Одно время боеприпасы полка рассредоточено хранились в Летнем саду. Однажды во время налета немецкой авиации в них попали зажигательные бомбы. Некоторые снаряды загорелись и сработали — полетели через решетку сада в Неву. Создалась опасная ситуация. Да и зрелище это само по себе было страшное: горящие снаряды вырывались из штабеля и с воем перелетали высокую ограду. Солдаты, охранявшие боеприпасы, не раздумывая, кинулись к штабелям и сбросили зажигательные бомбы на землю. Бойцы не побоялись и ракет, хотя знали их страшную силу: они могли испепелить даже только своим огнем, вырывавшимся из сопла, не говоря уже о взрыве. Короче, шли на смерть, но снаряды и здания в центре города спасли.
Запомнился мне и такой случай. На станцию Ржевка прибыли два эшелона с боеприпасами. Налетевшая фашистская авиация сбросила несколько бомб. Один эшелон полностью взорвался, а второй загорелся. Наш полк подняли по тревоге и бросили расцеплять и растаскивать оставшиеся на других путях вагоны. Солдаты работали в дыму, в огне; в горящих вагонах рвались патроны и гранаты. Чтобы представить грозившую им опасность, скажу, что когда взорвался первый эшелон, то на его месте образовался глубокий овраг. В радиусе двух километров разрушились старые деревянные дома, с других посрывало крыши и трубы. Все это не остановило солдат, и большую часть боеприпасов они спасли.
Разумеется, у артиллеристов реактивных орудий, как и у всех на фронте, были не только военные тяготы, случался у нас и отдых.
В декабре 1941 года в наш полк приехала артистка Ленконцерта Клавдия Шульженко. Поселили мы ее в штабе. Стояли сильные морозы. Как сейчас вижу: молоденькая, в солдатской шубе и валенках, поет она в холодном клубе свои задушевные песни. Клавдия Ивановна Шульженко выступала на позициях три дня. Солдатам пришлись по душе ее песни. А когда есть хорошая песня, так и воюется веселее.
Потом наступила самая большая радость: наш реактивно-минометный полк был брошен на прорыв блокады.
ПРОРЫВ
Л. Ф. Прусьян,гвардии подполковник в отставкеЗАКАЗ ФРОНТА
Будучи сотрудником редакции газеты Ленинградского фронта «На страже Родины», я часто бывал на предприятиях блокадного города, нередко приезжал и на завод имени Карла Маркса, где осваивался выпуск боевых реактивных установок. Мне довелось быть очевидцем героического труда карломарксовцев.
…Евгений Мышкин заканчивал смену. В те блокадные дни она длилась одиннадцать часов.
На своем огромном расточном станке Мышкин выполнял тончайшие, ювелирные работы. Ни минуты отдыха, весь в напряжении. Неожиданно к станку подошел мастер. По его стремительной походке, озабоченному взгляду Мышкин догадался… Да, так и есть — поступил новый, срочный заказ.
— Понимаешь, некому поручить.
— Фронтовой?
— Ну конечно.
Евгений больше ни о чем не спрашивал. Фронтовой заказ! В те дни, когда враг стоял у стен Ленинграда, эти слова обрели магическое свойство. Казалось, человек валится от усталости. Но откуда-то берутся силы, расправляются плечи. И в руках — быстрота, злость.
Мышкин совсем не богатырь, щуплый, невысокий. Да и голод наложил отпечаток — щеки впали, синева под глазами. Пришлось ему изрядно повозиться: работа незнакомая, сложная. Закончил под утро. И тут узнал: поступила новая партия деталей с припиской «Сделать немедленно».
У мастера язык не поворачивается. Растерянно смотрит на расточника.
— Давайте детали, — тихо говорит Мышкин.
— Отдохни малость, ты ведь устал.
— Не очень.
Качаясь, пошел к станку.
Больше суток проработал он без сна, без отдыха. А потом, подстелив ватник, свалился тут же у станка — скоро ведь опять заступать на смену.
Не знал тогда Евгений Мышкин (ныне кавалер ордена Ленина), что обтачивал он части нового оружия, которое народ вскоре с нежностью назовет «катюшей». И что при одном лишь упоминании этого простого русского имени фашистов будет бросать в дрожь и трепет.
До войны Ленинградский завод имени Карла Маркса изготовлял текстильные машины. Самая что ни на есть мирная продукция. Из тканей, сотканных на карло-марксовских машинах, шили красивые платья и костюмы, делали уйму других полезных вещей.
Но вот началась война. Первые же ее дни вписали в облик и характер заводского коллектива новые черты: собранность, решительность во всем.
Удивительно быстро перестроился завод на военный лад.
Фронту нужно оружие. Разрабатывается новая технология, изготовляется инструмент, перестраиваются станки.
Сроки фантастические: сегодня — заказ, завтра — сделай. Производство минометов освоили за месяц. В июле получили задание, а в августе более ста карло-марксовских минометов уже вели огонь по фашистам. В октябре сорок первого боролись за выпуск ста тысяч снарядов. Сто тысяч ударов по врагу!
Изготовляли мины, замки к пулемету «максим», части для танков КВ. Делали все, что могли, для фронта, для разгрома врага.
Новый правительственный заказ был окружен глубокой тайной. В приказах по заводу, в телефонных перепалках начальников цехов стали упоминаться «коробки». Мало кто знал, что это реактивные установки БМ-13.
