И вдруг его лицо озарила улыбка — внезапная и ослепительная, в точности такая же, как у его старшей дочурки.
— Впрочем, если вы сообщите ее королевскому высочеству о том, что собираетесь заменить ее, вам, скорее всего, вообще не придется выходить на сцену.
И он, конечно же, был совершенно прав. Стоило Маргарет узнать о готовящейся замене, как она мгновенно вскочила с постели, тут же позабыв о своей загадочной хвори, а ее пугающая бледность мигом прошла.
Постановка имела оглушительный успех. Зал, и без того не маленький, был забит до отказа — главным образом горожанами и прислугой. Само собой, на спектакль, после очередного трудового дня, посвященного добавлению «последних штрихов» на портрет короля и королевы, пришел и Керальд Джерри. В первом ряду разместились король с королевой, надевшей по случаю спектакля украшения с крупными бриллиантами, доставшимися ей по наследству от недавно почившей миссис Ронни. Поместье в Суррее в конечном счете отдали в Национальный фонд охраны исторических памятников, так что драгоценности стали для королевы утешительным призом.
В финале пьесы, слегка переделанном под руководством короля, зрителей ждала самая зрелищная сцена всего спектакля, когда из-за кулис вышла стража Виндзорского замка в великолепных красных мундирах и начищенных до блеска черных сапогах и стала маршировать на глазах у восхищенной публики, а дети тем временем развернули огромный британский флаг и принялись размахивать им под гром аплодисментов.
Актерский состав — и в особенности Маргарет — несколько раз выходил на поклон и явно наслаждался всеобщим вниманием. Хорошенькое личико младшей принцессы так и светилось в лучах софитов. Казалось, в голову этому ангелочку в жизни не приходило ни единой дурной мысли.
Лилибет тоже не могла скрыть своего оживления, а ее щеки заливал восторженный румянец, но Мэрион знала, что причина тому вовсе не бурные аплодисменты, а один из зрителей, сидящий в первом ряду. И зрителем этим был вовсе не король и не королева. А Филипп Маунтбеттен.
Мэрион заметила его сразу же, как только он вошел в комнату, — впрочем, то же можно было сказать обо всех женщинах в зале. Его высокий рост, пульсирующая энергичность и изумительная красота мигом приковали к себе всеобщее внимание. Он смело направился к первому ряду, занял свое место и, вытянув длинные ноги, начал пересмеиваться со своим товарищем, тоже одетым в военно-морскую форму. Золотые галуны на рукавах Филиппа сверкали в лучах софитов, как и золотистые волосы. Он уже успел отличиться на войне — его имя попало в отчеты о морских сражениях у греческих берегов, когда было потоплено несколько итальянских кораблей. Ему тогда поручили следить за прожекторами, и он отлично справился со своей задачей.
Мэрион подумалось, что он и сейчас, по сути, умело направляет свет прожектора — на этот раз на Лилибет. Та вся сияла и светилась. И пускай на сцене она изображала влюбленного прекрасного принца, истинный объект ее чувств на самом деле сидел в зрительном зале, всего в нескольких футах от нее. И одобрительно поглядывал на ее ножки, обтянутые чулками.
Король и королева, казалось, ничего этого не замечали. Временами они смотрели на Филиппа с легкой усмешкой, но не более того. Для них Лилибет по-прежнему была послушным ребенком, и они никак не желали разглядеть в ней юную влюбленную девушку со своим самобытным умом. Но от Мэрион ничего не укрылось. А дерзкий взгляд Филиппа, скользящий по принцессе, которую она воспитывала и учила вот уже десять лет, заставил ее содрогнуться. И вовсе не от осуждения или неприязни. А от страха.
— Мисс Кроуфорд! Разрешите поздравить вас с блестящей постановкой! — слегка язвительно обратился к ней Томми.
Мэрион судорожно вздохнула и обернулась на его голос.
Рядом с ним стояла Джоан. На губах у нее алела помада, нанесенная с безупречной аккуратностью. Золотистые кудри лежали на голове элегантными, блестящими волнами, а модное платье из пестрого шелка облегало худощавое тело. Она одарила Мэрион быстрым, равнодушным взглядом и начала с показным рвением высматривать в толпе кого-нибудь повлиятельнее да поинтереснее.
— Смотри-ка, дорогой, это, случаем, не…
— Дорогая, почему бы тебе не побеседовать пока с кем-нибудь? Мне нужно переброситься парой слов с мисс Кроуфорд.
«Напрасно вы это», — пронеслось в голове у Мэрион.
Он взял ее под руку и намеривался отвести в свободный уголок, где можно было бы переговорить вдали от чужих ушей, но Мэрион решительно вырвала руку и не двинулась с места. Он смерил ее удивленным взглядом.
— Я хотел рассказать вам последние новости, только и всего.
— Какие еще новости?
— Помните нашу прошлую встречу? Она закончилась большим конфузом, и это еще мягко сказано.
Он явно имел в виду чаепитие с миссис Рузвельт, прерванное неожиданной гостьей.
— У нас с Делией Пил потом состоялся очень неприятный разговор с августейшей четой, — мрачно поведал Томми. — Мало того, беда еще не миновала.
