— Очень хорошо, — сказала девушка, посмотрев на коленопреклоненную рабыню. — Я подожду на улице.
Потом она взглянула на меня и сказала:
— Когда ты закончишь с ней, пришли ее ко мне.
— Хорошо, — ответил я.
Беверли стояла на коленях рядом со мной, счастливая, и я откинулся назад и лег на спину, на тунику, на камни улицы. Я почувствовал, как ее маленькие руки с любовью, робко касаются моих плеч и груди.
— Я не знала, что ты можешь быть таким, — сказала она. — Я никогда не видела тебя таким раньше.
— Женщина по-другому смотрит на мужчину, когда она рабыня, — высказался я.
— Да, господин. — Она улыбнулась. — Что ты должен думать обо мне? — печально спросила она.
— Я не понимаю, — проговорил я.
— Как я вела себя, как поступала, — объяснила она.
— Я не-понимаю.
— Как ты можешь уважать меня? — спросила она.
— Я не уважаю тебя.
— Ты не уважаешь меня? — не поверила она.
— Нет, — повторил я, — конечно нет, ведь ты рабыня.
— Да, господин. — Она улыбнулась и нежно поцеловала меня в правое плечо.
Затем она опустилась на колени рядом со мной. Ее колени были разведены в позе угождающей рабыни.
— Ты мало думаешь о рабынях, не так ли? — спросила она.
— Да, — согласился я.
— И значит, ты мало думаешь обо мне?
— Это так.
— Я хорошая?
— Да.
— А, если бы я не была хорошей?
— Тогда я не бросил бы еще одну монетку в твою коробку, — ответил я.
— А если бы я не оказалась хорошей в первый раз, после того как ты положил первую монетку в коробку?
— Я бы побил тебя.
— Ты мог бы побить меня? — не поверила она.
— Да.
— Я рада, что ты нашел меня приятной.
Я улыбнулся.
— К тому же, — продолжала Беверли, — ты бы имел право на возмещение убытков, хотя я сама не могла бы возместить их тебе, поскольку коробка заперта. Ты бы мог получить свои деньги позже, у моего хозяина.
— Я знаю, — согласился я.
— Но тогда я снова была бы побита, — проговорила она, — и без сомнения, кнутом.
— Да, — подтвердил я.
Удовлетворение от монетной девушки в своем роде гарантировано, или можно получить свои деньги назад. Ничего удивительного, что девушки в таких условиях стремятся изо всех сил доставить удовольствие.
— Я положил вторую монетку, не так ли, в твою коробку? — спросил я.
— Да, господин.
— Принимайся за дело.
— Да, господин, — ответила она и, нагнувшись вперед, легла на меня.
Я почувствовал ее сладкие губы, и маленькие зубы, и язык на моем теле. Несколько мгновений спустя я приказал ей лечь на спину.
Она лежала рядом со мной. Затем я подтянул ее за цепь поближе к себе и бросил еще одну монетку в маленький металлический ящик. Она поцеловала меня.
— Еще раз, господин? — спросила она.
Я взял ее за руки и бросил под себя.
— Знаешь ли ты название этой улицы? — спросил я.
— Улица Извивающейся Рабыни, — ответила она.
— Извивайся, рабыня!
— Да, господин.
Прошел еще один час. Она лежала рядом со мной, мягко прижимаясь всем телом, целуя мою руку, плечо и грудь покорно, нежно.
— Очень хорошо, — сказал я.
— О да, господин, — выдохнула она. — Да, да, господин!
Затем она снова была подо мной, и я посмотрел в ее глаза.
— Да, господин, — проговорила она. — Да, да, да, господин!
Я приготовился снова овладеть ею, когда внезапно увидел страх в ее глазах.
— О нет, господин! — закричала она. — Нет! Нет!
— В чем дело? — спросил я.
— Монета! — воскликнула она в отчаянии. — Монета. Ты не заплатил!
Я улыбнулся.
— Я монетная девушка, — отчаянно закричала она. — Мной нельзя владеть без монеты!
— О! — протянул я.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Пожалуйста, заплати монету!
— Ты умоляешь об этом?
— Да, господин, — проговорила она. — Да, господин!
— Очень хорошо, — сказал я и положил следующую монетку в коробку для денег.
— Спасибо тебе, господин, — выдохнула она, протягивая мне губы. — Теперь возьми меня, возьми меня, возьми меня!
— Очень хорошо.
— Скоро рассвет, — заметил я.
— Да, господин, — прошептала она тихо, испуганно.
— Мы должны подумать о твоем возвращении к хозяину, — проговорил я.
— О, пожалуйста, господин, не сейчас, — взмолилась она. — Позволь мне побыть с тобою еще хотя бы совсем немного.
— Хорошо, — согласился я, — может быть, секундочку.
— Я никогда не захочу покинуть тебя, — призналась она и схватилась за меня.
— Кому ты принадлежишь? — спросил я.
— Не знаю, — проговорила она, — без сомнения, какому-то содержателю монетных девушек. Меня отдали ему при дележке добычи, захваченной во владениях Поликрата.
— Как он выглядит, твой хозяин?
— Я не знаю, — сказала она. — Я ни разу в жизни не видела его.
— Какой он человек? — спросил я.
