Я овладел ею и крепко сжал в объятиях.
— Господин. — Она заплакала.
— Что случилось? — поинтересовался я.
— Ничего.
— Тебя надо будет бить кнутом?
— Нет, господин. — Она продолжала всхлипывать. И тут она выкрикнула: — Неужели я для тебя всего лишь монетная девушка?
— А кем же еще ты можешь быть? — удивился я.
— Никем, — все плакала она. — И ничем.
Тут она сильно ухватилась за меня, рыдая от отчаяния.
— Купи меня, — просила она, — купи меня! Оставь меня себе! Оставь меня! Я не хочу покидать тебя! Купи меня, господин, я умоляю тебя! Я буду хорошей рабыней для тебя! Я буду приносить тебе столько удовольствия, сколько могли бы тысячи девушек! Я хочу быть твоей рабыней! Я умоляю тебя, господин! Я умоляю тебя купить меня!
Закончив с ней, я поднялся на ноги. Она лежала потрясенная, рыдающая у моих ног. Я посмотрел на нее. Было приятно видеть ее такой.
Я одернул свою тунику. Потом пнул рыдающую рабыню.
— На колени, — приказал я.
— Да, господин, — ответила она и встала на колени.
— Поправь колокольчик и коробку для монет, — скомандовал я.
— Да, господин, — повиновалась она.
— А теперь завяжи свою тунику, — сказал я. — Скоро могут показаться свободные женщины. Мы не должны шокировать их.
— Да, господин…
Стоя на коленях, содрогаясь, с опущенной головой, она запахнула тунику и плотно подвязала ее.
Я услышал, как длинная горизонтальная ставня поднялась вверх, над прилавком. На улице открылся магазин. Это была лавка кожевенника.
Девушка в мучении смотрела на меня. Тогда я, дернув поводок, поднял ее на ноги. Ошейник уперся ей в подбородок. Я скрутил поводок и положил ей в руку.
— Крепко держи поводок, — велел я.
— Да, господин, — прошептала она.
Таким образом она сама поведет себя на поводке, отведя руку на шесть дюймов от кольца.
— Найди девушку, которая управляла твоим поводком минувшей ночью, — сказал я, — она ждет вверх по улице. Найди ее и попроси быстро вернуть тебя твоему хозяину.
— Да, господин, — шепнула она.
Я внимательно посмотрел на нее.
— Пожалуйста, господин, — взмолилась она, — пожалуйста!
Я указал на улицу.
— Да, господин, — произнесла она и, повернувшись, спотыкаясь и плача, звеня колокольчиком монетной девушки, позвякивая монетками в коробке на шее, пустилась вверх по улице.
18КЛЯП И КАПЮШОН
Маленькая, изящная, темноволосая обнаженная рабыня стояла на коленях перед большим зеркалом, дрожа, пытаясь нанести крохотной кисточкой голубоватые тени на веки.
Я наблюдал за ней из-за темного занавеса, на котором по обе стороны были вышиты золотом затейливые, соединенные вместе наклонные буквы «Кеф», одна побольше и две поменьше.
— Я боюсь, — сказала девушка с маленькой кисточкой.
— Это правильно, — ответила ей девушка с длинным гибким хлыстом, стоящая за ее спиной, — потому что скоро тебя представят твоему господину.
— Он обращался со мной с такой жестокостью, — проговорила первая.
— С тобой обращались так, как ты этого заслуживала.
— Да, госпожа, — согласилась с ней та, что стояла на коленях.
Она была вполне красива при свете трех свисающих ламп на жире тарлариона, прикрепленных к высокой металлической стойке рядом с зеркалом. Она положила крошечную кисточку и маленькую круглую голубую коробочку, в которой были тени для век, на поднос с косметикой, стоящий на изразцах.
— Добавь еще теней, — предложила девушка с хлыстом.
— Госпожа! — запротестовала стоящая на коленях рабыня.
— Помни, что ты — рабыня, — напомнила ей девушка.
— Да, госпожа, — ответила та и снова взяла кисточку и крошечную коробочку.
Она нанесла тени более густо, вызывающе чувственно, в соответствующей ее положению манере. Девушка попыталась отказаться от помады, духов и прочих женских штучек, но кто будет считаться с желаниями рабыни. Спустя несколько мгновений она положила косметику на поднос и откинулась на пятки. Она изучала себя. Ее длинные темные волосы были уже причесаны старинным желтым мореным гребнем из рога кайлуака.
Она внимательно рассматривала себя в зеркале.
— Я — рабыня, — проговорила она.
— Да, — подтвердила девушка с хлыстом.
Она ударила им стоящую на коленях девушку.
— Не плачь, — предупредила она ее.
— Не буду, госпожа, — ответила стоящая на коленях.
— Ты разочарована?
— Нет, госпожа. Просто я не привыкла видеть себя такой.
Ее заставили сделать себя, накрасившись, откровенно сексуальной.
— Несомненно, ты предпочла бы, чтобы твой господин обращался с тобой на языке желания, а не на языке наказания, — проговорила госпожа.
— Конечно, но… — торопливо отозвалась девушка у зеркала.
— Не возражай, — предупредила девушка с хлыстом.
— Не смею, госпожа…
— Разве тебе не нравится видеть, как ты выглядишь?
— Я не знала, что могу так выглядеть, — объяснила рабыня.
— А как ты думаешь, ты выглядишь? — задала вопрос девушка с хлыстом.
