я, ставят столбы, делают дранку из дерева вапа для крыши. Вот старатели и носильщики выстроились индейской цепочкой на тропе, прежде проложенной изыскателем. Все несут на головах провизию, инструменты, пожитки, разделенные на тюки по двадцать пять килограммов каждый. Куак, лярд и сушеная треска разложены по просмоленным запечатанным мешкам, чтобы исключить всякую попытку поживиться частью их содержимого. Вино и тафия в больших оплетенных бутылях опечатаны по той же причине.
В первые ночи на прииске все спят как попало, вповалку. Но старатели тут же превращаются в дровосеков и подступают с топорами и пилами к деревьям, которые они валят с поразительной скоростью. Гиганты, сплетенные друг с другом лианами, сначала шатаются, а затем, увлекая соседей, с грохотом падают. Лиственный свод расступается, и солнечные лучи впервые освещают это торжество цивилизации над варварством.
Срубленные деревья становятся материалом для бараков, которые растут как по волшебству. В несколько дней здесь возникает зародыш города. Хаос скоро сменяется строгой организацией благодаря распределению работ, от которых никому не уклониться. Пильщики заготавливают доски, плотники их прилаживают. Ручьи очищают от водных растений, золотоносная зона освобождается от зарослей. Начинается эксплуатация прииска.
Именно в таком состоянии обнаружили работавший уже два месяца прииск «Удача» возвратившиеся из Европы Шарль и Николя. Золотоносный участок, чье положение юноша смог точно определить с помощью математических расчетов, как мы знаем, не принадлежал компании, занимавшейся его разработкой. Эту ошибку совершил не месье дю Валлон, но тот, кто занимался первоначальными изысканиями. Креол совсем недавно сменил этого несчастного старателя, погибшего на работе. Именно из-за этой ошибки всего в две тысячи метров робинзоны оказались хозяевами уже полностью подготовленной площадки. Но они были не из тех, кто рад извлечь выгоду из подобного недоразумения. Читатель помнит, что акционеры прииска получили значительную компенсацию за ранее понесенные расходы, хотя по закону они не имели права на какое бы то ни было возмещение убытков.
Рабочие прибыли из Кайенны несколько дней назад. Работы уже возобновились под умелым руководством месье дю Валлона, и все предвещало, что добыча окажется обильной. Робен хотел привести прииск в идеальный порядок, прежде чем пригласить сюда семью. Наконец этот долгожданный день настал. Мадам Робен, обе мисс и молодые бони покинули плантацию и отправились на золотые поля. Паровая лодка подошла к пристани, и пассажиры, пройдя по небольшому мостику, перекинутому через первый ручей, вышли на большую расчищенную поляну, где стоял обычный для золотопромышленных работ шум. Их уже ждали. О прибытии почетных гостей возвестили ружейные залпы, всполошившие обитателей птичника и спугнувшие целую стаю туканов. Индийский кули в парадном облачении и в национальном тюрбане поднял на верхушку высокого шеста французский флаг, который немедленно развернулся на ветру, заиграв перед восхищенными посетителями всеми своими красками. Робинзоны, охваченные сильными чувствами при виде священной эмблемы своей родины, приветствовали флаг криком: «Да здравствует Франция!..»
— Да здравствуют французы экватора! — громогласно ответил им не менее взволнованный месье дю Валлон, который вышел встретить инженера и его семью.
По мере знакомства со своими новыми владениями робинзоны удивлялись все больше и больше. Директор, получивший полную свободу действий, превзошел самого себя. Его деятельная активность и прекрасное знание особенностей лесной жизни привели к чудесным результатам. На огромной площадке, хорошо выровненной и тщательно очищенной от пней и коряг, выстроились бараки для рабочих. Китайцы и индусы расположились с правой стороны, чернокожие — с левой. Эти домики, чистые, очень здоровые, хорошо проветриваемые, построенные из жердей и крытые листьями пальмы ваи, уже приобрели красивый цвет маисового початка и выглядели очень приятно. Перед некоторыми разбили небольшие садики, где росли съедобные и декоративные растения. Вдоль дороги от пристани до жилого поселка посадили банановые деревья, которые росли буквально на глазах, образуя будущую аллею. Через два года она будет давать достаточно тени, чтобы можно было гулять по ней, не боясь солнечных лучей.
Дом для владельцев прииска построен в ста метрах от рабочего поселка на склоне небольшого холма. Такое расположение имеет сразу два преимущества: с одной стороны, дому не грозит быть затопленным во время наводнения, с другой — помещения всегда освежает легкий ветерок, бесценное сокровище в Гвиане. Жилой корпус длиной более сорока метров, шириной в двенадцать и высотой в десять, представляет собой чудо колониальной архитектуры. Он возвышается на прочном и крепком настиле из дерева баго, фиолетовые и черные прожилки которого, натертые маслом карапы, отсвечивают тонами аметиста и гагата. Столбы из розового дерева, покрытые смолой гваякового дерева{459}, напоминают старинную мебель времен раннего Людовика XV, радость любого антиквара. Они поддерживают балки из буквенного дерева, образующие каркас, на который опираются тонкие стропила из белой балаты.
