о он хоть что-то смыслит в этом деле, а из-за аристократического происхождения. Получается, что Мэрион, прекрасно знавшую Лилибет и ее жизнь, сочли недостойной писать о ней заметки, потому что она, видите ли, из прислуги. И это после стольких лет верной службы! Просто уму непостижимо!
Тогда Мэрион согласилась с этими доводами. Возмущение Джорджа пробудило праведный гнев и в ней самой. И теперь, опустившись на краешек дивана, она пыталась вновь погрузиться в это состояние. Она ненароком наступила на что-то — как вскоре выяснилось, на чью-то лапку. Из-под дивана донесся недовольный визг.
— Крекерс в своем репертуаре, — улыбнулась королева.
— Какой крекер, ваше величество? — спросила Мэрион, не сумев скрыть замешательства.
— Да не крекер, а Крекерс! Пса моего так зовут! — воскликнула королева и звонко расхохоталась.
А Мэрион между тем задумалась, как это все понимать: то ли она снова невольно выставила себя дурочкой перед королевой, то ли та нарочно это подстроила, чтобы поглумиться. Начало беседы складывалось из рук вон плохо.
Утерев слезы, выступившие на глаза от смеха, королева села поудобнее.
— Так о чем вы хотели со мной поговорить, Кроуфи?
Мэрион всю трясло от нервов, но она заставила себя собраться и вкратце объяснила цель своего визита. Королева выслушала, не проронив ни слова, а потом задумчиво посмотрела куда-то вдаль. В ушах у Мэрион гулко стучала кровь, она с волнением ждала, чем же кончится это молчание.
Наконец королева повернулась к ней.
— Вы так долго пробыли с нами, Кроуфи… — начала она ласковым тоном.
В душе у Мэрион забрезжила надежда.
— Шестнадцать лет, мэм. И правда немало.
— Вы — человек здравомыслящий и совестливый, и всегда были нам преданны.
— Спасибо на добром слове, мэм, — ответила Мэрион. От облегчения у нее закружилась голова.
Королева приподняла пухлый подбородок и устремила на Мэрион холодный, как свет прожектора, взгляд своих льдистых глаз, хотя голос ее по-прежнему оставался ласковым и теплым.
— Но я искренне полагаю, что вам лучше одолеть соблазн и не идти на поводу у американских денег. Если вас будут осаждать напористые редакторы — не поддавайтесь на их уговоры. Отвечайте отказом на любые предложения написать о нашей семье. Эта тема должна быть для вас глубоко личной и значимой, и неважно, какие деньги вам посулят за эти самые статьи.
Ее слова окончательно сбили Мэрион с толку.
— А как же мистер Морра?.. — спросила она.
Уж ему-то явно не пришлось одолевать никакие соблазны. Почему в этом случае королеву не волновали редакторы, доллары, нарушение личных границ? Видимо, потому что все происходило с ее позволения. Прав был Джордж. Вот только чем же она, Мэрион, хуже?
А звонкий, беззаботный голос продолжал:
— Но я не имею ничего против того, чтобы вы поделились с ним воспоминаниями. Пускай они лягут в основу его заметок. Но писать под собственным именем — это я вам запрещаю. Этот шаг может привести… — ее тонкие алые губы дрогнули, — к большим неприятностям.
— Да я в жизни не напишу ничего такого, что оскорбило бы вас или ваших близких, мэм! — с негодованием воскликнула Мэрион. Она сглотнула подкативший к горлу ком и зажмурилась, чтобы сдержать слезы. — Я ведь люблю ваших дочерей, как родных, мэм.
Королева поспешно отвела от нее взгляд, точно от плачевного и мерзкого зрелища.
— Все те годы, что вы проработали у нас, вы и вправду проявляли образцовую сдержанность в этом вопросе, — сказала королева, глядя на камин. — И все же, повторюсь, вам не стоит публиковать от своего имени никаких воспоминаний о моих детях. Если вы на это пойдете, мы вообще никому доверять не сможем.
Но ведь Морре она доверилась! Разве же он служил ей верой и правдой долгих шестнадцать лет? Разве пожертвовал ради нее своей юностью и семейным счастьем?
Королева вновь устремила на Мэрион свой льдистый взгляд.
— Кроуфи, вы должны понять, что все, кто составляют наше окружение, обязаны соблюдать строжайшую конфиденциальность. Иначе — никак.
Это явно было ее последнее слово. В комнату вновь вошел паж. Дверь распахнулась. Мэрион поднялась с дивана, опустилась перед королевой в глубоком реверансе и удалилась. Крекерс, запрятавшийся под диваном, недовольно зарычал.
Когда она вернулась домой и рассказала обо всем Джорджу, тот разъярился пуще прежнего, и это само по себе было весьма предсказуемо. Он стал упорно убеждать ее написать свои воспоминания. Мэрион согласилась с тем, как подло и несправедливо разрешать придворному то, что запрещено прислуге. Но королева сказала свое веское «нет», и с этим оставалось только смириться. Да и ни к чему было изводить себя сожалениями. Мэрион склонялась к решению окончательно порвать с прошлым. Увидеть в случившемся знак судьбы, покинуть Лондон и начать жизнь с чистого листа где-нибудь далеко-далеко отсюда.
Все равно в ее положении ничего уже толком не сделаешь. Даже если она и напишет свои собственные воспоминания, куда она с ними пойдет?
Глава шестьдесят четвертая
Шампанское искристой и пенистой струей хлынуло в хрустальный бокал. Мэрион подождала, пока оно поглотит блестящие кубики колотого сахара и лимонную цедру. В вихре пузырьков закружилась ярко-красная вишенка.
