Мэрион заглянула в ее светлые глаза. Вот уже не в первый раз получалось так, что она рассчитывала на одно, а потом королева в самой что ни на есть очаровательной манере велит ей поступить в точности наоборот. За годы службы во дворце такое случалось не раз, и после подобных разговоров Мэрион всегда чувствовала обиду и унижение. Но теперь она ощутила неподдельное облегчение. Что ж, оно и к лучшему. Стало быть, она останется в Лондоне. Но это еще не все. Быть может, теперь подошел тот самый момент, когда нужно поставить точку.
— Маргарет очень рада, что Питер поедет с нами! Там ведь столько чудесных пляжей, по которым можно покататься верхом, а Питер — превосходный наездник! А вас, Кроуфи, верховая езда, кажется, никогда не прельщала? — спросила королева, и ее тонкие алые губы изогнулись в доброжелательной улыбке.
Мэрион опустила голову, устремив недоуменный взгляд в пол. Ей было совершенно очевидно, что Маргарет нарочно заговорила с королевой о верховой езде, чтобы Мэрион не взяли в поездку. Проницательная девочка знала, что Мэрион догадалась об истинной природе ее интереса к Питеру. И твердо решила, что не даст гувернантке испортить ей веселье.
Но разве же не такой возможности она так долго ждала? Лилибет гувернантка уже не нужна, да и Маргарет тоже. Так зачем она здесь? Вскинув голову, она выдавила из себя улыбку.
— Вам не кажется, мэм, что пришло время расстаться окончательно? — беззаботным тоном спросила она. — Маргарет быстро взрослеет. Сомневаюсь, что по возвращении из поездки ее будет легко заманить в классную комнату.
Стоило этим словам сорваться с губ, как она вдруг ощутила свободу и легкость. Кто бы знал, что это окажется так просто!
Но королева посмотрела на нее с неподдельным ужасом.
— О, Кроуфи! Это исключено! Само собой, Маргарет вернется к учебе! И думать забудьте об уходе! Мы без вас ни за что не справимся!
— Но я ни за что не останусь! — сказала она Джорджу, когда пересказывала ему события минувшего дня. — Это моя жизнь! И я сама решаю, что делать!
Он задумчиво играл ее волосами, а когда ласково скользнул пальцами по шее, по ее коже пробежала сладостная дрожь.
— Так-то оно так, но ведь она — королева, — шутливо заметил он. — Ты же не хочешь окончить свои дни в Тауэре?
Она перевернулась на живот и заглянула ему в глаза.
— Джордж! Можно подумать, ты мечтаешь, чтобы я с ними осталась! Неужели тебе не хочется, чтобы мы наконец зажили своей жизнью?
Он пробежал кончиком пальца по ее губам, а потом оставил на них поцелуй — долгий и страстный. Она тут же растворилась в море его ласк и томительного желания; ушла в него с головой, позабыв обо всем, что ее тревожило.
— Не волнуйся, — прошептал он, скользнув рукой ей под блузку. — Время у нас еще есть.
Глава пятьдесят девятая
Зима 1947 года стала, пожалуй, самой суровой на ее памяти. Все кругом замерзло и обледенело. Движение на дорогах парализовали снегопады и наледи. Магазинчики опустели, а поставка новых товаров в таких условиях шла крайне тяжело. Однажды ночью Мэрион проснулась и обнаружила у себя на лице кровь — оказалось, она порезалась уголком простыни, заледеневшим от ее же дыхания.
Газеты пестрели снимками овец, замерзших насмерть в полях — в том числе и неподалеку от Балморала. Некоторые статьи Мэрион высылала в Южную Африку в ответ на письма принцесс, приходившие с завидной регулярностью. Послания от Лилибет были полны сочувствия к страданиям британского народа.
О своих же собственных муках она не упоминала. Но из ее спальни исчез снимок бородатого юноши — видимо, Лилибет забрала его с собой. Из Англии принцесса отбывала в подавленных чувствах. Во всех газетах напечатали снимок, на котором она стояла у корабельного борта и с тоской смотрела назад, в сторону Англии. Все думали, будто она тоскует по родине.
А от писем Маргарет, напротив, так и веяло радостью. Она писала, что в Южной Африке чудесно, а Белый поезд великолепен. Но истинной причины своего восторга не упоминала. О Питере Таунсенде в ее письмах не было ни слова.
— Может, уйти прямо сейчас, пока они в отъезде? — однажды сказала Мэрион Джорджу.
Дело было воскресным утром в пансионе Эрлс-Корта. Чтобы проникнуть туда, требовалась особая изобретательность. Мэрион даже пришлось переодеться в один из костюмов Джорджа и прикинуться его коллегой, чтобы не вызвать подозрений вездесущей миссис Бэтстоун. Это было просто до умопомрачения весело — и вместе с тем эротично. Всякий раз, когда Мэрион сбрасывала пиджак, под которым ничего больше не было. Джордж рассыпался в комплиментах и говорил, что она безумно похожа на Марлен Дитрих.
— Как-то это не по-человечески — сбегать втихаря после стольких лет службы, — заметил Джордж.
— Думаешь? — с сомнением спросила она.
