А посреди этой нарядной компании стоял невысокий, пышнотелый человек со сбившимся набок галстуком-бабочкой и цепочкой от часов на груди — то был сам Черчилль. Когда он повернул голову к королю, чтобы лучше слышать, что тот говорит, Мэрион заметила, что по его пухлому лицу ручьями текут слезы.
Она и сама плакала. И причиной тому были не только конец войны, но и конец ее жизни во дворце. Во всяком случае, она его предчувствовала. Никто пока ни о чем ей не говорил, но она понимала, что Лилибет едва ли расстанется с любимой военной формой, которой так гордится, и вернется в классную комнату. Да и Маргарет последние месяцы вела себя беспокойно и не проявляла усердия в учебе. А теперь она стояла на балкончике и с восторгом смотрела на радостную толпу, собравшуюся у дворца и вытянувшуюся вдоль улицы Мэлл. Внизу было целое море счастливых горожан: они радостно кричали, пели песни и размахивали флагами. Как после такого вернуться к скучной алгебре?
Мэрион отвернулась от балкона и обвела взглядом комнату. Роскошные зеркала в позолоченных рамах отражали картину разрухи, оставшейся после пышного светского праздника. Вот только это были не руины разбомбленных городов, а длинные шеренги бокалов с остатками шампанского, выстроившиеся на столиках, вдоль каминных полок, повсюду, где недавно пребывали гости. Мэрион заметила на полу сумочку Маргарет и направилась к ней, чтобы поднять. Но ее неожиданно опередил кто-то юркий, стройный, облаченный в форму ВВС.
— Давайте я сам ей передам, — вызвался Таунсенд — а это был именно он.
Мэрион смотрела ему вслед. Он подошел к балкону, шагнул на него и встал прямо за юной принцессой, которая тотчас почувствовала его присутствие. Она обернулась и одарила его ослепительной улыбкой. Он протянул ей сумочку, и их пальцы соприкоснулись, но отдернуть ладонь никто не спешил.
Все случилось так быстро, что Мэрион даже засомневалась, не почудилось ли ей это. Но стоило взглянуть на сияющее лицо принцессы, заметить, какими глазами она смотрит на Питера — и все становилось безошибочно ясно. Между ними и впрямь пробежала искра. Чутье ее не обмануло.
Празднование в королевском дворце не ограничилось торжественным выходом на балкон и продолжалось еще долго. В какой-то момент король, королева и принцессы даже начали отплясывать в нарядных залах конгу[87]. К потолку, украшенному позолоченной лепниной, то и дело взмывали радостные, но вместе с тем благовоспитанно сдержанные возгласы, а от энергичного топота негромко позвякивали тяжелые люстры. Был среди гостей и Томми — явно чувствуя себя не в своей тарелке, он робко придерживал королеву за талию, а Питер Таунсенд с нескрываемым удовольствием обнимал Маргарет. Лакеи в военных мундирах с интересом наблюдали за танцем, но присоединиться не осмеливались, даже в этот миг всенародного единства.
На Мэрион вдруг уставились огромные голубые глаза с невообразимо длинными ресницами, а нежные пальчики дернули ее за рукав.
— Что скажете, Кроуфи? — дрожащим от восторга голосом спросила принцесса.
— А что такое? — переспросила Мэрион, не вполне понимая, о чем речь.
— Папа разрешил нам погулять!
— Кому это — нам?
— Мне и Лилибет!
— То есть как — погулять? Выйти за дворцовые ворота?
— Именно! — просияв, подтвердила та. — Погулять по-настоящему, среди толпы! Отпраздновать нашу победу с народом!
— Как здорово! — с неподдельным восторгом воскликнула Мэрион. — Во сколько пойдем?
Улыбка на губах Маргарет поугасла:
— Нет, Кроуфи, вы с нами не пойдете. Мы пойдем вдвоем. Точнее, с парочкой конюших.
Отгадать, с кем именно, не составило особого труда — для этого достаточно было просто взглянуть, с кем продолжила танец Маргарет. Мэрион стояла посреди комнаты, точно громом пораженная, и внутри у нее вспыхнули боль и страх. Как Маргарет посмела так с ней разговаривать?! Неужели в толпе горожан, празднующих победу, девочкам ничего не грозит? Да еще в обществе женатого мужчины, явно положившего глаз на Маргарет?
Она успокоила себя тем, что принцесса могла слукавить и никакого разрешения на прогулку король на самом деле не давал. Маргарет вполне могла это придумать, воспользовавшись ситуацией и подстроив все так, чтобы в итоге наказали ни в чем не повинных людей. Мэрион решила, что стоит основательно в этом разобраться.
Она поискала взглядом короля и наконец заметила его — он тоже танцевал в длинной цепочке гостей, вот только совсем не так ритмично, как остальные. Мэрион бросилась к нему.
— Ваше величество! Маргарет мне сказала, что они с Лилибет сегодня вечером пойдут гулять…
Король зашелся натужным, болезненным кашлем, а когда тот чуть поутих, кивнул Мэрион. Из глаз у него брызнули слезы, а дыхание сбилось.
— Бедные мои девочки, — наконец проговорил он. — Они ведь и веселья-то особого никогда не знали, — заметил он и с этими словами удалился.