— Чувственной и возбуждающей, — ответила стоящая на коленях.
— Да, — согласилась ее собеседница.
— Как смог бы мужчина воспринимать меня иначе чем рабыню в таком виде?
— Но ты и есть рабыня, — пояснила наставница. — Ты сомневаешься в этом?
— Нет, госпожа.
— И хорошенькая рабыня.
— Да, госпожа, — согласилась девушка.
— Посмотри в зеркало повнимательнее, — приказала та, что с хлыстом.
— Да, госпожа.
— Что ты видишь?
— Рабыню.
— Скажи: «Я — рабыня», — приказала девушка с хлыстом.
— Я — рабыня, — повторила стоящая на коленях девушка, внимательно разглядывая себя в зеркале.
— Не забывай этого!
— Не забуду, госпожа.
— Посмотри еще раз в зеркало, маленькая рабыня, — произнесла госпожа.
— Да, слушаюсь.
— Мужчины заставят эту девушку хорошенько служить им, не так ли?
— Да, госпожа.
— И это соответствует положению рабыни?
— Да, госпожа.
— И эта рабыня очень красива.
— Спасибо, госпожа, — сказала девушка.
— И тебе нравится быть ею? — поинтересовалась та, что с хлыстом.
— Да, госпожа. Мне нравится быть ею.
— Тогда в чем дело? — еще раз поинтересовалась наставница.
— Я боюсь, — ответила девушка перед зеркалом, дрожа. — Я боюсь быть представленной моему господину.
— Объяснимый для рабыни страх, — успокоила опытная подруга.
— Как он выглядит? Какой он человек? — спросила хорошенькая брюнетка.
— Скоро узнаешь, рабыня, — пообещала девушка с хлыстом.
— Но что, если он не найдет меня приятной? — со страхом спросила ее собеседница перед зеркалом.
— Ты — девушка-рабыня, — заметила госпожа. — Это твое дело заботиться, чтобы он нашел тебя приятной.
— Что мне делать? — взмолилась брюнетка, жалобно глядя на госпожу.
— Будь красивой и покорной, — посоветовала та ей.
Когда свет был зажжен, я смог хорошо разглядеть девушек сквозь занавес. Они же, из-за особенности освещения, не могли видеть меня, зато сами были как на ладони. Кстати, в горианских домах нередко встречается подобный занавес, особенно в комнатах, где содержатся рабыни. Это удобно для хозяина. Он всегда может незаметно наблюдать за девушками, узнавая о них новое и пользуясь полученной информацией для воспитания рабынь. Косметическая комната отделена от остального дома только занавесом. Желая застать рабыню врасплох, надсмотрщик или хозяин могут без лишних церемоний отбросить занавес в сторону.
Конечно, рабыни, как простые предметы собственности, не имеют права на уединение. К ним можно войти в любое время, когда пожелает хозяин. Горианскому хозяину не требуется на это разрешения рабыни, так же как человеку на Земле не требуется разрешения его собаки, чтобы войти в дом. Отсутствие права на уединение характерно для низкого положения рабыни. Оно проявляется в деталях настолько очевидных, что они принимаются как нечто само собой разумеющееся. Например, помещения для рабынь или альковы для рабынь почти всегда имеют решетку вместо непрозрачной двери, скажем, с отверстиями для осмотра, закрывающимися скользящими металлическими панелями. Открытие такой решетки предупреждает рабыню о присутствии тех, в чьей власти она находится.
Она знает, что выставлена на обозрение хозяев или доступна их взглядам, когда бы они ни захотели посмотреть на нее, в любое время, днем ли, ночью ли. На нее можно посмотреть, она знает, а иногда уверена, что это так и есть, даже во время сна. Это похоже на ситуацию с человеком на Земле и его собакой. Хозяин может смотреть на свою собаку, когда бы и как бы ему ни захотелось, даже тогда, когда животное, свернувшись калачиком, спит. Это его привилегия.
Между прочим, аналогия между собакой человека с Земли и рабыней горианского мужчины вполне близкая. Конечно, эта аналогия не идеальна. Например, гораздо более приятно иметь в собственности рабыню, чем собаку. Если быть полностью откровенным, девушка-рабыня — это восхитительный, ранимый, высоко чувствительный организм. Разумный хозяин обычно, если только она не приносит беспокойства, относится к рабыне нежно, с привязанностью. Если она хоть в малейшей степени не удовлетворяет его, она не должна ждать пощады, но, с другой стороны, если она послушна и нежна, ее жизнь, вероятно, становится радостью, почти несравнимой с жизнью невротичной, мужеподобной, эгоистичной женщины с Земли.
Девушка-рабыня, подвергнутая мужскому господству, преданная служению и любви, заклейменная и в ошейнике, прислуживающая на коленях, при исходно оздоровленной цивилизации, устанавливающей ее положение с неоспоримой ясностью, является, по сути, первобытной женщиной, биологической женщиной, избранной женщиной, женщиной на своем месте в природе, состоявшейся женщиной. Рабыни осознают свое уникальное положение. Этому способствует культурная среда, дающая им право быть по природе самими собой. На Горе никто не подвергнет их злобной критике за то, что они слушаются своего женского естества. Если у рабыни хороший хозяин, она счастлива и спокойна. Ошейник, в сущности, вернул женщинам самих себя. Они стали подлинными женщинами. И безусловно, горианские мужчины не дадут им становиться кем-то другим.