[124] гримасничали, балансируя на хвостах, а миллионы цикад[125], кузнечиков, сверчков изощрялись в музыкальных упражнениях, неутомимо растирая лапками жесткие надкрылья.
С обеих сторон глазам путников открывались чудеса тропической флоры[126]. Сколько было цветов! Их многочисленные тычинки — бархатистые, шелковистые, изящные, воздушные — подымались пышными серебристыми или розовыми султанчиками.
Робен едва успевал сообщать детям названия растений, которые были ему знакомы; то и дело он наклонялся и срывал какой-нибудь причудливый цветок или ветку. Казимир и Ангоссо не прислушивались к его объяснениям. Согнувшись над веслами, они гребли изо всех сил, как будто стремились поскорее миновать все эти красоты, убежать от них как можно дальше. Ни просьбы, ни вопросы на них не действовали.
— Давай, давай, — подгонял Ангоссо, пыхтя, словно перегретый котел.
— Давай, давай, — поддакивал прокаженный.
— Но в чем дело? — не вытерпел инженер. — Разве нам грозит опасность? Что случилось? Говоры же, мой старый дружище!
— Друг, мы заработаем лихорадку, если не убежим отсюда. Это место очень плохое. Все люди умирают здесь.
Робен вздрогнул. Он-то знал, что есть такие места, где болотные испарения исключительно вредны: достаточно провести там несколько часов, чтобы подхватить злокачественную лихорадку. И сразу ощутил, что вдыхает гнилостный воздух и что ноздри щекочет въедливый и тошнотворный запах разлагающихся растений. Незримые испарения илистых отложений плавали в густой атмосфере, которую никогда не разгонял свежий ветерок.
Болотный парник щедро питает растительный мир, но убивает людей.
Вполне справедливо и совершенно закономерно, замечает в своей книге «Птица» красноречивый Мишле[127], что путешественник вступает в грозные тропические леса — при всем их внешнем великолепии — с большими сомнениями и опаской. Вечный сумрак царит под тройным зеленым сводом деревьев-великанов, переплетений лиан и густых зарослей травы и подлеска, достигающею тридцати футов высоты. А над этой глухой тьмой яркие цветы купаются в солнечных лучах…
Не уступайте, защищайтесь, не позволяйте чарам леса поработить вашу отяжелевшую голову. Держитесь на ногах! Стоит поддаться усталости, армия безжалостных анатомов завладеет вами, и миллионы крошечных ланцетов[128] превратят вашу кожу в настоящее кружево.
Путешественники ускорили движение. Любой ценой они должны миновать болотистую зону до наступления ночи. Пристать к берегу и проложить дорогу напрямик, через заросли, нечего было и думать. С влажной и вязкой почвы поднимется к вечеру густой туман, не напрасно прозванный «саваном для европейцев».
Они удачно избежали встречи с людьми, а теперь должны вырваться из ловушки болот. Долги и тревожны часы дороги меж двух млеющих в жаркой духоте зеленых стен, по реке, воды которой, казалось, вот-вот закипят, под небом, обесцвеченным лучами тропического солнца. Губы сохнут, в горле печет, легкие не в состоянии вдыхать раскаленный воздух; начинается одышка, в глазах темнеет, в ушах звенит. Несмотря на почти полную неподвижность, все тело покрыто потом, он струйками набегает со лба на глаза, попадает в рот, течет по рукам и ногам… одежда насквозь промокла, противно липнет к коже.
Самый закаленный человек бессилен перед этими испарениями собственного тела. Он чувствует, как тают его силы. Черты лица заостряются на глазах. Кожа становится мертвенно-бледной, уши желтеют, наступает анемия.
Наши робинзоны, и большие и маленькие, стойко переносили испытание. Об Ангоссо и Казимире нечего и говорить: обладая особым иммунитетом[129] черной расы, они словно не замечали жары, вели себя как две саламандры[130] в человеческом обличье. А Робен при всей своей силе вынужден был отказаться от гребли. К счастью, неожиданный обильный дождь освежил атмосферу. Стало легче дышать.
Речка продолжала течь к западу. Местность менялась, появились новые породы кустарников и деревьев. На смену низким, топким берегам пришли глинистые и песчаниковые пологие откосы, полосы песка, в которые местами вклинивались скалы. Вода приобрела красноватый оттенок. В расселинах камней нашли приют высокие и крепкие побеги молочая с длинными четырехугольными стеблями, торчащие прямо из почвы пучки мясистых листьев агавы с желто-зелеными цветами. Громоздились один на другой овальные и плоские кактусы, покрытые мясистыми плодами. Несколько изумрудно-зеленых гигантских игуан, разинув пасти, неподвижно застыли на скалах и бесстрастно взирали на проплывающую лодку.
Ангоссо бросил весло и схватил свой лук. Пронзительный свист стрелы — и одна из ящериц упала и перевернулась на спину, пронзенная тройным наконечником. Неожиданный и меткий выстрел нарушил созерцательное оцепенение путников. Дети захлопали в ладоши, Никола крикнул: «Браво!» И добавил:
— Лихо он с этой ящерицей разделался! Какое уродливое животное!