Недели сменяли друг друга, отнимая у нее драгоценное время. Уволиться, пока короля и его супруги нет в стране, — этот шаг казался ей очевидным и правильным. Ее донимало беспокойство. Давнее стремление не упускать ни единой из возможностей, какие только подбрасывает судьба, пробудилось в ней с новой силой. Когда-то в прошлом она была прогрессивной девушкой, живущей в мире, который по большей части можно было назвать старомодным. А теперь она и сама стала живым пережитком феодального прошлого в дивной новой Британии.
Ветер поствоенных перемен шквалами обрушивался на страну, сметая прежнее раболепие и пиетет; смел даже Уинстона Черчилля, чьи последователи так и не смогли добиться, чтобы ему «дали закончить работу». Он оставил пост премьер-министра, а вместо него на эту должность заступил Клемент Эттли, чье лейбористское правительство тут же занялось вопросами бесплатного здравоохранения, разбором трущоб и строительством на их месте настоящих удобных домов, а главное — созданием «государства благосостояния», готового прийти на помощь самым бедным членам общества. В этом мире гувернанткам уже не было места. А может, даже и королям.
— Лучше повременить, — твердо сказал Джордж. — Уходить надо с гордо поднятой головой, в медалях и при солидной пенсии!
— В медалях? — переспросила Мэрион и удивленно посмотрела на него.
О пенсии она и не задумывалась! В конце концов, она еще молода! Что она намеревалась сделать — так это вернуться к учительской работе.
— Да-да, пускай дадут тебе орден Британской империи, присвоят титул, все честь по чести. А еще за все твои заслуги пожалуют тебе дом!
Мэрион рассмеялась:
— Ну будет тебе дурака валять!
— Я просто о тебе волнуюсь, вот и все.
Королевское семейство возвратилось на родину. Уже очень скоро вид элегантного спортивного автомобиля Филиппа, припаркованного у бокового входа во дворец, сделался для всех привычным, а вечерами Мэрион, сидя в своей спальне, часто слышала шум в гостиной Лилибет, где принцессы и Филипп обыкновенно ужинали, а потом гонялись друг за дружкой по дворцовым коридорам.
Мэрион же на такие ужины не приглашали. Но проблема была не в том, что Филипп ее недолюбливал, — он, скорее, в упор ее не замечал, что было куда хуже. Для него она была обыкновенной прислугой, не представлявшей ровным счетом никакого интереса и не имевшей в его глазах ни капли значимости. Однако его мнение мало волновало саму Мэрион. Что ее действительно тревожило — так это то, что он внушит Лилибет такое же отношение.
Греческий принц не вызывал у нее никаких теплых чувств. И даже его шутки неизменно казались грубыми и бестактными. Но Лилибет, которая раньше была такой совестливой и чуткой, звонко над ними смеялась. Когда принц начал забавы ради кидать мячом по электрическим лампочкам — роскоши, которую в то время мог себе позволить далеко не каждый, — Лилибет с восторгом к нему присоединилась, даже не подумав о том, что кому-то придется потом эти самые лампочки заменять.
Как-то вечером под громкий звон железных подносов, на которых Филипп с принцессами решили прокатиться по лестнице, Мэрион решила уйти добровольно, пока еще есть такая возможность. Передав лакею записку, она выскользнула из дворца, чтобы позвонить Джорджу.
— Я попросила у нее встречи по одному очень важному и срочному личному вопросу, — сообщила она в трубку.
На том конце провода на мгновенье воцарилось молчание.
— Ясно, — отозвался наконец Джордж.
Внутри у Мэрион закопошилась тревога.
— Ты разве не хочешь на мне жениться?
— Конечно, хочу! — поспешно проговорил он, силясь ее успокоить. — Просто это все немножко неожиданно. Улик только-только назначил меня управляющим банка.
Мэрион не поверила своим ушам.
— Улик? Сэр Улик Александр?
Неужели это тот самый надменный и осанистый господин, занимавший должность хранителя денег на личные расходы короля?! Она и не думала, что Джордж с ним знаком!
— Он меня позвал — и я согласился, — подтвердил Джордж. — Как-никак, майоры должны держаться вместе, — заметил он, хотя, сказать по правде, крайне редко упоминал о своей военной службе.
Трубку Мэрион повесила с чувством смутной тревоги. Неужели это все — дело рук королевы? Неужели она нарочно завлекла Джорджа в свои королевские сети, чтобы ей, Мэрион, сложнее было уйти из дворца? Время стремительно иссякало — медлить было нельзя.
В назначенный час она, запыхавшись от быстрой ходьбы, постучалась в дверь королевского кабинета, сама не своя от волнения.
— А, Кроуфи, это вы! Входите!
Королева сидела за столом, и ее едва было видно за бахромистыми абажурами и фотографиями в серебряных рамках. В комнате, как и всегда, было душно, а воздух насквозь пропитался ароматом роз.
Лакей, изо всех сил стараясь быть незаметным, закрыл за Мэрион дверь, и она шагнула к королеве. Чтобы почувствовать себя хоть немного увереннее, она надела на эту встречу новое платье из красного шелка, купленное по настойчивой просьбе Джорджа. Наряд был эффектный и модный — с узкой юбкой и широкими плечиками. Джордж настоял и на покупке туфель на шпильках, которые теперь утопали в мягком ковре, так что удерживать равновесие было непросто, а особенно с большой фотографией в тяжелой раме, которую Мэрион прижимала к себе. Идея захватить ее с собой сперва казалась ей удачной, но тепер