— О чем это вы? — с любопытством спросила Мэрион. Первая леди отбыла в Америку уже несколько недель тому назад. — Дело в этой миссис… как же ее звали… — Мэрион нахмурилась, силясь вспомнить имя той самой дамы, но в памяти остался только ее упрямый, уверенный взгляд. Он тоже пробуждал какие-то смутные воспоминания, но разобраться, откуда они, никак не получалось.
— Миссис Гульд. Да, вы совершенно правы, дело именно в ней, будь она неладна. Мне даже пришлось лично встречаться с ней в «Ритце». По просьбе королевы.
— Она еще не уехала? — распахнув рот от изумления, переспросила Мэрион. — О чем же вы говорили?
После того происшествия миссис Гульд имела все шансы стать изгоем. Странно было слышать, что к ней отправили личного секретаря самого короля, да еще и в номер весьма недешевого отеля.
— О заметках для журнала, упомянутых миссис Гульд.
— Но королева, само собой, ничего писать не будет, так?
Томми покачал головой.
— Я с ней целый час разговаривал.
— Час? Ну надо же!
— Пытался убедить, что королева держится в стороне от политики. Что, несмотря на все ее стремления подружить женщин Великобритании с американками, она не сможет писать эти самые статьи.
Мэрион удивленно посмотрела на Томми. Она никак не могла взять в толк, с какой стати королева вообще решила так разоткровенничаться с какой-то журналисткой. Особенно при помощи Томми. Да еще этот разговор длительностью в целый час… Напрасная трата времени, только и всего!
— Но в итоге журналистка уехала в Америку. Очень надеюсь, что больше мы о ней не услышим, — проговорил Томми и добавил, прежде чем уйти: — Прощайте, Мэрион. Счастливого Рождества.
Мэрион ответила любезностью на его любезность. А уже отвернувшись, вдруг вспомнила, где и когда видела такой же упрямый, непоколебимый взгляд, как у миссис Гульд. Ровно так же сегодня смотрел на принцессу Елизавету Филипп Греческий.
Глава пятьдесят пятая
Фотография Филиппа заняла почетное место на каминной полке в спальне Лилибет. Ее родители — возможно, благодаря недюжинной силе воли — по-прежнему ничего не замечали. Эти люди, давшие бесстрашный отпор Гитлеру, несказанно боялись признать, что их дочь влюбилась. И Мэрион это понимала и сполна разделяла их чувства.
Маргарет же, как часто бывало, данные переживания обошли стороной.
— Ну что, Лилибет, свадьба скоро? — подначивала она сестру. — Ты погляди — все кругом женятся! Взять хотя бы Питера и Айви!
А те и в самом деле помолвились и назначили свадьбу на текущий месяц. Проходила она в Виндзорском дворце бракосочетания, выстроенном в нарядном георгианском стиле, и получилась бесхитростной, но радостной. Айви нарядилась в твидовый костюм лавандового цвета, а в петлицу вдела ярко-желтый цветок кабачка. Она так и светилась от счастья. Питер, который, казалось, и сам не мог поверить своей удаче, явился на свадьбу в элегантном черном костюме-тройке с итонской лилией на груди.
— Для меня ты всегда был слишком уж хорош, — сказала Мэрион, заключив его в объятия.
— Это уж точно, — шутливо съязвила Айви, услышавшая ее слова. — Да и потом, ты же все равно, по сути, замужем за этими Виндзорами, будь они неладны!
Маргарет, Лилибет и эвакуированные ребята скопили для свадебного пирога как можно больше сахара, но после этого вся выпечка, которую пекли в Виндзорском замке, еще долго горчила.
Пылкое чувство к юноше, занятому военной службой, вновь пробудило в Лилибет желание уйти на фронт. Ей было шестнадцать — в этом возрасте уже разрешалось записываться добровольцем, но король с королевой не желали ее отпускать и всегда искусно уходили от разговора на эту тему, стоило только Лилибет его начать.
Но энтузиазм принцессы это нисколько не остудило. Она редко пребывала в столь мрачном расположении духа, но теперь принялась недовольно расхаживать из стороны в сторону, сжав губы и сдвинув брови.
— Поговорите с папой, Кроуфи! — молила она. — Вас он послушает!
Мэрион очень в этом сомневалась, но слова Лилибет ей весьма польстили. Как и умоляющий взгляд. Однако сама просьба привела в неподдельный ужас. Отпускать Лилибет на фронт ей хотелось еще меньше, чем отдавать замуж за Филиппа. Военная служба грозила отнять у нее принцессу — быть может, навсегда. Едва ли та вернется в классную комнату, побывав на передовой.
Но выбора не было. Если Лилибет наметила цель, она устремлялась к ней, не обращая внимания ни на какие препятствия. Так что вскоре Мэрион, не вполне понимая, как же так получилось, уже шла неуверенной походкой к двери королевского кабинета.
— Можно мне коротко переговорить с его величеством? Всего пять минут, — спросила она нового конюшего — худощавого человека с острыми скулами и темными курчавыми волосами.
Питер Таунсенд — а конюшего звали именно так — поглядел на часы. Он был одним из новых помощников короля, не принадлежащих к аристократическим родам, и до этого служил в ВВС Великобритании, где снискал немало наград. Ему было около тридцати, но выглядел он гораздо старше. И хотя черты лица у него были изящные и тонкие, почти женственные, война оставила на нем отпечаток усталости, который Мэрион уже доводилось замечать у солдат.