тарелка; величественные балконы аббатства, украшенные золотисто-алой парчой; трон для коронации[57], поставленный по центру бескрайнего золотого ковра — такой неприметный посреди столь пышного убранства, но вместе с тем бесконечно значимый; знатные дамы, одновременно склонившиеся перед королевой Марией, точно заросли камыша под порывами ветра; преклоненные колени, клятвы, присяги, мечи, скипетры и державы; нарядный блеск диадем и ожерелий в лучах яркого света; колокольный звон, слившийся с торжественным ревом труб и громом канонад… Все эти впечатления были столь яркими и сильными, что выбрать одно было очень трудно.
— А пэров видели? — спросила принцесса, старательно доплетая венок.
— Мне очень понравилась «Имперская корона», — призналась Мэрион.
Этот духоподъемный марш был сочинен молодым, но очень многообещающим композитором Уильямом Уолтоном специально к коронации.
Орган стоял прямо под ложей, в которой сидела Мэрион, и она отчетливо чувствовала, как сотрясается от его торжественных звуков пол у нее под ногами. Соседний балкон занимали мальчики-хористы в белоснежных одеждах, с волосами, разделенными безупречно ровным пробором. Мэрион наблюдала, как они, пережидая особенно долгие части церемонии, со скуки тайком щипали друг дружку.
— А чья свита вам больше понравилась: мамина или папина?
Мэрион задумалась. Свита короля, пускай и разодетая в пух и прах, состояла по большей части из пожилых церковнослужителей. Конец его плотной, обшитой мехом мантии придерживал один-единственный паж в блестящем наряде. А вот шлейф королевы, который отличался красотой и изяществом отделки, придерживали шесть красавиц из высшего общества, чьи платья сшил сам Норман. Больше всего ему приглянулась невысокая дама с «мысом вдовы»[58], леди Урсула Мэннерс, которую он ласково окрестил проказницей. Куда меньше ему нравилась «старая летучая мышь», больше известная как герцогиня Норфолкская, «правительница гардеробной»[59]. Она шла следом за красавицами в пышном платье, отороченном мехом, излучая безграничную надменность.
Наряды, сшитые Норманом, потрясали воображение. Это были платья из атласа с пышными рукавами, украшенные изображением элегантных колосьев.