Офицер сошел на берег в нескольких шагах от нас. Это был мужчина лет тридцати пяти в звании капитана с ленточкой ордена Почетного легиона. Тут я заметил, что железная решетка, отгораживающая гребцов от пассажиров, поднята. Гребцы убрали весла. Надзиратель, вместо того чтобы собрать их и сесть рядом, держа револьвер наготове, как того требует приказ, сошел на берег вместе с капитаном. Я не без удивления обнаружил, что оба они вооружены до зубов. У каждого на поясе был револьвер крупного калибра, а на плече — охотничье ружье. Это еще можно было понять, мы все любим охоту. А вот револьверы на маршруте, где не бывает ни воров, ни свирепых животных, показались мне необычными. Но, поскольку это было не мое дело, я оставил свои размышления при себе.
Я поднялся и вежливо снял шляпу перед офицером, который коснулся пальцами козырька своей белой каски.
— У вас все в порядке? — грубо спросил он. — Где ваше разрешение? Покажите…
Я достал из кармана разрешение, подписанное главным комендантом, без которого ни одна лодка не может выйти с территории колонии. Он прочитал его и спросил:
— Это вы Гонде?
— Да, капитан.
— Освобожденный каторжник, который совершает рейсы между Сен-Лораном и верховьями Марони?
— Да, капитан. Смею вас заверить, что работаю честно с тех самых пор, как заплатил свой долг обществу.
— Честно… Это мы проверим. Мой мальчик, власти следят за вами. У нас есть сведения о том, что вы активно занимаетесь контрабандой. Вы ввозите золото без уплаты пошлины и обманываете казну на восемь процентов.
— Но, капитан, клянусь вам…
— Довольно! Что у вас в лодках?
— Товары, доставленные из Европы, провиант и сельскохозяйственные инструменты или оборудование для золотодобычи для прииска недалеко от водопада Петер-Сунгу.
— Товары из Европы… Ну-ка, показывайте мне ваш груз.
Мне оставалось только подчиниться. Что я и сделал без промедления. Он прочитал ваше имя на ящиках и спросил:
— Робен… Это еще кто такой?
— Вот наглец! — в один голос воскликнули возмущенные робинзоны.
— Я лишь повторяю его слова. Он продолжил досмотр и заявил:
— Это оборудование английского производства. За него должна быть уплачена пошлина. Ее оплатили?
— Думаю, что да. Сюда его доставила, насколько я знаю, шхуна «Милость Господня», так что груз непременно прошел через Кайенну.
— Мне об этом ничего не известно. Точнее, я в этом сомневаюсь. Где владелец?
— В лесу. Он должен вернуться завтра.
— Мой мальчик, вы весьма неважно играете свою роль, вы очень неумелый контрабандист. Нет смысла ломать комедию. Я арестовываю вас и конфискую ваш груз.
— Но этот человек не имел права, — вскричал разгневанный Робен. — Впрочем, он вряд ли из нашей армии. Это был не офицер, а какой-то негодяй, который воспользовался военной формой, чтобы действовать как подлый пират.
— Я и сам был готов взбунтоваться. Пусть в нашем положении мы, освобожденные бывшие каторжники, по-прежнему находимся под надзором властей, не можем ни продавать, ни покупать, ни уходить, ни возвращаться без разрешения, и сопротивление с моей стороны могло повлечь за собой суровое наказание, я собирался протестовать, готовый никогда больше не возвращаться в Сен-Лоран и просить вас приютить меня. Но, увы, я не успел. Тот, кого я считал офицером, ткнул меня в грудь стволом револьвера и крикнул. Четверо негров и двое солдат под командованием надзирателя бросились к лодкам и в мгновение ока связали моих напуганных людей.
Меня схватили последним и спеленали быстрее, чем я успел пикнуть хоть слово. Тут произошел странный инцидент, на первый взгляд не особо значительный. Моя собака решила прийти мне на помощь. Она бросилась на капитана, вцепилась ему в руку и разорвала рукав его форменной куртки от локтя до запястья. Он взвел курок, прицелился в бедное животное и уложил пса на месте. Кровь струилась по его руке. Он принялся вытирать ее платком, и я ясно различил на его коже одну из отвратительных татуировок, хорошо известных тем, кто имел несчастье оказаться на каторге.
— Что я вам говорил, — с живостью вмешался Робен. — Этот человек, запятнавший мундир, всего лишь обычный бандит, сбежавший с каторги, а надзиратель и чернокожие — его сообщники.
— Я тоже об этом подумал, хотя мундир сидел на нем безупречно и выражался он как человек образованный. Но, увы, я не так наивен и знаю, что среди постояльцев колонии встречаются ловкие пройдохи. Впрочем, я был уверен, что мог не опасаться за свою жизнь, поскольку не было еще ни одного случая, чтобы беглый каторжник пошел на убийство. Они слишком хорошо знают, что в случае поимки им грозит неминуемая смертная казнь.
Меня грубо бросили на дно лодки исправительной колонии, в которой неподвижно сидел краснокожий. Я упал среди пагар, ящиков и провианта, наваленного там в беспорядке, и так сильно ударился, что потерял сознание.