В цех въезжали новенькие грузовики странного вида — без кузовов. Их доставляли с Большой земли через Ладогу, а порой самолетами. Не все доходили: на Дороге жизни настигали их вражеские бомбы, а иные проваливались под лед.
Как только машины прибывали, немедленно начиналась работа.
Вместе с «грузовиком» поступал пульт управления (артиллерийская часть). Все остальное делал завод.
Первыми вступали в дело сварщики. Они укрепляли шасси, придавали им жесткость, готовили рамы, на которых должны были монтироваться реактивные установки.
Рама должна быть необыкновенной прочности. При выстреле отдача огромной силы может перевернуть машину. Рама должна выдержать.
На долю работников кузнечно-сварочного цеха выпали изрядные хлопоты и сложности в создании нового оружия.
Начальника этого цеха П. В. Камнева директор завода полушутя-полусерьезно спросил:
— Петр Владимирович, умеете токарный станок отличить от фрезерного?
Камнев умел. Он неплохо разбирался в станках, был знаком с механической обработкой любезного его сердцу металла. Впрочем, директор об этом знал. И уже без улыбки, очень серьезно, очень твердо сказал:
— Придется вам оставить свой цех. Возглавите производство снарядов.
Камневу подчинили несколько механических цехов. Кривая выпуска снарядов неуклонно рвалась вверх.
Но вот заместитель командующего Ленинградским фронтом появился в кабинете директора, и впервые на заводе прозвучало это слово — «коробки». В тот же день, к великой радости сварщиков, кузнецов, штамповщиков, жестянщиков, Камнев был возвращен в свой цех.
Питомец Ленинградского политехнического института Петр Камнев начал свою трудовую жизнь в 1931 году на Ижорском заводе мастером участка прессов в 5 тысяч тонн, в то время крупнейших.
Как-то пригласили его в один из ленинградских вузов заменить заболевшего преподавателя — вести курс по обработке металла давлением, дело хорошо знакомое, любимое. Увлекся преподаванием, научной работой.
Камневу не было еще тридцати, когда он заведовал кафедрой. И вдруг, к удивлению коллег, преуспевающий молодой ученый покинул институт. Он отчетливо понял: ему не хватает инженерной практики. Наука о металле, которой Камнев посвятил себя, мертва без производства.
Забегая вперед, скажем, что впоследствии Петр Владимирович вернулся в науку. Ныне на его счету 245 печатных трудов. Свыше двух десятилетий возглавляет профессор П. В. Камнев кафедры и одиннадцать лет является бессменным председателем Ленинградского областного научно-технического общества машиностроителей.
А тогда, в 1936 году, он поступил на завод имени Карла Маркса и с головой окунулся в мир прессов и паровых молотов. Еще через два года о кузнечно-сварочном цехе, которым заведовал Камнев, узнал весь Ленинград. Это был первый в городе стахановский цех.
Когда началась война, дружный коллектив цеха вдвое поднял и без того высокую выработку.
Участок шарниров штамповал мины. Казалось, все выжимали из штамповочных молотов. Молодая работница Анна Смирнова предложила перестроить работу. Бригадир засомневался:
— Да ты мне молот сломаешь.
Но Анна сломала не молот, а старые нормы. В тот день, когда она дала рекордную выработку, подручным у нее был… П. В. Камнев. Вскоре весь участок стал работать по методу Смирновой и давать в четыре раза больше мин, чем раньше.
Камнев строг. Но зато как умеет поддержать новатора, создать условия для плодотворного труда! Особенно оценили рабочие заботу начальника об их блокадном быте, питании. Это было так важно в те дни, когда смерть ходила по пятам.
Вот почему радовались в цехе возвращению Камнева, когда началась работа над рамами для «коробок».
…Сразу же возникли крупные неприятности. Боевые машины еще не доходили до своих частей, а уже лопались сварные швы рамы. Не выдерживали пересеченной местности, рытвин, ухабов — не по зеркальной глади асфальта приходилось ездить.
Страшно было подумать, что будет, если с такими рамами «катюша» поведет огонь.
Камнев потерял покой. Поручалась ведь эта работа лучшим сварщикам. Еще и еще раз все выверил. Стало ясно: нельзя вести сварку обычным электродом. А каким надо? Если бы провести опыты, испробовать то, другое. Но на это совсем нет времени.
Вспомнил Петр Владимирович своего давнего знакомого, ученого, большого знатока сварки. С замиранием сердца набирал телефонный номер. Встреча состоялась, Константин Васильевич Петрань оказался в осажденном городе. Он предложил вести сварку особым марганцево-молибденовым электродом.
Да, это то, что нужно. Но возникли новые трудности. Работа эта требовала совершенно иных приемов и режимов, чем те, к которым привыкли в цехе. Даже таким корифеям сварочного дела, как высококвалифицированный сварщик завода К. Линкольн, пришлось переучиваться. Сварщик Линкольн тогда совершил поистине трудовой подвиг: в считанные дни он добился того, на что по технологии полагалось не один месяц. Давая продукцию и на ходу обучаясь, достиг виртуозности. Будто всю жизнь работал с этим капризным незнакомцем — электродом ОММ-55. Учился сам и учил молодых сварщиц. С его помощью спокойная, вдумчивая Екатерина Смирнова и маленькая, ершистая Надежда Губанова превосходно освоили сварку рам.