— Это было чудовищно!
— А каковы там нравы? Религия, например?
— О, гвианцы — скептики! По части неверия они дадут фору парижанам.
— Например?
— Был там один дикарь по имени Йа-Йа, известный как Жан-Пьер. Так вот он принимал крещение каждую неделю за стаканчик тафии! Я ничего не преувеличиваю, напротив!..
Эти детали также войдут в роман «Гвианские робинзоны», в том числе сноска о Йа-Йа, который признался нашему путешественнику, что крестился пять раз.
— Раз уж мы за столом, — сказал я Буссенару, — позволь поинтересоваться, что вы там ели.
— Овощи, фрукты…
— А из мяса?
— Попугаев и коату…
— А что такое коата?
— Это черная обезьяна.
— Прелестно! И не приходилось сожалеть о Бребане, Вуазене, Маргери и так далее?
— Столь мало, что скоро я вновь уезжаю.
— Ах!
— Да, я отправляюсь в кругосветное путешествие. Посещу Цейлон, Пондишери, Сайгон, Яву, Сидней, Иокогаму, Сан-Франциско, Панаму и вернусь…
— Куда же.
— В Аньер.
То, что Буссенар возвращался из Гвианы, лелея мечту о новом длительном отъезде в дальние края, подтверждают и финальные слова посвящения третьей части романа «Гвианские робинзоны», адресованные издателю Жоржу Деко: «До скорой встречи в кругосветном путешествии!» К сожалению, планам писателя не суждено было сбыться, и в последующие годы он совершил лишь две короткие охотничьи экспедиции в Африку.
— А можешь ли ты мне рассказать какую-нибудь занимательную историю, но непременно в парижском духе?
— Да. Проложив путь тесаком сквозь девственный лес, прибываю я как-то с восемью моими сопровождающими в одну деревню, и ее вождь выходит меня встречать. Он усаживает меня на тигриной шкуре. Ты, конечно, знаешь, что голова отводится самому почетному гостю. Усаживаюсь я на голову этого тигра…
— И?..
— Знаешь, что он мне преподнес?
— Нет!
— В масленке с двумя отделениями — абсент и вермут…
— Да ты что!
— Да, друг мой, подлинный «Нуайи Прат» и «Кюзенье», чью марку определить было довольно затруднительно.
— Прекрасно! Ну и простой вопрос: существует ли в Гвиане полигамия?
— Да.
— А женщины там верные?..
— Замолчи, порнограф!..
Если полигамия гвианцев не нашла отражения в романах Буссенара, то с удивительным угощением все вышло ровно наоборот, разве что автор перенес эпизод на южноафриканскую почву. Вермутом и абсентом, благоговейно хранимыми в сосуде для растительного масла, будет угощать одного из героев «Похитителей бриллиантов» Магопо, вождь племени батоков.
— Итак, — продолжил мой друг Буссенар, — однажды вечером мы опьяняли реку с кайманами.
— «Опьяняли реку с кайманами»! Хоть я и горжусь тем, что парижанин, сие выражение меня удивляет.
Здесь опьяняют кого угодно и что угодно. Но чтобы реку!
Опьянять реку в стране вышеупомянутых коат дело обычное. Кайманов, если мне позволят это слово, «опаивают» и подбирают их, как простых Купо[75], свалившихся под стол. Только кайман падает сразу в желудок дикарей. Как видим, гвианцы весьма практичны!
Об опьянении реки в компании с капитаном Вампи Буссенар так же упомянет в своем романе, как и о знакомстве с пиаем, а вот полученный путешественником подарок станет для нас неожиданностью.
— Ну и в конечном итоге, что особенно впечатлило?
— Особенно?
— Да.
— Банка со свиным салом!
— Ты не перестаешь меня изумлять.
— Я везу банку с салом, помогающим от сглаза. Эти дикари раздобыли ее у одного из моих предшественников. Когда случалось несчастье, они смазывали им голову. Это выглядело довольно грязно, но в качестве снадобья, похоже, действовало абсолютно безотказно.
— И кто тебе ее дал?
— Один врач, который был священнослужителем…
— Не понимаю!
— Или священнослужитель, что был врачом, ибо там это совмещают… как, впрочем, и здесь!
И только завершающий эпизод отнюдь не безобиден. Если ни рассказчик, ни интервьюер ничего не преувеличили, мы должны заключить, что, пребывая в гвианских джунглях, Буссенар стал невольной причиной смерти аборигена.
Ну и история напоследок.
— Я встретился с одним гвианским вождем. Угостил его водкой — крепостью шестьдесят градусов, если вам угодно. Не моргнув глазом, он осушил бутылку до дна, а затем скорчил презрительную мину. Меня это задело. Я достал из походной аптечки склянку со спиртом, предназначенным для дезинфекции ран. Спирт был девяностоградусным. Он и ее осушил залпом. Только из носа у него пошла кровь. «Муше, — сказал он, — рот протек». И упал замертво.
…«Вот тебе человеческий документ», — сказал мне Буссенар.