— Он грубый и жестокий, неуступчивый и безжалостный, — призналась она. — Он держит меня как рабыню.
— Ты боишься его?
— Я ужасно боюсь его, — сказала она. — Я принадлежу ему.
— Возможно, он не такой уж плохой человек, — заметил я.
— Он содержит меня закованную в подвале, в темноте, — проговорила она. — Он кидает мне куски пищи, которые я, будучи на цепи, должна или найти, или испытывать муки голода.
— Возможно, он просто хочет приучить тебя к тому, что ты рабыня, — предположил я.
— Он уже очень хорошо научил меня этому, — согласилась она.
— По словам, он не производит такого уж плохого впечатления, — сказал я. — Если бы ты принадлежала мне, может быть, я обращался бы с тобой так же, по крайней мере первое время.
— Пока бы я не поняла как следует, кому я принадлежу? — спросила она.
— Да.
— А что, если девушка не способна выучить урок?
— Ее всегда можно скормить слинам, — объяснил я.
— Она выучит урок, и хорошо выучит, — проговорила девушка.
— Конечно.
— Но он ни разу не позвал меня к своей кушетке, чтобы обидеть, или приласкать, или приказать мне доставить ему удовольствие.
— Понимаю, — ответил я.
— Если бы ты владел мною, — поинтересовалась она, — ты бы использовал меня к этому времени, не так ли?
— Да, — подтвердил я, — если бы я владел тобой, несомненно, к этому времени я бы заставил тебя доставлять мне удовольствия.
— Возможно, он не находит меня привлекательной, — предположила она. — Возможно, у него много женщин. Возможно, он не видит во мне ничего любопытного, что можно было бы использовать.
— Возможно, — согласился я.
Она лежала, прижавшись ко мне, головой на моем бедре и дрожала.
— Я боюсь быть рабыней, — прошептала она.
— У тебя есть для этого основания, — ответил я.
— Меня могут купить, или продать, или просто отдать, — продолжала она. — Меня даже могут убить по малейшей прихоти хозяина.
— Да.
— Господин, — обратилась она ко мне.
— Да?
— Господа не уважают своих рабынь, не так ли? — спросила она.
— Конечно нет, — ответил я.
— Но не могут ли они иногда испытывать другие чувства по отношению к ним? — Ее голос был тихим и испуганным.
Я понял, что она боится, что ее могут ударить.
— Да, могут, — ответил я.
— Какие чувства? — В вопросе слышалась робость, мольба.
— Раздражение, — начал я, — желание, вожделение.
— Но нет ли еще каких-то чувств, которые хозяин мог бы иногда испытывать по отношению к своей рабыне? — снова спросила она.
— Какие чувства ты имеешь в виду? — уточнил я.
— Пожалуйста, господин, — всхлипнула она, — не заставляй меня говорить!
— Хорошо, — согласился я.
Я почувствовал ее слезы и ее волосы у себя на бедре. Несомненно, трудно, подумал я, быть девушкой-рабыней. Они такие беспомощные.
— Уже светло, — заметил я.
— Я слышу колокольчик, — прошептала она.
— Это не колокольчик монетной девушки, — объяснил я. — Это колокольчик торговца молоком боска. Он обходит округу, поднимаясь по улице.
— Не отсылай меня от себя, — попросила она.
— Но ведь тебя, рабыня, могут увидеть, раздетую, привязанную за поводок, лежащую на улице? — спросил я.
— У рабынь нет гордости, — ответила она.
— На колени, — скомандовал я.
— Да, господин, — ответила она, вставая на колени.
Я поднялся и посмотрел на нее, стоящую на коленях на камнях в сером свете горианского рассвета.
— Используй меня еще хоть разок, — умоляла она, — прежде чем отошлешь прочь.
Я смотрел на нее.
— Укороти мой поводок, — попросила она. — Свяжи мне руки спереди. Привяжи меня плотно к кольцу.
— Торговец молоком боска приближается, — заметил я.
— Мне все равно, — сказала она. — Возьми меня у него на глазах.
Довольно грубо я подтянул ее за кожаный ошейник к кольцу. Там я развязал и снова завязал поводок, значительно укоротив его. Она стояла на коленях у стены. Тугая привязь была натянута между тяжелым металлическим кольцом и крепким кольцом на ее ошейнике сзади. Поводок держал ее голову поднятой вверх и был длиной около восемнадцати дюймов. Девушка вытянула руки в мою сторону, скрестив запястья. Свободным концом поводка я крепко связал их вместе у нее спереди. Потом я снова посмотрел на нее.
— Ты теперь связана почти так же, — проговорил я, — как та девушка на дороге, недалеко от лавки Филебаса в Аре.
— Да, — счастливо выговорила она.
— Я принес ей глоток воды, — вспомнил я. — Я установил плату за эту услугу — она должна была отдаться мне.
Это произошло очень давно, когда я был шелковым рабом во владении леди Флоренс из Вонда. Позже я сам захватил в плен свою госпожу и продал ее в рабство. Она теперь принадлежала Майлзу из Вонда, который помог нам в нашей борьбе против пиратов. Она была частью добычи, как и многие другие рабыни, взятой во владениях Поликрата. Моя бывшая госпожа была теперь не чем иным, как послушной и радостной рабыней для любви у гордого уроженца Вонда.