— Смотрите, едет! — крикнула Маша Новицкая, указывая рукой в конец улицы.
— Кирилл, замри! — сориентировался Антон Каратаев.
По переулку не торопясь, словно неуверенный в собственных действиях и направлении, ехал переделанный грузовик «Петросвета» с опущенной решетчатой люлькой, в которой стоял и всматривался в столпившихся людей монтер в фирменной «петросветовской» куртке. Из кабины яростно махала сразу двумя руками сидящая рядом с водителем Вика Стогова.
— Ура! — закричала что-то сообразившая Тая Коровина.
— Отойдите все! — распорядился Антон. — Кирилл, бросай сюда эту штуку. Я полезу в кабинку, а ты сиди там, подхватишь…
— Понял! — отозвался с дерева Кирилл. — Бросаю!
— Они на Невском гирлянду к празднику вешали, — торопясь, объяснила Вика Маше Новицкой. — Я их полчаса уговаривала, потому долго. Они меня сначала посылали по-всякому, а потом поняли, что я все равно не уйду, и водитель сказал: поехали, быстрее получится.
— Тебя, пацан, в люльку не пущу! — сказал монтер Антону Каратаеву. — Техника безопасности.
— Вы сами этой штукой не сможете, — возразил Антон. — Я вообще ловкий, не такой, как он, конечно, — Антон пальцем указал на сидящего на дереве Кирилла. — Но все-таки. Да ведь и вы же со мной будете.
— Не спорь с ними! — крикнул немолодой водитель, высунувшись в окно. — Ты что, не видишь, у них тут сплошное «гнездо кукушки», в смысле — они все разом «ку-ку»! А у нас — график!
Антон быстро и ловко залез в люльку. Витя подал ему самодельную палку-ножницы. Неповоротливый с виду грузовик задом залез на газон и подъехал почти вплотную к дереву. Люлька начала подниматься на металлической коленчатой палке. Все, затаив дыхание, следили за ней. В соответствии с ее движениями Кирилл Савенко, похожий на большую обезьяну из передачи «В мире животных», бесшумно перемещался в кроне дерева.
С пятого захода Антону удалось перерезать какую-то определяющую нитку. Все это время монтер держал его за пояс и ругался в такт с мужиком, который вместе с ружьем опять появился на сцене.
Черный клубок, безжизненно кувыркаясь, полетел вниз. Кирилл, держась обеими ногами за сук и диковинно вытянув руки, ловко подхватил его тремя метрами ниже.
8 «А» молча вскинул вверх руки со сжатыми кулаками. Мужик выругался последний раз и потряс ружьем, как дикие горцы в фильмах про кавказские войны. Тая Коровина от восторга попыталась броситься Диме на шею.
— Отвяжись, толстая корова! — прошипел он и оттолкнул девочку.
Тая приготовилась взвыть от горя и обиды, но тут Тимка Игнатьев стянул с шеи бело-голубой шарф и, как удавку, набросил его сзади на лицо девочки, закрыв ей рот. Несмотря на напряженность ситуации, Дима взглянул на Тимку с любопытством — с момента знакомства он впервые видел его без шарфа. Шея у Тимки оказалась самая обыкновенная — длинная и тощая.
8 «А» принял в свои ряды Кирилла Савенко, спустившегося с дерева вместе с вороной. Ворона крутила головой и явно была жива. Маша Новицкая одноразовым платком промокнула кровь на щеке Кирилла. Вика Стогова и Антон Каратаев благодарили «петросветовцев». Старушка с клюкой вытирала платочком глаза и уголки губ. В домах по соседству со стуком захлопывались окна и форточки.
— Я понял, на кого похожи твои одноклассники! — сказал Михаил Дмитриевич, который все это время, отойдя в сторону, наблюдал за развитием событий. — На прогрессоров из романов братьев Стругацких. Передвигаются в пространстве стремительно, появляются все разом при возникновении критической ситуации… Кстати, Дима, ты читал Стругацких?
Сжав кулаки и изо всех сил вонзив ногти в ладони, Дима молча, не оглядываясь, побежал вдоль по улице.
Тая сидела за столом, подперев щеку ладонью, и смотрела на разложенные вокруг исписанные формулами и исчирканные листки.
— Ну как, получается что-нибудь? — с любопытством спросила Марина.
— Да вроде бы все получилось, — неуверенно ответила Тая. — Вот — ответы и доказательства тоже. Но тут, понимаешь, такие задачки все-таки замысловатые. Я никак не могу сообразить, как их проверить. Ну, что вот эти ответы правильные и других нет…
— А если спросить у того мальчика из класса, который тоже участвует, — подумав, предложила Марина.
— Вот еще! — фыркнула Тая.
— А мне кажется, это вполне нормально, — не унималась Марина. — Ты же не решения у него спрашиваешь, а всего лишь ответы сравнить. Ему тоже полезно.
— Сказала: не буду! — рявкнула Тая и сгребла в кучу исписанные листки.
— А что случилось? Вы поссорились? — сидящая на диване Марина состроила сочувственную гримасу и точно так же, как дочь, подперла ладонью круглую щеку. — Расскажи мне. Может быть, вы просто друг друга не поняли? В вашем возрасте это часто бывает…
— А в других уже не бывает, да?! — огрызнулась Тая.
— И в других бывает, — грустно согласилась Марина. — Чего же скрывать: люди друг друга то и дело понять не могут…
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Тая, отстоявшая свое право быть решительно несчастной вне зависимости от возраста. — Так что не стану я у него ничего спрашивать. Вот прямо сейчас все начисто перепишу, еще раз проверю и отправлю.