— Уродливое, зато мясо у него превосходное, — заметил Робен.
— Папа, — спросил Анри, — а разве крокодилов едят?
— Это не крокодил, дитя мое. Это игуана, разновидность крупной ящерицы с очень вкусным мясом. Мы его попробуем сегодня вечером. Верно, Ангоссо?
— Да, муше, — откликнулся негр, легко выскакивая из лодки на скалу, — этого зверя хорошо изжарить!
— А можно нам разбить здесь лагерь, как ты думаешь?
— Муше, идите сюда, — не отвечая на вопрос, позвал бони.
Робен ступил в свою очередь на скалу и огляделся по сторонам. В этом месте река делала крутой поворот к северу. По прихоти течения поле обзора расширилось, и инженер со своего возвышения углядел на расстоянии нескольких лье голубоватый высокий холм. Напрягши слух, он уловил глухой шум падающей воды.
— Вот это удача! Там наверху нет болотных испарений, их уносит ветер… и поток огибает гору с двух сторон! Дети мои, мы спасены! Скоро конец нашим мучениям!
Река снова расширялась, образуя залив еще более просторный, чем в том месте, где они занимались рыбной ловлей. Длинная гряда скал пересекала русло наискосок. Волны разбивались об острые выступы, накатывались на камни, нагромождения которых, обрызганные пеной, покрытые мхом и водорослями, темнели там и сям.
Скальная гряда возвышалась почти сплошной стеной, не менее трех метров в ширину и высотой до четырех; лишь в одну узкую брешь с грозным ревом устремлялся водный поток. По обоим берегам реки тянулась, насколько хватал глаз, заболоченная саванна, бездонная илистая трясина, поросшая высоченными травами, — обитель водяных змей, кайманов и электрических угрей.
— Если бы нам удалось преодолеть этот крепостной вал, мы были бы в полной безопасности от непрошеных гостей, — произнес Робен, внимательно осмотрев местность. — Но сможем ли мы пройти?
— Мы пройдем очень хорошо, — уверенно заявил бони. — Ангоссо пройдет везде.
— Но как ты это сделаешь?
— Это моя забота, муше. Вы пройдете, и мадам пройдет, и тот белый муше — он указал на Никола, — и маленькие господа… Все пройдут. Можете не сомневаться…
Чтобы придать бо́льшую значительность своим действиям, Ангоссо потребовал полной тишины. Все умолкли. Приключение грозило гибелью, и взрослые участники путешествия понимали это. Даже среди обитателей Марони, наверное, один лишь этот негр и способен был завершить опасное дело с успехом. Лодку подвели как можно ближе к водопаду, затем Робен, Казимир и Никола уцепились за каменные выступы, удерживая пирогу у подножья каменной гряды.
Ангоссо, не говоря ни слова, обвязался своим гамаком вокруг бедер и стал медленно подниматься с ловкостью и упорством, каким позавидовал бы цирковой гимнаст. Цепляясь руками и ногами за корни растений, за мелкие выступы, он добрался до скалистой вершины за четверть часа.
Не теряя ни секунды, даже не вытерев кровь, которая проступила из царапин и ссадин на теле, он развернул гамак, закрепил его оттяжки на каменном гребне и сбросил гамак вниз.
— Поднимайтесь вы, — сказал он Никола, указывая на тяжело свисающую с каменной стены крепкую ткань, сложенную вдвое наподобие пращи[131].
— А! Значит, я первый должен испытать это устройство, — сказал юноша. — Идет! Раз… два… Легче!.. Спокойнее…
И, даже не окончив фразы, он — к величайшему изумлению негра — с ловкостью обезьяны в три приема оказался наверху и занял место возле бони.
— Вот мы какие! — гордо заявил Никола, выпячивая грудь. — С нашими трюками мы бы забрались и на башню Нотр-Дам…[132] Теперь ваша очередь, патрон!
— Нет, не белый тигр… Поместите мадам в гамак… Вот так… Хорошо…
Мадам Робен осторожно подняли двое мужчин, объединивших свои усилия, и через полминуты она была уже на скалистом гребне. Затем поочередно поднимали каждого из детей. Робен не мог последовать за ними. С помощью Казимира он с трудом удерживал тяжело нагруженную лодку, которую течение готово было снести каждую минуту. Ангоссо спустился, занял свое место у носа пироги и попросил Робена присоединиться к семье, а затем поднять и старика.
Наконец они собрались все вместе на тесном пятачке, над бешено бурлящими водами, и с беспокойством ожидали, когда бони завершит свой опасный маневр. Негр, уцепившись одной рукой за лодку, другой — за корневище, боролся с течением.
— Бросьте мне веревки от гамака! — крикнул он.
Робен вытянул оттяжки из креплений, связал их узлом и бросил Ангоссо один конец веревки.
— А ну-ка, Никола, берись и ты! Дело идет о нашей жизни! Хватай веревку! И держи крепко!
— Не бойтесь, патрон! Скорее мне выдернут руку, чем я выпущу ее из рук.