Мэрион вспомнилось все, чем они с принцессами занимались за эти долгие годы. Неужели им не было весело вместе? Она ведь старалась, как могла, придумывала, как сделать их жизнь интереснее, изобретала для этого непростые и находчивые планы.
Неужели этого никто не заметил? Неужели всем все равно?
Чувствуя себя брошенной и ненужной, Мэрион опустилась на стул в коридоре. Мимо проносились танцующие, объятые радостью и восторгом, а у нее на душе было тяжело и тоскливо. Пускай война выиграна — но она потеряла все, что так любила.
Чуть позже Мэрион отправилась на прогулку одна. Казалось, весь мир в этот день радуется и празднует победу. Точно сквозь мутное стекло, она наблюдала за тем, как благодарный народ в гражданском чествует всех, кто вышел на улицы в форме — солдат, моряков, дам из женских вспомогательных служб.
Все дружно распевали «Выкатывай бочку»[88], а от гомона толпы закладывало уши. Казалось, весь город ревет, вопит и кричит от счастья. Люди на улицах смеялись и плакали. Незнакомцы заключали друг друга в объятия и целовались. Ужас, лишения, страх и горе, выпавшие на долю народа, нашли теперь выход в этой истеричной, бескрайней радости. Вот только Мэрион ее совсем не чувствовала и не разделяла всеобщего ликования. В душе поселилась пустота.
Она несколько раз увильнула от задорных «хоуки-коуки» и «ламбет-уолка»[89], но чуть позже у статуи львов на Трафальгарской площади на нее налетел в толпе незнакомец — темноволосый, с широкой, приятной улыбкой.
— Здравствуй, красавица! — поприветствовал он ее, силясь перекричать шум. — До чего ж ты хороша! Прям кинозвезда! Никак со съемочной площадки к нам сбежала?
Мэрион смерила его невеселым взглядом. Уж чего-чего, а флиртовать ей сейчас совсем не хотелось.
Нисколько не смутившись ее недружелюбию, мужчина обвел ее смелым взглядом.
— Может, выпьем чего-нибудь?
Она замешкалась, но все же кивнула. Алкоголь ей сейчас не повредит. Уж во всяком случае, точно поднимет настроение. Ощущать такую тоску посреди всеобщего торжества было не просто неуютно, а поистине страшно Она чувствовала себя каким-то инопланетным существом.
Незнакомец схватил ее за руку и потащил вон из людского моря, а она не стала сопротивляться.
— Я ведь даже не знаю твоего имени! — крикнула она ему.
— Джордж, — бросил он через плечо. — Майор Джордж Бутлей к твоим услугам!
В пабе было людно и душно. От оглушительных воплей захмелевших посетителей закладывало уши. Кто-то фальшиво наигрывал на пианино. Рядом примостилась группка поющих, но они горланили так громко, что слов было почти не разобрать.
«Беги, кролик, беги, кролик, беги, беги, беги…»[90]
Ее впечатлило, что Джордж оказался майором.
— А где же твой мундир? — громко спросила она, но ответ расслышала с трудом. Кажется, он рассказал, что служил на Ближнем Востоке, но его часть расформировали еще до окончания войны. А у нее в голове уже созрел второй вопрос: — А откуда ты?
— Из серебряного города, окруженного златыми песками.
Она посмотрела на него вопросительно.
— Из Абердина, — уточнил Джордж.
Мэрион удивленно округлила глаза. Стало быть, он тоже шотландец! Но по речи этого никак нельзя было заметить — слишком уж сильно шумели вокруг.
— Никогда не слышала, чтобы его так называли!
— Ну куда тебе, — усмехнулся Джордж. — Ты ведь, как я погляжу, англичанка.
— Я шотландка! — обиженно воскликнула Мэрион.
— В самом деле? — В его темных глазах мелькнула насмешка. — А так и не скажешь! Как тебя зовут?
Как это ни странно, но его нахальная манера нисколько не злила Мэрион. Во всяком случае, сегодня, когда о правилах приличия, казалось, позабыл весь город.
Она сделала вид, будто не слышала его вопроса, а вместо ответа спросила, где он работает.
— В банке! — отозвался он. — А ты?
— Я учительница, — прокричала она в ответ.
Джордж смерил ее взглядом.
— Пожалуй, преподам тебе один урок, — вдруг сказал он и, притянув ее к себе, поцеловал.
Это произошло до того неожиданно, что Мэрион, не успев ни о чем подумать, невольно поддалась порыву. Ее вдруг охватило желание. Она почувствовала жаркую напористость Джорджа, крепко прижавшегося к ней. Он коснулся горячими губами ее уха и прошептал:
— Пойдем к тебе, а?
Она расхохоталась в голос. В Букингемский дворец?
— Ко мне, увы, никак нельзя.
— Ко мне тоже, — признался он.
Оказалось, что живет он в Эрлс-Корте — в пансионе, которым владеет крайне любопытная до чужих дел дама.
Все в итоге случилось прямо в переулке у кирпичной стены, посреди труб и водосточных канав. То было торопливое совокупление — и явно не единственное в округе. Радость от долгожданной победы распалила страсть во многих. Джордж оказался грубым, но поистине будоражащим любовником. Дрожа в его жарких руках, Мэрион вдруг почувствовала, как в ней наконец растворяется мучительное напряжение, а стеклянная стена, отгородившая ее от мира, рассыпается на мелкие осколки.