Будь осторожнее со своими желаниями, потому что пульт слышит, о чем ты думаешь, – и содрогнулась от этих воспоминаний, и попыталась прогнать их подальше.
– Гвенди, милая, – вырывает ее из задумчивости чей-то голос. – Как дела у твоей мамы?
Вытянув шею, Гвенди смотрит сначала направо, потом налево. Пожилая женщина, идущая через несколько человек от нее, машет ей рукой в теплой перчатке.
– Миссис Веррил! Я вас не узнала!
Женщина улыбается.
– Ничего страшного, милая. Когда все так укутаны, сразу и не поймешь, кто есть кто.
– У мамы все хорошо. Спасибо, что беспокоитесь. Она уже снова хлопочет на кухне и строит планы, как бы поскорее выгнать папу на работу, чтобы хоть ненадолго остаться одной, в тишине и покое.
Миссис Веррил хихикает, прикрыв рот рукой.
– Передавай маме привет. И скажи, что я хочу как-нибудь заглянуть в гости.
– Обязательно передам, миссис Веррил. Она будет рада.
– Спасибо, милая.
Гвенди улыбается и снова сосредотачивается на поле под нетронутым покрывалом белого снега. До леса осталось ярдов пятьдесят-шестьдесят. И что потом? – думает Гвенди. Мы повернем обратно или пойдем в лес? Шериф Риджвик наверняка говорил, но она прослушала…
Гвенди чувствует на себе пристальный взгляд человека, идущего справа, и смотрит в ту сторону. Она не ошиблась: он и вправду разглядывает ее не таясь. Молодой человек лет двадцати с небольшим, одетый явно не по погоде. На нем фланелевая рубашка и кепка с эмблемой «Буффало Биллс». Он вдруг улыбается и смотрит куда-то сквозь Гвенди.
– Я говорил тебе, папа. Это она.
– Что вы сказали? – озадаченно хмурится Гвенди.
Слева доносится тихий голос:
– Я был уверен, что не бывает таких молодых губернаторов… или сенаторов.
Гвенди растерянно вертит головой то влево, то вправо.
– Я… я не сенатор. И не губернатор.
Человек слева – мужчина постарше – задумчиво чешет небритый подбородок.
– А кто вы?
– Я…
– Она госпожа конгрессмен, – смущенно отвечает молодой человек. – Я же тебе говорил.
– Ничего не понимаю, – сердито бормочет Гвенди. – Мы с вами знакомы?
Молодой человек качает головой:
– Нет, мэм. Меня зовут Лукас Браун, а это мой папа.
– Чарли, – говорит старший мужчина с легким поклоном. – Коренной житель Касл-Рока в третьем поколении.
– Подождите минутку. Вас зовут… Чарли Браун?
Он снова кланяется, прижимая руку к животу.
– К вашим услугам.
Его сын тихо стонет и краснеет еще сильнее.
Какие милые люди, думает Гвенди с улыбкой.
– Я вас увидел, когда шериф объяснял, что надо делать, – говорит Лукас. – И сказал папе, кто вы такая. – Он смотрит на отца, приподняв подбородок. – Но он мне не поверил.
– Не поверил, признаюсь честно. – Чарли разводит руками. – Я думал, в правительстве работают люди намного старше.
Гвенди улыбается.
– Я приму это за комплимент. Спасибо.
Чарли Браун приосанивается, просияв.
– Мой мальчик, он самый умный в семье. Проучился два года в Университете Буффало… пока не попал в неприятности. Но когда-нибудь он непременно доучится и получит диплом. Да, сынок?
Лукас, который выглядит так, будто хотел бы оказаться подальше отсюда, напряженно кивает:
– Да, сэр. Когда-нибудь.
– Рада знакомству, – говорит Гвенди, желая завершить беседу. – Всегда приятно узнать…
– Что это? – Лукас указывает на какой-то маленький темный предмет, выкатившийся из леса на поле. По цепочке искателей шелестит гул взволнованных голосов. Люди показывают пальцем. Какой-то парень на дальнем левом краю ломает строй, бежит за непонятным предметом, спотыкается и падает лицом в снег. Раздаются ехидные смешки.
Сначала Гвенди решает, что это полиэтиленовый пакет, который выдуло ветром из леса. По размеру и форме похоже. И летит он именно так, как обычно летают пустые пакеты, подхваченные воздушным потоком: вверх и вниз, описывая небольшие круги, то ныряя к самой земле, то снова взмывая в воздух.
Но, долетев где-то до середины поля, темный предмет резко – и совершенно необъяснимо – меняет направление и несется прямиком к Гвенди…
…и она вспоминает залитый солнцем апрельский полдень, когда рядом был мальчик, которого она любила, и они запускали воздушного змея, и держались за руки, и верили, что их счастье продлится вечно, и…
…и она понимает, что к ней, приплясывая на ветру, мчится шляпа – аккуратная маленькая черная шляпа.
Темный предмет отклоняется влево и, заложив внезапный крутой вираж, несется прочь от нее на бешеной скорости, и на секунду ей кажется, что она все же ошиблась и это просто пакет, самый обыкновенный пакет, – но ветер меняется, и предмет вновь приближается к Гвенди, опускается вниз, кувыркается на снегу, катится прямо ей под ноги…
…и тут Лукас Браун, рванувшись вперед, наступает на него.
