Он задумчиво хмурится.
– Молодой девушке лучше не ездить с такими деньгами одной. Может быть, стоит позвонить родителям, чтобы они тебя забрали?
– Не надо, – говорит Гвенди и улыбается. – Я могу за себя постоять.
От смеха у Ленни дрожат брови.
– Даже не сомневаюсь.
Он кладет квитанцию и деньги в конверт. Сгибает конверт пополам и обматывает его чуть ли не ярдом скотча.
– Ну-ка посмотрим, поместится он к вам в карман?
Гвенди убирает конверт в карман шорт.
– Как миленький, – говорит она, похлопав себя по карману.
– Вы мне нравитесь, девушка. Когда у человека есть стиль и есть твердость характера, это отличное сочетание. – Ленни обращается к продавцу за столиком слева: – Хэнк, присмотришь пару минут за моим барахлом?
– Только если ты принесешь мне газировки, – отвечает Хэнк.
– Договорились. – Ленни выходит из-за стола и провожает Гвенди до двери. – Вы уверены, что все будет в порядке?
– Абсолютно уверена. Еще раз спасибо, мистер Ленни, – говорит Гвенди, ощущая тяжесть денег в кармане. – Было приятно с вами познакомиться.
– Мне было приятнее во сто крат, мисс Гвенди. – Он придерживает перед ней дверь. – Удачи с Лигой плюща.
17
Гвенди щурится на ярком майском солнце, отцепляя велосипед от дерева. Ей даже в голову не приходило, что у здания Комитета ветеранов не окажется велосипедной стойки. С другой стороны, много ли ветеранов рассекают по Касл-Року на велосипедах?
Она хлопает себя по карману, чтобы убедиться, что конверт на месте, потом садится на велосипед и едет к выезду со стоянки. На полпути замечает Фрэнки Стоуна и Джимми Сайнса, которые бродят среди машин, дергают дверцы и заглядывают в окна. Кому-то сегодня не повезет: бедняга выйдет с выставки монет и марок и обнаружит, что его машину ограбили.
Гвенди крутит педали быстрее, но ускользнуть незамеченной не удается.
– Эй, сиськи торчком! – кричит Фрэнки ей вслед, потом мчится вперед и успевает ее обогнать. Преградив ей дорогу к выезду со стоянки, он машет руками: – Стой, стой, стой!
Гвенди приходится остановиться.
– Фрэнки, отстань от меня.
Он пыхтит, пытаясь отдышаться.
– Я просто хотел тебя кое о чем спросить.
– Ну так спрашивай и уйди с дороги. – Она озирается по сторонам, высматривая пути к отступлению.
Из-за припаркованной рядом машины выходит Джимми Сайнс. Он встает сбоку от Гвенди, скрестив руки на груди, и смотрит на Фрэнки.
– Сиськи торчком?
Фрэнки ухмыляется.
– Это та самая. Я тебе про нее говорил. – Он подходит вплотную к Гвенди и проводит пальцем по ее ноге снизу вверх. Она отталкивает его руку.
– Спрашивай, что хотел, и дай проехать.
– Да ладно тебе, что ты такая сердитая? – говорит Фрэнки. – Я просто переживал за твою сладкую задницу. Она у тебя напряженная, страшное дело. Наверное, срать неудобно? – Он снова хватает ее за ногу. Уже не пальцем, а всей рукой.
– Эти парни к вам пристают, мисс Гвенди?
Все трое оборачиваются на голос. Никто не заметил, как подошел Ленни.
– Исчезни, дедуля, – говорит Фрэнки, делая шаг к нему.
– Это вряд ли. Гвенди, у вас все в порядке?
– Теперь да. – Она срывается с места и едет к выходу. – Мне пора, а то на обед опоздаю. Спасибо!
Они смотрят ей вслед, потом Фрэнки и Джимми опять оборачиваются к Ленни.
– Ну что, дед? Двое на одного. Мой любимый расклад.
Ленни запускает руку в карман брюк и достает выкидной нож. На серебряной рукояти выгравированы два слова. Единственное изречение на латыни, которое понимают эти двое парней: Semper Fi [2]. Узловатые пальцы делают неуловимое движение, и шестидюймовое лезвие сверкает, отражая солнечный свет.
– Теперь двое на двое.
Фрэнки удирает, только пятки сверкают. Джимми не отстает.
18
– Да что ж такое?! Опять Гвенди выигрывает!
Салли закатывает глаза и швыряет карты на ковер.
Они вчетвером сидят на полу в гостиной Питерсонов: Гвенди, Салли Аккерман, Бриджит Кавано и Джози Уэйнрайт. Все, кроме Гвенди, учатся в выпускном классе, но в этом учебном году они частые гости в доме Питерсонов.
– Вы тоже заметили, да? – Джози морщит нос. – Гвенди никогда не проигрывает. Ни в чем.
Салли подхватывает:
– Лучшая ученица. Лучшая спортсменка. Самая красивая девочка в школе. И вдобавок еще и мастерский карточный шулер.
– Да ладно вам, – говорит Гвенди, собирая карты. Сейчас ее очередь тасовать и сдавать. – Это неправда.
Но Гвенди знает, что это правда, и хотя Джози просто подкалывает ее в своей обычной дурацкой манере (чего еще ждать от девчонки, которая стремится стать солисткой рок-группы под названием «Киски»?), Салли говорит вполне серьезно. Салли уже надоело, что Гвенди всегда впереди. Салли завидует.
