к и стрелы — вот и все vade-mecum{449}, едва ли более мудреное, чем у древнегреческого философа.
Его религия, которая по сути есть не что иное, как примитивное манихейство, приспосабливается ко всем обстоятельствам кочевой жизни. Он верит в антагонизм добра и зла и делает все, что в его силах, чтобы умиротворить злого духа и угодить доброму. Обладая изрядной долей смирения, которую можно сравнить с мусульманским фатализмом, индеец никогда не бывает несчастен. Если говорить в целом, за редкими исключениями, он представляет собой тип философа, который стремится как можно дольше спать, не работать и пить много тафии. Обычно он очень мягок, или, скорее, совершенно равнодушен.
Напрасно миссионеры во все времена пытались обратить их в христианство. Индейцы позволяют крестить себя и выражают «мон пе» (mon père — святому отцу) такое же почтение, какое питают ко всем белым людям. Так, лейтенанта Вампи, который сменит его на посту капитана, зовут Симон, другого зовут Жан-Пьер, третьего — Поло (Поль). Все они крещены, и не один раз, а как минимум десяток. И вот почему. Представители духовенства Французской Гвианы принадлежат к конгрегации маристов{450}. Они часто и подолгу странствуют по стране. Но один и тот же миссионер редко приезжает туда, где бывал прежде. Краснокожие, зная, что проповеди всегда заканчиваются раздачей тафии, пусть даже некрепкой, никогда не отказываются их выслушать. Они охотно собираются вокруг священника, которого называют «мон пе», и еще охотнее просят окрестить их, поскольку обряд крещения всегда становится поводом для праздника.
Марист, не зная, крещен неофит или нет, совершает над ним таинство, которое тот уже принимал несколько раз, но, разумеется, тщательно скрывает это от миссионера[59]. Беседа между Вампи и мастером Брауном была бы довольно вялой, если бы капитан беспрестанно не прихлебывал из своего куи, который Питер Паулус не уставал наполнять.
Индеец, изъясняющийся на креольском диалекте, и европеец с его англосаксонским французским едва ли могли договориться о чем бы то ни было, не понимая ни слова из того, что говорил собеседник. Но Вампи, благодаря постоянному общению с голландцами, усвоил несколько английских словечек. Ему было известно, что такое джин, фунт, гинея и шиллинг. Питер Паулус заговорил о пироге и изобразил, что гребет веслом. Вампи ответил ему в фунтах и флоринах. Дело уже шло к обоюдному согласию.
Тем временем миссис Арабелла и ее юные дочери кое-как пытались вести с индианками беседу в основном при помощи жестов, которые часто воспринимались ровно наоборот. Решительно все в этой непредвиденной и беспрецедентной ситуации удивляло трех англичанок. В тот момент, когда казалось, что они смогли заронить мысль в голову одного из этих бедных созданий или пробудить какое-то чувство в его сердце, индианка быстро бросалась к куи, полному тафии, жадно делала огромный глоток, вынимала грудь изо рта ребенка и вливала в горло бедного маленького существа, напившегося молока, такую дозу спиртного, перед которой спасовал бы любой европейский пьяница.
Большинство из них были одинаково некрасивы, но все же не без претензий. Индейские женщины невысоки ростом, у них коренастые фигуры, большие головы с высокими скулами и раскосые глаза, выглядят они малопривлекательно. Но кокетство есть кокетство, что на берегах экваториальной реки, что на набережных Сены или Темзы. Все они без исключения, и молодые и старые, чуть ниже колена и чуть выше щиколотки носили широкие подвязки. Эти подвязки, выкрашенные ярко-красным соком руку, затягиваются как можно туже и нарушают кровообращение. Такая процедура вызывает отек икры и придает ей огромный объем, что почитается верхом элегантности. Поскольку в результате мышцы ног не работают как следует и теряют эластичность, передвижение становится весьма затруднительным. Жертвы этого варварского обычая продвигаются на цыпочках неуверенной неловкой походкой цапли. Но в конце концов, имеем ли мы право порицать подвязки и раздутые икры бедных дикарок и при этом восхищаться корсетами и узкими ботинками цивилизованных дам?
Тем временем мисс Люси, которую уже два дня беспокоил сильный зуд в подошве стопы, была вынуждена удалиться в хижину, настолько это стало невыносимо. Одна из индианок из любопытства последовала за ней. Девушке пришлось снять обувь. Один из пальцев слегка опух, а на белой коже едва виднелось небольшое розоватое пятно.
Индейцы племени галиби
На поверхности подошвы было заметно еще два таких же пятнышка. Зуд становился все сильнее, и мисс Люси, несмотря на присутствие нескромной краснокожей, принялась ожесточенно чесаться.
Индианка подошла ближе и тихо сказала:
— Твоя нога залез клещ. Нет чесать. Чесать шибко плохо. Давай моя помогай убери его оттуда.
Девушка с грехом пополам поняла, о чем лопотала ее собеседница, и вытянула ногу.
— Вот так, да. Моя умей. Моя убирай клещ.
