Гувернантка — страница 8 из 74

Когда она добралась до города, небо заволокли темные тучи, похожие на громадные черные башни, пророча страшный ливень. Мэрион со всех ног бросилась по Принцесс-стрит, думая лишь о том, как бы поскорее укрыться от непогоды. Прохожие тоже заметно ускоряли шаг, с тревогой поглядывая на мрачное небо.

Начался дождь, и с каждым мгновением мощь его нарастала. Совсем скоро он накрыл весь город непроглядно-серой пеленой, звонко стуча по тротуару и журча в водостоках. Шляпа у Мэрион насквозь промокла, и ее безнадежно испорченные поля теперь неказисто свисали на самое лицо, вместе с поникшими цветами. Мокрые волосы прилипли к шее, а платье — к ногам. Вода хлюпала в туфлях, а каблуки скользили по влажной мостовой.

Народу на улицах почти не было. От грозы все кругом так потемнело, что редким автомобилистам, проезжавшим мимо, даже пришлось включить фары. Сквозь шипящую стену дождя те походили на желтые глаза. В вышине загремел гром, а потом полыхнула молния.

Наконец впереди показались размытые и мрачные очертания университета. Придерживая испорченную шляпу, Мэрион побежала по мокрой траве. Под ногами у нее хлюпала вода, каблуки проваливались в размокшую землю. С лестницы, ведущей в центральное здание, сбегал самый настоящий водопад.

Она пронеслась по коридору и взбежала по деревянным ступенькам. Впереди замаячила заветная дверь. Мэрион повернула ручку и с широкой улыбкой вошла в комнату Валентина.

Приветствие так и замерло у нее в горле. На постели, в хаосе знакомых простыней, лежали двое. Один из них — Валентин — зажмурился в экстазе, пристроившись меж двух белоснежных, широко расставленных ног. Они принадлежали хорошенькой длинноволосой блондинке, голова которой металась по подушке, — пик наслаждения был близок.

— Боже! — кричала блондинка с безупречным английским произношением. — Боже!

Глава седьмая

Никогда еще в своей жизни Мэрион так не злилась. Какая же она наивная дурочка! А Валентин — наглый обманщик, да и только! Ему нет никакого дела до народа — он думает лишь о себе! Она не желала больше его видеть. Да пошел он к черту с этим своим ненаглядным Эсмондом и остальными чванливыми аристократиками, которые строят из себя не пойми что и прикидываются социалистами! Ей вспомнились сладостные стоны той блондинки. Хорош борец с оплотом буржуазии, нечего сказать! Вместо того, чтобы срывать оковы с рабочего класса, он лучше сорвет белье с богатенькой девицы.

Матушка, которой Мэрион изложила сокращенную версию событий, только сильнее испортила ей настроение.

— А я тебе говорила! — заявила она, щедро присыпав солью дочкины раны. — Я ни секунды ему не доверяла!

А когда она узнала, от какой работы сегодня отказалась дочь, ее негодование запылало с новой силой. Она и здесь сочла виноватым Валентина, и Мэрион не стала ее разубеждать.

Девушка с головой ушла в подготовку к новому семестру. Но сосредоточиться было трудно. Предательство Валентина изменило все. Былые мечты больше не влекли. Она разочаровалась во всем — даже в учебе и в своем желании вернуться на Грассмаркет.

Ей нестерпимо хотелось исчезнуть — хотя бы на время. Она даже подумывала, не поехать ли в Гордонстоун, к Питеру, — может, он согласится ее принять! Но, если отмести в сторону романтическую подоплеку, неужели частная школа в горах — и впрямь ее истинное призвание?

Работа в доме герцога, от которой Мэрион так решительно отказалась, представилась ей теперь в новом свете — она разглядела в ней желанную возможность уехать в Лондон, пускай и на время. А на Грассмаркет можно вернуться и потом, как только страсти поулягутся.

Но момент был упущен. Наверняка на ее место уже позвали другую. Как любила повторять матушка, целый свет так и жаждет поработать на герцога Йоркского да понянчить юных принцесс.

Мэрион проводила дни напролет в этих невеселых размышлениях, но в один прекрасный день, к полному ее изумлению, на пороге как ни в чем не бывало возник Валентин. Матушки в это время дома не было — видимо, он тщательно подбирал момент, а может, ему просто повезло.

Мэрион сидела с книжками за раскладным столиком: в гостиной было слишком тесно, чтобы поставить сюда обычный письменный стол. Валентин уселся в кресло миссис Кроуфорд, стоявшее у камина, закурил и посмотрел на Мэрион чистым, невинным взглядом.

— Я не хочу тебя терять, — заявил он.

Мэрион нестерпимо захотелось расхохотаться, но еще сильнее — стукнуть его вазой.

— Поздновато как-то, тебе не кажется? — спокойно спросила она. — Между прочим, я застала тебя в постели с другой!

— Да, но это ничего не меняет.

— То есть как это не меняет?! — не веря своим ушам, переспросила она.

— Можно любить двоих одновременно.

— Что?!

— Я называю это пересмотром традиционных отношений, — поведал он, улыбнувшись еще шире. — В наш прогрессивный век и любить надо по-новому!

Мэрион распахнула рот от изумления.

— И я вправе любить вас обеих, — пояснил Валентин так, будто ничего проще на свете не существует, и пригладил волосы. — Почему нет?

