Ленни опускает лупу и обращает всё внимание на Гвенди.
— Что ж, мисс Гвенди Питерсон, моргановский серебряный доллар этого года в состоянии «почти как новый» может стоить от семисот двадцати пяти до восьмисот долларов. В таком же состоянии… — Он качает головой. — Я даже не знаю.
Гвенди не подготовилась к этой части беседы — как бы ей это удалось? Но старик ей по-настоящему нравится, и она решается сымпровизировать.
— Моя мама работает в автосалоне, и у них там говорят про некоторые машины: «оценить так, чтобы пошло». Как насчёт… восемьсот за каждую? Пойдёт такая цена?
— Да, мэм, вполне, — говорит он без колебаний. — Но вы уверены? В большом магазине вы бы могли…
— Уверена. Если вы можете заплатить по восемьсот за каждую монету, то я согласна.
Старик со смешком протягивает ей руку.
— В таком случае, мисс Гвенди Питерсон, мы договорились.
Они пожимают друг другу руки.
— Я выпишу вам чек.
— Э-э-э… Я уверена, что вам можно доверять, Ленни, но чек меня не совсем устраивает.
— И неудивительно: кто знает, где я буду завтра — в Торонто или в Вашингтоне! — Он подмигивает. — И потом, у меня тоже есть поговорка: «Наличные — не доносчики». О чём дядя Сэм не знает, то его не огорчит.
Ленни вкладывает монеты обратно в прозрачные пакетики, и они исчезают где-то под столом. Отсчитав шестнадцать новеньких стодолларовых купюр — Гвенди всё ещё не верит, что это происходит на самом деле, — он выписывает квитанцию, отрывает копию и кладёт сверху на деньги.
— Я написал там свой телефон, на случай, если у вас будут вопросы. Вы далеко живёте?
— Примерно в миле отсюда. Я приехала на велосипеде.
Он задумывается.
— Это большие деньги для такой молодой девушки, Гвенди. Не хочешь позвонить родителям, чтобы подвезли?
— Не стоит, — говорит она с улыбкой. — Я не пропаду.
Брови старика пляшут от смеха.
— Не сомневаюсь.
Он засовывает деньги и квитанцию в конверт, складывает его пополам и обматывает чуть ли не трём футами скотча.
— Проверь, влезет ли он к тебе в карман, — говорит он, протягивая ей конверт.
Гвенди убирает его в карман шортов и похлопывает по нему.
— Тютелька в тютельку.
— Ты мне нравишься, девочка. У тебя есть стиль и стержень. Неотразимое сочетание.
Ленни поворачивается к продавцу справа от него.
— Хэнк, приглядишь минутку за моим столом?
— Только если принесёшь мне колы, — отвечает Хэнк.
— Договорились.
Ленни выходит из-за стола и провожает Гвенди до дверей.
— Уверена, что доберёшься сама?
— Абсолютно. Спасибо ещё раз, мистер Ленни, — говорит она, чувствуя, как деньги оттягивают карман. — Я вам правда очень благодарна.
— Это я вам благодарен, мисс Гвенди. — Он открывает перед ней дверь. — Удачи в Лиге плюща.
17
Гвенди щурится на майском солнце, отвязывая свой велосипед от дерева. Утром ей не пришло в голову, что у Ассоциации ветеранов не будет велосипедной стойки. С другой стороны, много ли ветеранов разъезжает по Касл-Року на великах?
Она похлопывает по карману, чтобы убедиться, что конверт на месте, и садится в седло. Не доехав до середины автостоянки, она видит Фрэнки Стоуна и Джимми Сайнса, которые дёргают за дверцы и заглядывают в окна машин. Какой-нибудь бедолага выйдет сегодня с выставки монет и марок и обнаружит, что его машину обчистили.
Гвенди крутит педали быстрее, надеясь проскользнуть незамеченной, но куда там.
— Эй, сахарные титьки! — орёт Фрэнки ей в спину, забегает вперёд и преграждает ей выезд с парковки. Он машет на неё руками: — Стоп, стоп!
Гвенди резко тормозит.
— Оставь меня в покое, Фрэнки.
Ему не сразу удаётся отдышаться.
— Я просто хотел тебя спросить кое о чём.
— Спрашивай и отойди с дороги.
Она оглядывается в поисках пути отступления.
Джимми Сайнс выходит из-за припаркованной машины. Становится по другую сторону от неё, скрестив руки на груди. Смотрит на Фрэнки:
— Сахарные титьки, говоришь?
Фрэнки ухмыляется.
— Это та, про которую я тебе говорил.
Он подходит ближе и проводит пальцем по ноге Гвенди. Она сбрасывает его руку.
— Спрашивай, что хотел, и пропусти меня.
— Да ладно тебе, — говорит он. — Мне просто интересно, как у тебя дела с задницей. Трудно, наверное, срать с таким зажатым очком?
Он снова касается её ноги — не пальцем, а всей ладонью.
— Эти парни вас беспокоят, мисс Гвенди?
Все трое оборачиваются. Позади них стоит Ленни.
— Вали отсюда, старик, — говорит Фрэнки, делая к нему шаг.
— Это вряд ли. Гвенди, всё в порядке?
— Теперь — да. — Она отталкивается от земли и начинает крутить педали. — Мне пора, а то опоздаю к обеду. Спасибо!
Они смотрят ей вслед; затем Фрэнки и Джимми снова поворачиваются к Ленни.
— Двое на одного. Мне нравится такой расклад, старпёр.