С помощью булавки она обвела каждое из трех пятнышек, одно за другим, и приподняла над ними кожу с такой ловкостью, что мисс Люси совершенно ничего не почувствовала. Не прошло и двух минут, как искусная медсестра показала ей на кончике булавки три маленьких беловатых пузырька размером с крупное просяное зерно. Молодой англичанке сразу же полегчало.
— Чуток жди.
Индианка вышла из хижины, подошла к одному из соплеменников, который курил, взяла немного пепла из его трубки и вернулась к мисс Люси. После извлечения пузырьков на коже остались три маленьких дырочки. Спасительница заполнила их табачным пеплом и знаком велела девушке надеть обувь.
— Моя все сделай. Твоя никогда не ходи голый ноги, нет. Это злая клещ, она люби залезай маленький белый ноги.
Мисс Люси, очень обрадованная таким необыкновенным и спасительным вмешательством, собиралась поблагодарить импровизированную знахарку, как вдруг, к своему глубокому изумлению, увидела, что та положила булавку в рот, как будто собиралась ее проглотить. Вскоре она поняла свою ошибку, увидев, что булавка, пройдя сквозь нижнюю губу, соединилась с тремя или четырьмя другими, остававшимися на месте, образовав вместе с ними пучок, спускающийся на подбородок, как маленькая бородка.
Прежде чем объяснить необходимость булавок для этих честных людей, столь неприхотливых в одежде, будет полезно для начала в нескольких словах рассказать о том, что это был за клещ, или шика по-креольски.
Этот клещ, или проникающая блоха, куда меньше по размеру и гораздо более неприятное насекомое, чем блоха обыкновенная. Оно довольно широко распространено на Антильских островах и в Южной Америке. Клещ водится в песке и пыли, но особенно любит заброшенные хижины. Он быстро проникает под кожу жертвы, не вызывая у нее никаких неприятных ощущений, и так же быстро растет, питаясь телесными соками и увеличиваясь до размера горошины. Его присутствие становится заметным только через два дня из-за сильного зуда, а также его головки и грудной части, черными точками просвечивающих сквозь кожу. Маленький вампир, удобно устроившийся в живом организме, вскоре начинает откладывать яйца. Вылупившееся из них потомство крайне многочисленно. Новые юные клещи поражают ткани и вызывают злокачественные язвы, которые порой становятся смертельными, а иногда требуют ампутации пальцев ног.
Эта напасть часто поражает босые ноги чернокожих и краснокожих, но и те и другие умеют удивительно ловко извлечь маленького монстра из облюбованного им места. Тем не менее, несмотря на это искусство, нередко можно видеть негров или индейцев, лишенных одной или нескольких фаланг. Кроме того, их ступни часто покрыты язвами, которые они называют «крабы» или «чауауа», очень плохо поддающимися лечению.
Извлечением назойливых паразитов обычно занимаются женщины. Булавка — необходимый для этой операции инструмент. Но куда вколоть булавку, которая должна быть под рукой в любую минуту, а у тебя нет ни футляра, ни игольницы, ни кармана? Затруднительная задача решается своеобразным способом. Индианки прокалывают себе нижнюю губу, проделывая небольшое отверстие, которое сохраняется после заживления раны. Булавки вставляются в этот оригинальный держатель головками внутрь, а острым кончиком наружу. Металлические стержни, удерживаемые сжатием мышечной ткани, не выскальзывают, но причудливо шевелятся, когда индианка смеется, разговаривает и — увы, слишком часто! — рыдает. Посторонние предметы не доставляют им совершенно никаких неудобств, женщины едят и пьют, не обращая на них внимания.
Присутствие булавок для них настолько привычно, что они вынимают их без помощи рук, одним движением языка и зубов.
Именно этот маневр так заинтриговал мисс Люси после удаления паразитов, от которых европейцы тоже не застрахованы.
В это время Питер Паулус Браун и капитан Вампи продолжали обмениваться непонятными обеим сторонам словами и жестами, которые могли быть истолкованы в каком угодно смысле, вплоть до противного. Индеец, уже «синий как макака» — креольское выражение, означающее крайнюю степень опьянения, — собирался готовиться к отъезду. В десятый раз он пытался втолковать мастеру Брауну, что ему придется уехать, чтобы опьянить ручей; что это дело четырех дней — «чтобы брать рыба и коптить его»; и что после этого он вернется и возьмет в качестве пассажиров англичанина и его семейство. Белый внимал его объяснениям не больше, чем каталонский мул.
— Я есть желать отправиться немедленно. Вы слышите! Я желаю дать вам много гиней, фунтов, флоринов… и чек на имя банка Суринама!..
Напрасные усилия. Индейцы непоколебимы в своих решениях. Все, чего Питер Паулус мог добиться, продолжая настаивать на своем, — это больше никогда не увидеть Вампи и его свиту. Волей-неволей ему пришлось согласиться на условия краснокожего и смириться с еще четырьмя смертельными днями ожидания.
Галиби уехали, мастер Браун грыз удила уже почти тридцать шесть часов, деля время между вскрытием консервных банок и поддержанием огня. Он хранил суровое молчание и не без зависти наблюдал, как его жена и дочери едят с завидным аппетитом, в то время как он сам, лишенный радости плавания, едва мог утолить голод, с отвращением пережевывая гусиные ножки, консервированные в свином жире, и рыбу в масле.