На хрустале вспыхивали яркие отблески света, лившегося из огромной люстры, отбрасывавшей сверкающие блики на позолоченную лепнину. Потолок был украшен фигурками херувимов, фризами и карнизами, точь-в-точь как в Букингемском дворце, и здесь тоже всем заправляла миниатюрная, темноволосая женщина. Вот только дело происходило вовсе не во дворце, а в номере отеля «Ритц». А посреди комнаты на ковре, щедро украшенном узорами из цветов и ленточек, стояла не королева, а Беатрис Гульд.
Она поприветствовала Мэрион с таким теплом, будто они виделись вовсе не долгих семь лет назад, а на прошлой неделе. Время оказалось к ней милосердно: ее фигурка не утратила изящества, лицо сохранило живость, а в темных глазах пылал тот же лукавый огонек, который Мэрион так хорошо запомнила. Внезапная гостья, без спросу явившаяся на королевское чаепитие, с тех пор стала выглядеть гораздо эффектнее.
Пожалуй, даже чересчур эффектно, если говорить по чести. На губах у нее поблескивала ярко-красная помада, а на ногтях — лак в тон. Белоснежный костюм-двойка, сшитый по последнему писку моды и отороченный черным, казался чуть ли не до смешного нарядным, особенно в сочетании с тяжелыми жемчужными бусами.
— За ваше здоровье, Мэрион! — поприветствовал ее Брюс Гульд со звучным огайским произношением. Он был прямо-таки образцовым — если не сказать карикатурным — американцем: высоким, как гора, широкоплечим и удивительно радушным. Он вскинул руку, и коктейль беспокойно заметался по его бокалу. — Очень рад встрече! Так приятно вернуться в Англию, где у нас живет столько давних друзей! Взять хотя бы леди Астор, маркизу Рединг и баронессу Эллиот! И это далеко не полный список!
— Еще не забудь о наших добрых друзьях из Правительства, — торопливо добавила Беатрис. — И из Министерства иностранных дел, и — само собой — из королевского дворца!
— Как поживаете, Мэрион? — одарив ее ослепительной улыбкой, поинтересовался Брюс. — Если вы, конечно, не против, чтобы к вам так обращались.
Джордж, притаившийся в углу, энергично кивнул Мэрион, давая понять, что с Брюсом лучше не спорить.
— О, пожалуйста-пожалуйста! А как ваши дела, миссис Гульд?
— Зовите меня Беатрис! Все прекрасно, спасибо! И это еще слабо сказано! Дела у «Лейдис Хоум Джорнал» идут как нельзя лучше!
— Мы с Беатрис вдохнули в журнал новую жизнь! — поведал Брюс. — И сейчас он бьет все мировые рекорды по тиражам!
— Среди женских журналов, — уточнила Беатрис.
— Полтора миллиона! — восторженно продолжил Брюс. — Целых полтора миллиона преданных американских леди! Мы так зовем наших читательниц!
— Хотите знать, в чем наш секрет? — поинтересовалась Беатрис, подавшись вперед и опустив ладонь с алыми ногтями на колено Мэрион, обтянутое красным бархатом — сегодня она была в том самом платье, которое надела когда-то на свадьбу Лилибет. — Мы публикуем то, что интересно прочесть нашим читательницам. И нанимаем лучших литераторов!
— И вы можете стать одной из них! — вставил Брюс. — Только подумайте: ваши заметки прочтет полтора миллиона американских леди! Как вам такое? — поинтересовался он, наполняя ее бокал. Шампанское тихонько зашипело.
Мэрион посмотрела на Брюса.
— Ее величество не разрешает мне их писать. Она хочет, чтобы этим делом занялся Дермот Морра.
— Сказать по правде, это сущее безумие! — воскликнула Беатрис. — Сумасшествие, да и только! Дермот — отвратительный писатель. Да и потом, он знает принцесс куда хуже, чем вы! Куда правильнее будет, если автором выступите вы!
— И куда прибыльнее, — добавил Брюс, выразительно подмигнув Джорджу.
Беатрис стиснула ее руку.
— Милая моя, это, наверное, страшно оскорбительно, когда с тобой так обходятся… Вы ведь в течение шестнадцати лет воспитывали принцессу Елизавету?
— Именно так, — подтвердил из угла Джордж.
Но Беатрис не обратила на него внимания. Она не сводила черных глаз с Мэрион.
— Вы делали все для этих девочек. Вы не оставили принцесс даже тогда, когда их родители были далеко. Вы прошли вместе с ними все трудности и войну. Я правильно понимаю?
— Все так, — вновь подал голос Джордж.
— Милая моя, так это вы их настоящая мать, а вовсе не королева Елизавета. Это вы их воспитали. И именно об этом и хотят поподробнее узнать американские леди. Однажды принцесса и сама станет королевой, притом замечательной — это видно уже сейчас, — и во всем мире ее будут уважать и любить. А все благодаря вам, моя милая!
Мэрион, проглотив ком, вставший в горле, не нашла в себе сил на ответ. Беатрис была совершенно права — права во всем. Мэрион отхлебнула коктейль, чтобы ничего не говорить.
— Международные отношения — крайне важная сфера нашей работы, — прогремел Брюс с высоты своего роста. — Мы верим, что нам удастся сплотить наши народы, несмотря на расстояние. И мы очень хотим, чтобы Америка и Великобритания сблизились. Если помните, Беатрис даже приезжала сюда в военные годы вместе с миссис Рузвельт — и ровно по этой причине.