Не только примятая травинка, увядший цветок, содранная кора, перевернутый камень, но птица, парящая вдали или резко меняющая курс, слегка искаженный крик животного, кайман, ныряющий в воду, запах дыма от костра[53] — все это своего рода письмена безбрежных лесных просторов, которые легко читает местный житель.
Эти способности, кстати, не являются исключительной собственностью того, кто ведет дикий образ жизни, у них есть аналоги и в цивилизованном мире. Разве мы не видим ежедневно, как проницательные полицейские, руководствуясь чутьем, которое ведет детектива или разведчика, выслеживают преступников в огромных каменных чащобах, которые зовутся Лондоном или Парижем?
Робинзоны переняли эту методу у лесных негров и индейцев и с помощью собственного интеллекта усовершенствовали обычные приемы следопытов. Сведения, предоставленные раненым, ни в коей мере не прояснили ситуацию, завеса тайны становилась все более непроницаемой. Необходимо было действовать как можно быстрее, ничего не упуская из виду; другими словами, схватывая на лету любые отпечатки и даже намеки на них. Тут одно из двух: либо похищенные лодки с грузом все еще спускаются по течению Марони, либо воры разгрузили их на берегу, разделили содержимое на части и распределили по пирогам, затем увели пироги вверх по мелким притокам и спрятали добычу где-то в глубине леса.
В первом случае лодка Шарля, влекомая мощным двигателем, скоро должна была догнать похитителей. Второе предположение, более правдоподобное, настоятельно требовало самого скрупулезного изучения обоих берегов большой реки. Прежде всего нужно было спуститься вниз по течению, произвести разведку и удостовериться в отсутствии или наличии каравана.
Эта первая часть экспедиции прошла гладко, но не принесла никаких результатов. Этого, впрочем, следовало ожидать. Робинзоны спустились до переката Эрмина, крайней точки, до которой лодки с большим грузом и экипажем могут добраться за двадцать четыре часа с учетом ветра и течения. Гладь и берега Марони оставались удручающе монотонными. Встреченные по пути индейцы и негры бони ничего не видели. Караван не покидал верховьев реки. Очевидно, воры спрятали его в какой-нибудь заводи или ручье за завесой зелени, возвышающейся на обоих берегах Марони.
Лодка медленно поднималась вверх по течению, ее скорость упала наполовину. Анри, стоя на корме рядом с Шарлем, внимательно всматривался в стену тусклой зелени со сплетением лиан, мелькающими стволами деревьев и яркими распустившимися цветами. Его брат, прильнув к окулярам бинокля, осматривал другой берег, расположенный более чем в полутора километрах. Молодые люди не замечали ничего необычного, как вдруг старший из робинзонов, более часа стоявший неподвижно, как охотник в засаде, сделал резкое движение. Он схватил ружье, зарядил его и приготовился открыть огонь.
— Что там, Анри? — вполголоса спросил отец, продолжая держать руль.
— Костер, — коротко ответил молодой человек.
— Твоя прав, — одобрительно подтвердил Ломи.
— Где ты видишь огонь, дитя мое? В воздухе нет никаких признаков дыма.
— Я его не вижу, но чувствую.
— Ты чувствуешь… дым?
— Да, отец.
— Что-то не понимаю.
— Все очень просто. Костер горел пять минут назад вон там… меньше чем в ста метрах отсюда. Его только что потушили.
— О! О! — сказал в свою очередь восхищенный Башелико. — О, дорогой компе Анри, твоя сказать бон-бон, да.
— Горящие угли только что залили водой, я прекрасно чувствую запах теплой мокрой золы… Ветерок доносит аромат пара, пропитанный запахом, который кажется мне знакомым… Ручаюсь, этот костер развели из древесины сассафраса!
— Да, компе! — воскликнул Ломи.
— Верно говоришь, — одновременно сказали Эдмон и Эжен, которые, раздув ноздри, отрывисто вдыхали влажный воздух, несущийся с болот.
— Стоп! — скомандовал Робен.
Николя перекрыл подачу пара, и лодка остановилась. Было половина пятого вечера. Следовало подумать о том, где разбить лагерь, так что остановка требовалась в любом случае, даже невзирая на этот инцидент, совершенно незначительный на первый взгляд.
Высаживаться на берег пришлось со всеми предосторожностями. Робен и его сыновья слишком хорошо знали все уловки обитателей девственного леса, чтобы действовать вслепую.
Шарль свистнул свою собаку. Умное животное навострило уши, потянулось, зевнуло и глубоко втянуло носом воздух. Молодой человек приласкал пса, затем взял за загривок, поставил на берег и сказал:
— Ищи, Матао… Ищи!..
Собака медленно подалась вперед, два или три раза прошлась слева направо и обратно, затем исчезла на пять минут и вернулась вприпрыжку на едва заметное щелканье языка хозяина.
— Путь свободен, — сказал Шарль, — можно сойти на берег. Отец, ты ведь позволишь мне пойти вперед вместе с Анри?
— Иди, сын мой, но с условием, что Ломи и Башелико пойдут вместе с вами.