Купо повержен! Гвианцы превзошли даже его. Хороши, нечего сказать, как говорится в «Западне»![76]
Иных подтверждений того, что Буссенар виновен в причинении смерти по неосторожности, у нас нет, как и нет повода заподозрить Фернана Ксо в искажении фактов. Удивляет только, с какой легкостью писатель рассказал об этом случае коллеге, который заведомо не собирался хранить услышанное в тайне. Получается, жизнь дикаря в глазах белого (с медицинским образованием!) ничего не значила? Хочется надеяться, что впоследствии Буссенар все же осознал свою вину, во всяком случае, в своем творчестве он слишком часто возвращается к обличению пьянства. А история индейцев арамишо, которых погубило золото, обнаруженное на их землях белыми, и принесенный белыми алкоголь, будет нами восприниматься в новом свете.
Наряду с «Вольтером» возвращение Буссенара приветствовали еще десяток республиканских газет. Они также анонсировали конференцию путешественника и его отчет для министерства просвещения. Основные выводы будущего отчета излагает обозреватель газеты «Gil Blas» («Жиль Блас») Гастон Васси в номере от 12 февраля. Гвиана, по убеждению Буссенара, — чрезвычайно богатая, но незаслуженно игнорируемая правительством страна. (Тонна гвианского золотоносного песка в среднем содержит драгоценного металла на 37 франков, что вдвое больше доходности легендарных приисков Калифорнии и Австралии; акционеры гвианских золотодобывающих компаний получают солидные дивиденды; к приискам внимательно присматриваются англичане). Для всеобщего процветания необходимо поощрение эмиграции французов в Гвиану.
К сожалению, сам отчет не дошел до наших дней, во всяком случае, в архивном деле о командировке Буссенара он отсутствует.
С распростертыми объятиями встретил своего корреспондента и «Журнал путешествий». «Посланный нами в Гвиану собрать материалы для своего нового сочинения наш сотрудник счел за честь подтвердить справедливость успеха, неизменно сопутствовавшего его сочинениям. Он побывал не только в краях, населенных европейскими колонистами, но сделал гораздо больше: поднялся в лодке вверх по неисследованным рекам и посетил дикие племена» (20 февраля 1881 года).
Анонсируя готовящийся к публикации роман «Гвианские робинзоны», журнал не поскупился на похвалы автору: «Его научные познания позволили ему плодотворно изучить флору и фауну этой страны, а также геологию, столь важную с точки зрения золотоискательства, процветающего в колонии. Кроме того, он привез целую коллекцию набросков и фотографий, которые позволят искусному рисовальщику Кастелли, словно с натуры, воспроизвести самые волнующие моменты из жизни гвианских робинзонов» (27 марта 1881 года).
А еще Буссенар привез из Гвианы охотничьи трофеи, саженцы экзотических растений, коллекцию оружия и предметов быта индейских и негритянских племен.
На сайте Министерства культуры Франции можно увидеть часть гвианской коллекции Буссенара, завещанной им музею города Питивье: черные деревянные статуэтки каймана и игуаны, бамбуковую флейту с геометрическим орнаментом, деревянную ложку (овальной формы, без ручки) с гравировкой, плетеный колпак с подобием помпона, диковинное овальное сиденье из красного дерева с двумя ножками в форме перевернутой буквы «Т», бамбуковый табурет на четырех ножках с перекладинами, бамбуковую стрелу с костяным наконечником, несколько мачете, множество весел (тонкие и длинные, а также короткие с широкими лопастями), десятки бамбуковых дротиков с железными наконечниками, трезубцы для ловли рыбы.
Немного переведя дух, писатель принялся за работу. Уже 3 апреля на страницах еженедельника увидели свет первая глава романа «Гвианские робинзоны» и рассказ «Мать-Змея» (о спасении автором чернокожего мальчика-гребца, атакованного шестиметровой рептилией)[77]. Две большие гравюры Ораса Кастелли иллюстрировали завязку романа, а разворот, изображающий страшный эпизод нападения змеи на пассажиров лодки, наводит на мысль, что художник внимательнейшим образом изучил буссенаровскую коллекцию весел.
В ближайшие месяцы Буссенар напишет еще два рассказа о Гвиане («Семья тигров» и «Закон возмездия»), а публикация огромного романа растянется до 12 марта следующего года! Только вот Кастелли, специалист по многофигурным композициям, уступит свою миссию Жюлю Фера, которому больше по сердцу картины дикой природы…
Бамбуковые флейты, сиденье, трезубец для ловли рыбы, привезенные Буссенаром из Гвианы
Откликаясь на начало журнальной публикации романа, последовавшее затем издание в 80 выпусках и, наконец, книжное издание (в трех томах), обозреватели парижских газет неизменно подчеркивают, что автор — не какой-нибудь кабинетный путешественник, а настоящий первопроходец, добросовестный исследователь Гвианы. И даже острый на язык Орельен Шолль в свойственной ему язвительной манере вынужден констатировать, что был не прав, «обещая фантастические рассказы по возвращении этого путешественника, известного на улице Круассан»[78]. Начало романа «категорич