Когда я пришел в себя, была уже ночь. Я лежал на спине, связанный так туго, что не мог пошевелиться. Флотилия двигалась. Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, что мы пересекли Марони и приближались к голландскому берегу. В любом случае берег был совсем рядом, потому что я видел ветки, которые время от времени заслоняли звезды. Затем движение прекратилось, мы остановились. Остановка длилась довольно долго; когда мы снова отправились в путь, уже занимался день.
— Гонде, а вы не думаете, что воры — у меня нет причин называть их по-другому — именно там спрятали наш груз, который наверняка сильно искушал этих бессовестных людей?
— Честное слово, месье Робен, это очень возможно. В целом дельце они обстряпали довольно ловко. Уверяю вас, что я бы ничего не заподозрил, если бы случайно не увидел татуировки так называемого капитана. Я бы от всего сердца поверил в конфискацию ваших товаров, но этот человек исчез следующей ночью, так же как и его товарищи.
— Что вы такое говорите?
— Чистую правду, месье. На следующий день, то есть вчерашним утром, я обнаружил, что мы находимся в устье ручья, где причалили накануне. Нас окружила банда краснокожих довольно угрожающего вида, не помню, чтобы я когда-либо с такими сталкивался. Их было двенадцать человек. Русло ручья оказалось перегорожено огромным деревом гриньон, которое, видимо, недавно срубили. Сообщение между низовьями и верховьями ручья, таким образом, сделалось невозможно.
Моих людей со мной не было. Зато у меня появились другие спутники: дама из Европы, две девушки и белый мужчина, которого они называли отцом. Я понимал все меньше и чувствовал, что вот-вот сойду с ума. Индейцы не проявляли к ним жестокости, хотя белый и осыпал их ругательствами. Краснокожие явно испытывали удивление по отношению к этим дамам, не лишенное уважения.
Мой рассказ подходит к концу. Я не знаю, что произошло ночью, которая последовала за этим странным днем, потому что спал как убитый. Когда я проснулся, европейская дама и обе девушки исчезли. Тут мои приключения достигли пика неправдоподобия. Англичанин, голый, как ощипанный куренок, был привязан к дереву, в то время как вождь краснокожих, мрачного вида старик, заканчивал расписывать его, приводя в то состояние, в котором вы сейчас его видите.
Нас обоих посадили в лодку, в которой я с удивлением узнал одну из моих шлюпок, только она была совершенно пустой, если не считать кое-какой провизии, оставленной нам негодяями. Я собирался отправиться на ваши поиски, но этот грубиян начал боксировать, так что мне пришлось сопровождать его вопреки моей воле. К счастью, мы вскоре с вами встретились.
— Все это, — сказал Робен, — кажется мне уже не таким странным, как можно было бы предположить вначале. Все эти хождения взад-вперед, исчезновение европейских женщин, появление каких-то краснокожих служат лишь одной цели — запутать нас и сбить со следа. Маскарад англичанина — это обычная индейская проделка, так, для забавы, нам не нужно принимать ее в расчет. Наш груз не мог оказаться далеко отсюда. Он спрятан на одном из берегов реки. Я склоняюсь к голландскому берегу, тем более что, по вашим словам, вы пересекли Марони позавчера ночью.
— Да, месье.
— Наши хитрецы считают, что они на высоте, но на самом деле они просто дурачки. Украденные вещи могут быть либо здесь, либо там, куда вас доставили позапрошлой ночью. Вторая версия представляется мне более рациональной. Сейчас главное — действовать как можно быстрее. Мы не можем позволить бесконечно водить себя за нос. Какого черта, такой большой груз не может исчезнуть бесследно, как какая-нибудь пагара. Скажите, Гонде, вы ведь не сможете узнать это место, не так ли?
— Увы, нет, месье Робен.
— Я так и думал. Лодки остановились там только один раз, в ночное время?
— Да, месье.
— Но по возвращении сюда вы увидели англичанина и его семью, которых привезли в то же время, когда и вас?
— Именно.
— Возможно, наш оригинал найдет это место или хотя бы укажет нам направление. Надеюсь, что он захочет нас провести.
Питер Паулус, сидя на корточках в хижине, сохранял под своей расписной наружностью невозмутимость завзятого краснокожего. Казалось, что его ничто не волнует, он не желает ничего ни видеть, ни слышать.
Робен подошел к нему.
— Мастер Браун, — сказал он, — вы хотите найти ваших жену и детей и вернуть себе свое состояние?
— Я хочу путешествовать по воде, — ответил тот сквозь свои длинные зубы.
— Вы будете путешествовать, мастер Браун, я вам обещаю. Но прежде вы должны помочь нам найти место на берегу, где вы находились перед тем, как вас похитили.
— Ноу.
— Так вы отказываетесь?
— Йес. Я здесь для путешествований, а не для того, чтобы давать вам помощь. Я есть английский подданный и не желаю водиться с таким, как вы.
— Но… разве вы не хотите позаботиться о вашей семье… вас не волнует ваше богатство?
— Моя фэмили не есть ваша забота. Мое богачество не есть дело для такого авантюриста, как вы.
— Мастер Браун, вы наглец и бессердечный муж и отец.