Ленни засовывает руку в карман и извлекает выкидной нож. На его серебристом боку выгравированы единственные два слова на латыни, которые знакомы этим парням: Semper Fi. Ловкое движение искривлённых пальцев, и на солнце уже поблёскивает шестидюймовое лезвие.
— Теперь двое на двое.
Фрэнки направляется прочь с парковки, Джимми — за ним.
18
— Вы только представьте себе, Гвенди снова выиграла, — говорит Салли, закатывая глаза и бросая карты на ковёр перед собой.
Они сидят вчетвером на полу небольшой комнатки в доме Питерсонов: Гвенди, Салли Акерман, Бриджет Дежардин и Джози Уэйнрайт. Салли, Бриджет и Джози — двенадцатиклассницы и частые гости Гвенди в этом году.
— Заметили? — говорит Джози, потирая лицо. — Гвенди никогда не проигрывает. Почти во всём.
Салли подхватывает:
— Лучшие оценки в школе. Лучшая спортсменка в школе.
Самая красивая девчонка в школе. И к тому же тот ещё шулер.
— Ой, да бросьте, — отвечает Гвенди. Теперь её очередь тасовать карты и сдавать. — Это неправда.
Но она знает, что всё так и есть. И если Джози просто поддразнивает её (в свойственной ей дурашливой манере: недаром она хочет стать вокалисткой в музыкальной группе с названием «Киски»), то Салли, как понимает Гвенди, не просто задирает её. Салли бесится. И завидует.
Гвенди впервые обратила на это внимание несколько месяцев назад. Да, она быстро бегает — возможно, быстрее всех остальных школьниц округа. Или даже штата. Серьёзно? Да, серьёзно. И ещё её оценки. Она всегда хорошо училась, но раньше для этого ей требовалось как следует вкалывать — и даже тогда в табеле среди пятёрок попадалось немало четвёрок. Сейчас она практически не заглядывает в учебники, а её оценки — лучшие во всём потоке. Иногда она даже ловит себя на том, что нарочно отмечает в тестах неверные варианты, чтобы не получить очередной высший балл. Или специально проигрывает в карты или другие игры, чтобы подружки ничего не заподозрили. Но, несмотря на все её усилия, они понимают: что-то не так.
Не беря в расчёт кнопки, не беря в расчёт монеты, не беря в расчёт шоколадки, шкатулка подарила ей… ну… скажем так, некоторые способности.
Серьёзно? Да, серьёзно.
У неё больше не бывает травм. Ни растяжений на кроссах, ни ушибов и ссадин на футбольных матчах ни случайных царапин и порезов, ни даже сломанных ногтей. Гвенди не может вспомнить, когда последний раз ей был нужен пластырь. Месячные — и те стали проходить легче: пара капель на прокладке — и всё, никаких болей. Кровь Гвенди теперь остаётся там, где ей и положено быть.
Эти мысли и зачаровывают, и пугают её. Она знает, что в этом как-то замешана шкатулка — или шоколадки, но на самом деле это одно и то же. Иногда ей хочется с кем-нибудь обо всём поговорить. Иногда ей хочется, чтобы они с Олив по-прежнему дружили. Наверное, Олив — единственный человек во всём мире, кто бы выслушал и поверил.
Гвенди кладёт колоду на пол и встаёт.
— Кому попкорну и лимонада?
Поднимаются три руки. Гвенди уходит на кухню.
19
В жизни Гвенди многое меняется осенью и весной 1978 года, в основном — к лучшему.
В конце сентября она получает права, а месяц спустя родители делают ей сюрприз на семнадцатилетие — слегка подержанный «Форд Фиеста» из автосалона, где работает мама. Машина ярко-оранжевая, а радио в ней играет, только когда ему хочется, но Гвенди это не смущает. Она влюбляется в эту машину и украшает её скромную корму огромными наклейками в виде ромашек и стикером шестидесятых годов «Нет атомной бомбе».
Кроме того, она устраивается на свою первую настоящую работу (раньше она подрабатывала, нянча детей и сгребая опавшие листья, но это не считается) — в закусочной для автомобилистов три вечера в неделю. Никого не удивляет, что она проявляет выдающиеся способности и через пару месяцев получает повышение.
А ещё её избирают капитаном школьной команды по кроссу.
Гвенди по-прежнему думает о мистере Феррисе и волнуется за шкатулку-пульт, но далеко не так сильно, как когда-то. Она по-прежнему запирает дверь спальни, вытаскивает шкатулку из кладовки и тянет за рычажок, чтобы получить шоколадку, но уже не так часто. Максимум пару раз в неделю.
Она настолько расслабилась, что как-то раз ловит себя на мысли: «А может, со временем ты об этом забудешь?».
Но, наткнувшись на статью в газете о случайной утечке вируса сибирской язвы на советском заводе биологического оружия, в результате которого погибли сотни людей и весь район был загрязнён, она понимает, что никогда не забудет о шкатулке, красной кнопке и ответственности, которую на себя взяла. Что это за ответственность? Точно она не знает, но, наверно, речь о том, чтобы не дать всему… ну, вырваться из-под контроля. Звучит дико, но она чувствует, что это так.
Ближе к концу одиннадцатого класса, в марте 1979 года, Гвенди смотрит по телевизору репортаж об аварии на АЭС Три-Майл-Айленд в Пенсильвании. Она маниакально ищет информацию о ней, в основном чтобы узнать, насколько это опасно для ближайших деревень, городов и штатов. Эта мысль её беспокоит.