— Ну и хорошо, ну и ладно, — поспешно сказала Марина. — Делай, как тебе удобно, Таечка. В конце концов, это же не в четверти оценки, а просто так…
— Просто так… — эхом откликнулась Тая. — Просто так…
Ася позвонила условленным образом, а потом, не дожидаясь, открыла дверь своим ключом. Переодела под вешалкой «свои» тапки. Из крошечной прихожей была хорошо видна довольно просторная комната.
— Привет, Берт! Это я! — окликнула девушка и прошла в ванную — вымыть руки. Все Новицкие, кроме Маши, отличались несколько утрированной, почти кошачьей чистоплотностью.
Когда Ася зашла в комнату, Берт, как всегда, сидел около компьютера, но развернулся вместе с креслом лицом к ней. Ася едва заметно вздрогнула. С тех пор, как они не виделись, Берт жутковато изменился. С лица молодого человека как будто рубанком стесали плоть — на висках, на щеках, под глазами, — оставив коричневые тени-провалы.
— Что с тобой? — спросила Ася. — Ты плохо себя чувствуешь?
— Да нет, все как обычно, — поспешно ответил Берт. — Ася…
— Да? Что?
— Ничего…
Говорить было не о чем. Ася этого и боялась, когда шла.
— А ты стала еще красивей… — Берт сидел прямо перед ней, а его голос звучал как будто из-под подушки.
— Брось, — Ася поморщилась. — Ты же знаешь, как мне это…
— Знаю, но все равно говорю, — Берт грустно улыбнулся. — Как и все прочие… Что там твои конкурсы и все такое? Прости, я в этом плохо разбираюсь…
— Не извиняйся, — усмехнулась Ася. — Достаточно того, в чем ты разбираешься хорошо. У меня все нормально. Игорь заключает контракт с известной косметологической фирмой. И ведет переговоры о моем участии в телевизионном проекте. Еще я снялась в двух рекламных клипах…
— Я видел… Не буду говорить про то, как ты там выглядела…
— Не надо. Для меня это был полезный опыт. В области рекламы, как это ни смешно, работают крутые профессионалы.
— Я догадываюсь. Профессионализм и большие деньги часто идут рука об руку.
— Я не вижу в этом ничего плохого. И сама хочу стать профессионалом. Сейчас я уже могу оплачивать уроки у хорошего педагога. И купить Маше все эти ее конно-спортивные штуки, и еще нанять Люде репетиторов… Понимаешь, ей почему-то совсем не дается учеба. Нам с Машей всегда легко было учиться. А Люде… Она очень переживает, потому что вообще-то прилежная девочка и хочет быть хорошей ученицей. Мы думаем, может быть, это оттого, что перед тем, как ей родиться, у отца окончательно встал его завод, он остался без работы и много пил… Но сейчас с репетиторами она подтянулась, по основным предметам уже где-то между тройкой и четверкой…
— Ты понимаешь, что ты продаешь?
— Разумеется, понимаю. Свою красоту, — Ася пожала плечами. — Больше у меня сейчас ничего нет. А ждать не имеет смысла. В дальнейшем я планирую научиться продавать свое умение танцевать. Мир так устроен, и лично я не вижу в этом ничего плохого. Ты же сам говорил: «Времена не выбирают, в них живут и умирают…»
— Это не я говорил, это поэт Александр Кушнер.
— Все равно…
— Чему ты учишься? Частные уроки?
— Естественно, танцам. Ты же знаешь, я всегда хотела, но из клуба уже давно взяла, что можно было взять. А частные уроки всегда были очень дороги, я даже не могла заикнуться родителям. К тому же, кроме танцев… ты сам знаешь, чем я занималась все эти годы…
— А теперь?
— Теперь получается, что я наверстываю упущенное. Мой педагог говорит: девочка моя, вы безусловно талантливы, но где же вы были пять-восемь лет назад, когда формируются растяжка и выворотность стопы? Кто начинает в восемнадцать? Но я упорная, ты же знаешь. И кое-что все-таки уже умею…
— У тебя обязательно получится.
— Я очень надеюсь и сделаю все возможное. Надо признать, что все, что было здесь, оказалось неожиданно хорошей школой. В смысле тренировки упорства…
— Ты удивлена?
— Нет… Берт, пожалуйста, поверь мне, я ни о чем не жалею и никого ни в чем не хочу упрекнуть! Но теперь я выбрала другое, и мой выбор — это моя жизнь! Только моя — понимаешь?
— Пытаюсь понять.
— Если бы твои обстоятельства были другими…
— Они таковы, каковы есть, и это как раз то, что нельзя изменить.
— Действительно нельзя? — Ася взглянула испытующе. — Может быть, где-нибудь за границей…
— Нет! Невозможно! И любые размышления об этом только ослабляют…
— Но, Берт… зачем тебе нужно все время быть или хотя бы казаться сильным? Это как-то…
— Как-то — что? — Берт оперся обеими руками о подлокотники, подался вперед и слегка прикусил нижнюю губу.
Ася подумала, подбирая слова.
— В этом есть какая-то показуха… что-то ненастоящее… И главное, совершенно непонятно — зачем? Какова цель?
— Неужели даже тебе непонятно? — Берт опустил большую голову, его подбородок лег на грудь, прямые темные волосы закрыли лицо. — Я не хочу, чтобы меня жалели.