– Нет, вы посмотрите! – говорит Чарли Браун, глаза у него круглые, как два серебряных доллара 1891 года выпуска. Он наклоняется, чтобы поднять находку.
– Не надо! – кричит ему Гвенди. – Не трогайте!
Резко отдернув руку, он удивленно смотрит на нее:
– Почему?
– Это… Может быть, это улика.
– Ой, точно! – Он выпрямляется, от души хлопнув себя по лбу.
Вокруг них уже собралась небольшая толпа.
– Что тут у вас?
– Это то, что я думаю?
– Видели, как эта штуковина летела? Как будто ей управляли с дистанционного пульта.
Помощник шерифа Футмен бочком пробирается сквозь толпу.
– Что-то нашли?
– Извиняюсь, начальник, – говорит Лукас, убирая ногу с темного предмета. – Пришлось наступить, чтобы остановить эту штуку.
Футмен не отвечает. Опустившись на одно колено в снег, он пристально изучает находку.
Конечно, это никакой не пакет.
Это шляпа. Аккуратная маленькая черная шляпа.
Вылинявшая от времени, потертая, с обтрепавшимися полями. В ее смятой, вдавленной тулье зияет длинная прореха с рваными краями.
– Да она провалялась тут целую вечность, – говорит помощник шерифа, поднимаясь на ноги. – Это точно не по нашему делу.
Он идет прочь, и толпа любопытствующих потихоньку расходится.
Гвенди застыла на месте. Кусая губы, она завороженно смотрит на черную шляпу и не замечает, что Чарли Браун и его сын наблюдают за ней. Может быть, Фаррис пытается передать мне какое-то сообщение? – размышляет она. Или он просто шутит со мной? Решил отыграться за упущенное время?
Она наклоняется, чтобы рассмотреть шляпу получше, но та уносится прочь, подхваченная новым порывом ветра, который сдувает ее к дороге. Поднявшись высоко в воздух, черная шляпа ныряет к земле, катится на боку, словно фрисби, а потом снова взмывает ввысь.
Запрокинув голову к небу, Гвенди стоит посреди заснеженного поля и наблюдает, как черная шляпа исчезает среди верхушек деревьев на другой стороне дороги. Обернувшись, Гвенди видит, что цепочка искателей, растянувшаяся по полю, уже двинулась дальше без нее.
40
Хоумленд – самое большое и самое красивое из всех трех кладбищ Касл-Рока. Его высокие кованые ворота оснащены крепким замком, но запирают их лишь дважды в год: на выпускной в школе и в ночь Хеллоуина. Здесь похоронен Джордж Баннерман, бывший шериф Касл-Рока. И Реджинальд Мерилл по прозвищу Папаша, один из самых известных – скандально известных – жителей города.
Гвенди въезжает на кладбище в сумерках. В гаснущем свете дня Хоумленд с его грядой невысоких холмов, каменными надгробиями и густеющими тенями кажется то ли умиротворяющим, то ли зловещим. Может быть, и тем и другим, думает Гвенди, выходя из машины. Может быть.
Она хорошо знает дорогу и идет напрямик, утопая по колено в снегу, к небольшому участку на вершине крутого холма, окаймленного сосновой рощей. Под деревьями – в тех местах, где сплетение густых ветвей не дает снегу падать на землю, – виднеются пятачки голой почвы. Верхушки сосен качаются и шелестят на холодном ветру, словно нашептывают друг другу свои древесные секреты.
Гвенди останавливается у могилы в последнем ряду. Здесь деревья растут плотнее и загораживают угасающий дневной свет, и без того бледный и слабый. Все погружено в густую тень, но Гвенди наизусть знает надпись на могильном камне:
Встав на одно колено прямо в снег – здесь он неглубокий, всего два-три дюйма, – Гвенди снимает перчатку и проводит пальцем по буквам, выбитым в камне. Как всегда, у нее возникает немало вопросов к человеку, придумавшему эту надпись. Потому что со своей задачей он справился, прямо скажем, паршиво. Где точные даты рождения и смерти Оливии? Это важные даты, почему их сюда не включили? И что «Наш возлюбленный ангел» говорит о настоящей Оливии Кепнес? Ровным счетом ничего. Ничего, что действительно сохранит память о ней. Почему здесь не написано, что у Оливии был заразительный смех и что она знала о Питере Фрэмптоне больше, чем кто-либо другой в целом мире? Почему не написано, что она обожала конфеты – любые конфеты – и дурацкие фильмы ужасов, которые крутили по телику поздно ночью? И что после школы она собиралась пойти учиться на ветеринара?
Гвенди стоит на коленях в снегу – ноги окоченели, несмотря на теплые непромокаемые ботинки; впрочем, ноги замерзли еще на поле, после нескольких часов бесплодных поисков, – рядом со своей давней подругой до тех пор, пока пятна теней не сливаются в одну сплошную густую тень. Потом она прощается с Оливией и медленно возвращается к машине, уже в темноте.
41
Гвенди запирает машину и идет к дому. Где-то на полдороге она слышит шаги за спиной.
Оглянувшись через плечо, она всматривается в темноту. На стоянке вроде бы никого нет, хотя Гвенди явственно слышит чьи-то поспешные шаги. А потом видит его: мужчину, едва различимого в сумраке между двумя уличными фонарями. Он идет в ее сторону быстрым шагом. Сейчас их разделяет ярдов тридцать.