Впервые Гвенди осознала, что у нее появился повод для беспокойства, месяца два назад. Да, она бегает быстрее всех в школе. Возможно, в своей возрастной категории она бегает быстрее всех в округе. Может быть, даже во всем штате. Правда? Да, правда. И взять ее школьные оценки. Она всегда хорошо училась, но в младших классах ей приходилось много заниматься, чтобы получать отличные оценки, и даже тогда у нее были четверки. Сейчас она почти не открывает учебники и все равно учится лучше всех в классе. Иногда она даже специально дает неправильные ответы в контрольных работах, чтобы не получить очередной высший балл. Или заставляет себя проигрывать в карты или в игровых автоматах, чтобы подруги ничего не заподозрили. Но, несмотря на ее усилия, они все равно чувствуют что-то странное.
Кроме кнопок, серебряных долларов и шоколадных зверюшек пульт управления дал ей… что ж, скажем прямо… сверхчеловеческие способности.
Правда? Да, правда.
Она больше не получает никаких травм. Ни единого растяжения на беговой дорожке. Ни единого синяка или ушиба на футбольном поле. Ни единой царапины или ссадины из-за неуклюжести. Ни единого ушибленного пальца или сломанного ногтя. Гвенди уже и забыла, когда в последний раз пользовалась лейкопластырем. Даже месячные проходят легко и стремительно. Никаких болей и спазмов, две-три капельки на прокладке, и все. Гвенди почти не теряет кровь.
Это радует, но одновременно и пугает. Гвенди знает, что это работа пульта управления (или шоколадных зверюшек), но ведь пульт и зверюшки – по сути одно и то же. Иногда она очень жалеет, что ей не с кем об этом поговорить. Иногда она очень жалеет, что их дружбе с Оливией пришел конец. Оливия, наверное, единственный человек на свете, кто мог ее выслушать и поверить.
Гвенди кладет карты на пол и встает.
– Кто будет попкорн? Лимонад?
Поднимаются три руки. Гвенди уходит в кухню.
19
Осенью и зимой 1978 года в жизни Гвенди происходят большие перемены, и в основном – к лучшему.
В конце сентября она наконец получает водительские права, а через месяц, когда ей исполняется семнадцать лет, родители делают ей сюрприз: дарят слегка подержанный «Форд-Фиеста» из автосалона, где работает мама. Автомобиль ярко-оранжевый, и радиола работает по настроению, но Гвенди это нисколечко не расстраивает. Она любит свою машину, украшает ее скромный багажник большими переводными картинками с ромашками и лепит на задний бампер наклейку «НЕТ ЯДЕРНОМУ ОРУЖИЮ», реликт шестидесятых годов.
Также Гвенди устраивается на свою первую настоящую работу (раньше она подрабатывала, присматривая за соседскими детишками и подметая дворы от листьев, но это не в счет): в буфете в автомобильном кинотеатре, три раза в неделю по вечерам. Никого не удивляет, что она сразу зарекомендовала себя как ответственный и исполнительный работник, и уже через два месяца ей повышают зарплату.
Также ее выбирают капитаном школьной сборной по легкой атлетике.
Гвенди по-прежнему размышляет о мистере Фаррисе и по-прежнему беспокоится за пульт управления, но уже без прежнего нервного напряжения. Она по-прежнему запирает дверь своей комнаты на замок, вынимает из шкафа пульт и нажимает на рычажок, выдающий шоколадных зверюшек, но уже не так часто, как раньше. Не больше двух раз в неделю. Иногда даже реже.
На самом деле она сумела расслабиться до такой степени, что однажды поймала себя на мысли: Может, когда-нибудь ты о нем просто забудешь?
Но потом она натыкается на статью в газете, где говорится о случайной утечке спор сибирской язвы на советском заводе биологического оружия, в результате чего погибло несколько сотен человек и случилась локальная экологическая катастрофа. Гвенди читает статью и понимает, что никогда не забудет о пульте, о его красной кнопке и о принятой на себя ответственности. Но в чем именно заключается эта ответственность? Гвенди точно не знает, но думает, что, наверное, ей надо следить, чтобы мир не вышел из-под контроля. Мысль совершенно безумная, но почему-то кажется правильной.
Под конец одиннадцатого класса, в марте 1979-го, Гвенди смотрит по телевизору репортаж об аварии на атомной электростанции Три-Майл-Айленд в Пенсильвании. У нее развивается настоящая мания, она пересматривает все газеты с сообщениями об аварии, прежде всего чтобы понять, сколько людей пострадало и как эта авария повлияла на ближайшие города и поселки. Ее беспокоят масштабы бедствия.
Она уговаривает себя, что нажмет красную кнопку и отменит последствия Три-Майл-Айленда, если будет нужно. Вот только Джонстаун никак не идет у нее из головы. Тот религиозный маньяк все равно совершил бы задуманное – или она как-то его подтолкнула? Те безумные медсестры все равно отравили бы малышей – или их разум помутился еще сильнее стараниями Гвенди Питерсон? Что, если пульт управления – как обезьянья лапка в той сказке? Может быть, он исполняет желания, но оборачивает все к худшему? Может быть, это она оборачивает все к худшему?
С Джонстауном я еще не понимала. А теперь понимаю. Но для чего тогда мистер Фаррис поручил мне хранить пульт? Разве не для того, чтобы сделать правильный выбор, когда придет время?