Мэрион лишилась дара речи. Но, по счастью, кое-кому удалось избежать той же участи.

— Пошел вон! — грозно вскричала миссис Кроуфорд.

Никто не слышал, как она вернулась. Матушка не могла похвастаться ни высоким ростом, ни физической силой. Но теперь, замерев на пороге комнаты, она походила на мифическое существо, явившееся покарать преступника. Ее взгляд метал молнии, а на круглом и добром лице застыла подлинная ярость.

— Как будто мы мало от тебя натерпелись, — злобно процедила она.

Валентину не пришлось повторять дважды. Он послушно сбежал вместе со своей «прогрессивной любовью».

— Скатертью дорожка! — крикнула ему вслед миссис Кроуфорд.

Громко хлопнула дверь. Портрет королевы, который матушка недавно повесила на стену, покосился.

— Нашла у порога. Наверное, принесли с почтой, — сказала матушка, помахивая каким-то конвертом. — Выглядит внушительно. Если, конечно, не обращать внимания на грязь. Юный мистер Ленин ухитрился наступить на него, когда убегал!

На увесистом кремовом конверте и впрямь темнел отпечаток подошвы… а еще королевская корона! Внутри лежали два плотных и гладких листа бумаги. Вверху одного из них витиеватыми красными буквами был отпечатан адрес: «Роял-Лодж, Большой Виндзорский парк».

Мэрион пробежала глазами строки, выведенные округлым, петлистым почерком.

— Пишет герцогиня Йоркская, — медленно сообщила она.

Миссис Кроуфорд так и ахнула.

— Чего она хочет?! Что там?

«Почему бы вам не приехать к нам на месяц, чтобы мы все же могли присмотреться друг к другу?» — писала герцогиня.

Мэрион удивленно округлила глаза. Несмотря ни на что, ей все-таки дали второй шанс.

Часть втораяПикадилли, 145

Глава восьмая

Поезд с грохотом несся по живописным полям на юг. Вдоль дороги мрачной стеной тянулась неряшливая изгородь зелени, а порой мелькали ветвистые деревья, отделявшие друг от друга золотистые луга, на которых колосилась спелая пшеница. А у самых рельс пестрели желтые якобеи и алел барбарис.

На полке над головой Мэрион лежал ее чемоданчик, набитый по большей части старой одеждой. Пальто у нее тоже было поношенное. Купить новые вещи было ей не по карману: королевская семья не сулила особых богатств.

Матушка пребывала в расстроенных чувствах. Она, как могла, старалась подлатать дочкин гардероб, но очень переживала, что получилось не особо хорошо.

— Да не волнуйся ты так, — сказала ей Мэрион. — Я ведь уезжаю всего на месяц! Да и потом, если они и вправду потребуют, чтобы я одевалась изысканнее, я попрошу, чтобы мне сперва повысили жалованье!

Сказать по правде, жалованье, которое пообещало ей герцогское семейство, было еще меньше, чем у леди Роуз, а все потому, что Мэрион должна была жить в их доме. Ей отвели комнату в Роял-Лодж — загородной резиденции, расположенной в Виндзоре, куда герцог с женой и детьми выезжал на выходные. А по будням Мэрион должна была жить в его доме на Пикадилли.

— Представь, у этой семьи аж два дома! — с восторгом сообщила она матушке.

— Недаром они королевских кровей, — заметила в ответ миссис Кроуфорд, точно это все объясняло.

Но, увы, объяснение исчерпывающим не было — во всяком случае, для Мэрион. И особенно остро она это ощутила, когда прощалась с Энни в ее жалком жилище, которое день ото дня ветшало лишь сильнее. Мэрион сердилась на себя за то, что не может рассказать, куда же она уезжает. Но как в таком признаешься? Слишком уж велика пропасть между тем миром и этим.

— Я скоро вернусь, — пообещала она девчушке.

Энни прижалась к ней. Ноздри Мэрион обжег резкий запах немытого тельца.

— Мисс Кроуфорд, а можно мне с вами? — спросила девочка с сильным эдинбургским выговором.

Мэрион зарылась чистым лицом в ее сальные волосы.

— О Энни… — прошептала она, — как бы я этого хотела…


Раньше Мэрион не обращала особого внимания на маленьких принцесс, но перед отъездом основательно изучила матушкин альбом. Девочки на снимках больше походили на куколок с белоснежней кожей и аккуратными локонами, чем на живых детей. Они всегда были безупречно причесаны и носили одинаковые пышные платьица. Мэрион долго разглядывала их на снимках, пытаясь угадать характер сестер. Но лица девочек были непроницаемы.

Старшую из принцесс звали Елизаветой Александрой Марией. Она родилась в Лондоне, в апреле 1926-го. В этот день министр внутренних дел лично присутствовал в доме, а свои поздравления прислали девять правящих королей, одна королева и император. Мэрион живо представился государственный муж в цилиндре, который нервно расхаживает по комнате, куда то и дело прибегают почтальоны с конвертами, на которых стоят королевские гербы. А спустя четыре года в замке Глэмис на свет появилась принцесса Маргарет Роуз Йоркская, став первым за три сотни лет отпрыском королевских кровей, родившимся в Шотландии. В Лондоне ее рождение ознаменовал колокольный звон в соборе Святого Павла и праздничный залп из сорока одной пушки, выставленной в Тауэре.