— О да, муше, наша тоже идти, наша очень рад!
Четверо молодых людей, у каждого в правой руке ружье, а в левой мачете, последовали за собакой, которая без малейших колебаний привела их прямо к кострищу, укромно устроенному посреди леса между аркаб гигантского сассафраса.
— Браво, Анри! — в восторге воскликнул Шарль.
— Тсс…
Матао проявлял явные признаки беспокойства. Он быстро бегал вокруг дерева, будто решил идти по следу, который он учуял своим великолепным носом.
— Позови собаку, — сказал Анри, — обследуем очаг.
— Ты был прав по всем пунктам, дорогой Анри. Лагерь оставили в спешке. Горящие головни залили водой, а люди, которые здесь только что были, видимо, имели причины скрываться, раз они так быстро сбежали.
— Проклятье! Но это не дает нам совсем ничего. Нам нужно узнать, кто они, сколько их и в какую сторону они направились.
— Это будет непросто.
— Ты так думаешь? Ну же, я тебя не узнаю, дорогой младший братик. Неужели всего за год ты настолько изменился?
— Зато ты, Анри, всегда был самым ловким и опытным из нас. В лесу для тебя нет секретов. Ты настоящий дикарь.
— Спасибо за комплимент, месье из Парижа.
— Это не совсем то, что я хотел сказать, ты это отлично знаешь. Тот, кто способен на большее, не всегда может сделать меньшее, а ты можешь и то и другое, лучше, чем любой из нас.
— Еще раз спасибо. Я постараюсь оправдать высокую оценку, которую ты дал моим скромным достоинствам. Так, посмотрим… Кто же такие эти наши незнакомцы?.. Вот как! Они уничтожили свои следы. Экие простаки! И чего они этим добились? Тем более что они предусмотрели далеко не все…
— Как так?
— Посмотри на Ломи и спроси у него, на что он показывает пальцем.
В самом деле, молодой чернокожий, не произнося ни слова, показывал на неглубокий круглый отпечаток, оставленный каким-то посторонним предметом в пепле костра.
— Что это за штука? — спросил Шарль.
— Всего лишь отпечаток донышка оплетенной бутыли с водой, которую использовали, чтобы залить огонь.
— И правда! Я вижу даже прутики оплетки. Но кому принадлежала эта бутылка — белым, индейцам или неграм?
— Посмотрим. Черт возьми, — радостно воскликнул молодой человек после нескольких минут терпеливых поисков, — мне везет просто на зависть!
До этой минуты Анри не двигался с места, чтобы не наследить. Оставаясь в той же позе, он взял ружье за приклад, вытянул руку, насколько смог, и медленно достал кончиком ружейного ствола круглый предмет, который тут же схватил левой рукой.
— Это пробка от оплетенной бутыли. Изначально в ней было вино. Думаю, что могу с полной уверенностью сказать, что открыл ее белый человек.
— Но как ты об этом узнал?
— Что касается содержимого, определить его — невелика заслуга. Пробка все еще пропитана винным запахом.
— Но, — заметил Шарль, — хотя индейцы страстно любят тафию, при случае они не побрезгуют и винцом. Если, как я вполне резонно предполагаю, эта бутыль из моего багажа, глупо было бы думать, что краснокожие отказались от моего превосходного медока{443}.
— Согласен. Но не думаю, что штопоры так уж часто встречаются в здешних краях. Индейцы просто вгоняют пробку в бутылку, которую собираются опорожнить, тогда как на этой пробке остались следы стальной спирали. Вот… смотри, посередине красной восковой печати одного из лучших торговых домов колонии «Адольф Балли-младший и сыновья»{444}.
— Ты, как всегда, прав, Анри. У тебя действительно исключительное чутье.
— Ну что ты, — скромно запротестовал молодой человек, — всего-то немного прилежности и внимательности. А вот еще один след. Не ожидал встретить его в таком месте.
— Ну и ну! Это очень странно. Я бы сказал, что это следы гигантского муравьеда. Благодаря нашему старому другу Мишо мы хорошо с ними знакомы. Ошибиться невозможно. А вот и отпечатки передних когтей, подвернутых под подошвы лап.
— …и отпечатки задних лап, что опираются на землю обычным образом.
— Хорошо. Но ты заметил одну удивительную странность, возможно единственную в своем роде?
— Нет, что здесь необычного?
— А то, что муравьеды, как все стопоходящие животные, перемещаются иноходью, то есть одновременно передвигают обе ноги сначала с одной, а потом с другой стороны. Тогда как этот экземпляр идет обычным шагом. Его конечности двигаются по диагонали и отдельно одна от другой.
— Так ты полагаешь, что этот муравьед…
— Я не делаю никаких выводов. Я констатирую аномалию, и это дает мне массу пищи для размышлений, тем более что это единственный след, который нам удалось найти. Я прослежу за этим муравьедом. Утром посмотрим, что об этом думает наш новый друг Матао.
Собака, услышав свое имя, завиляла хвостом и снова принялась сновать туда-сюда вокруг сассафраса. Через полминуты она вернулась с совершенно красной мордой, словно ее окунули в кровь.