Очень высокие скаты крыши из ваи сходятся вверху под острым углом и резко расширяются у основания под тупым углом, образуя легкую веранду шириной в два метра, которая по всему периметру опоясывает большую постройку несравненной легкости и элегантности. Ряд превосходных гамаков, сплетенных индейцами и неграми бони из волокон алоэ и хлопка, мягко колышутся на ветру, суля приятный послеобеденный отдых. Все эти замечательные образцы самых ценных пород дерева, один вид которых заставил бы любого краснодеревщика упасть в обморок, были срублены на месте постройки дома. Более того, некоторые из них просто обтесали и оставили здесь на их же корнях.
Общая столовая расположена в средней части строения. Она открыта с двух сторон, с севера открывается вид на прииск, с юга — на девственный лес. Две портьеры кукурузного цвета из волокон формиума{460} изящными складками ниспадают с кровельных балок. Одну из стен полностью заслоняет сервант из буквенного дерева с резными накладками из зеленого эбена, наполненный фарфоровыми сервизами и так называемыми небьющимися бокалами. Огромный массивный стол из дерева мутуши величественно опирается на четыре крепкие ножки. Напротив серванта — стеллаж с оружием, где выстроены в ряд строгие профили вороненых стволов. Под этими безупречными изделиями современной оружейной промышленности, доставленными Шарлем из Франции, расстелена шкура ягуара, на которой расположился Боб, черный молосс{461}, привезенный месье дю Валлоном из Кайенны. Боб — великан собачьего рода, сильный, как майпури, храбрый, как лев, и кроткий, как ягненок. Вот доказательство: он только что по-братски уступил Матао уголок шкуры представителя семейства кошачьих, на что тот немедленно согласился.
Слева — гостиная, обставленная диванами и креслами-качалками, сплетенными из бамбука китайцами, невероятно легкие и причудливо украшенные, как могут делать только эти несравненные ремесленники. Женские спальни, расположенные за гостиной, выходят в просторный коридор и на веранду. По другую сторону от столовой вдоль гостиной находится рабочий кабинет. Кедровые столы, заваленные бумагами, планами, картами, рисунками, образчиками орудий и инструментов, прикреплены к полу. На стенах из дерева гриньон — множество полок, где симметрично расположены образцы редких пород дерева, минералов, окаменелостей, а также компасы, часы, шагомеры, физико-математические приборы и так далее и тому подобное. Мужские апартаменты находятся сразу за рабочим кабинетом. Наконец, чтобы завершить описание столь тщательно продуманной планировки, не забудем небольшой уединенный павильон, расположенный в двадцати метрах от дома, где устроена настоящая химическая лаборатория.
Осталось упомянуть только кухню с большой печью, расположенную рядом со столовой и вверенную заботливому попечению мэтра Огюстена, настоящего марсельца из Марселя, бывшего кока с военного корабля, который ввел буйабес{462} и баригуль{463} в постоянное меню жителей берегов Марони.
Последнее слово, чтобы показать, насколько разумно все было обустроено. Из любой точки жилища взгляд может охватить все пространство, где расположены бараки рабочих, дома служащих и домашней прислуги, кухни и продовольственные лавки. Каждый без труда поймет важность этой, казалось бы, незначительной детали.
Робинзоны, счастливые, как большие дети, выражали свою радость восторженными восклицаниями и осыпали похвалами искусного творца этих чудес.
— Но это слишком прекрасно, мой дорогой директор, — повторял Робен. — Мы сами себя не узнаем среди всей этой роскоши. Это больше не Гвиана, нет, робинзоны сегодня заснут в неге какой-то тропической Капуи{464}, созданной вами взмахом волшебной палочки. С другой стороны, такие роскошества посреди самой страшной нищеты вызывают у меня не самые приятные ощущения… О, пусть мои чувства ничуть вас не смущают, друг мой. Я слишком признателен вам за все, что вы совершили для того, чтобы доставить удовольствие нашим дамам и сделать приятным их пребывание в этом аду. Я не стану добавлять ложку дегтя в бочку вашей совершенно законной гордости!
— Дорогой месье Робен, — отвечал креол со всем уважением, какое внушал бывший ссыльный всем, кто был с ним близок, — я ждал ваших слов, и они переполнили меня радостью. Вы позволите мне говорить начистоту и объяснить вам причины моих действий?
— Говорите, друг мой. Вы знаете, как вы мне симпатичны. Я с огромным удовольствием послушаю ваши соображения: они могут быть продиктованы только преданным сердцем и глубоким разумом.