ны, замечательной женщины, соединившей обширную эрудицию опытного педагога с бесконечной нежностью любящей матери!
Так что классу робинзонов было в чем позавидовать. Дисциплина поддерживалась неукоснительно, а успехи оказались удивительными. Языкам уделялось особое внимание. Дети бегло говорили по-английски и по-испански, не считая, естественно, французского, и, кроме того, изъяснялись на местном наречии куда лучше отца и матери, к полному восторгу Казимира.
Тетради для прописей… да-да, я не ошибся, именно «тетради для прописей», были несравненны. Но прежде чем продолжить рассказ о достижениях наших маленьких друзей, нужно объяснить, каким именно образом благодаря терпению, труду и изобретательности они смогли добиться столь выдающихся результатов менее чем за год. Это началось вскоре после появления детенышей ягуара и муравьеда. Кэт и Мишо быстро привязались к своим хозяевам, благополучно подрастали и вели себя весьма послушно.
Однажды Казимир вернулся из лесу в отличном расположении духа. На голове он нес огромных размеров корзину, похожую на клетки, что ставят в наших птичниках. В этой клетке жалобно пищал целый выводок пернатых птенцов, протестовавших на все лады против такого беззаконного заточения. Их было не меньше дюжины, каждый размером примерно с кулак взрослого мужчины. Их светлые перышки с черно-белыми полосами, еще твердые хохолки и клювы, чуть тронутые у основания желтым, выдавали в них птенцов гокко примерно месяца от роду.
Кроме того, старый негр держал в руке великолепную птицу со связанными ногами, величиной с индейку, с черно-белым оперением на спине, белыми пятнами на брюшке, красивым кудрявым султаном на голове и крепким коротким клювом, несколько загнутым, как у петуха, и словно окованным золотым кантом.
Появление доброго старика, отсутствовавшего более восьми часов, было, по обыкновению, встречено всеобщей сердечной радостью. Робен, вязавший петли для большого гамака, сплетенного его женой из хлопка, собранного на плантации, прервал свою работу и вышел к нему навстречу, весело сказав:
— Привет, друг, славно поохотился, я вижу! Кого же ты нам принес?
— Это детки гокко. И мама гокко.
— Да это же настоящее сокровище! Наш будущий птичник. Дичь, свежее мясо!
Дети и их мать немедленно выбежали из хижины и кинулись поздравлять Казимира, который так и надулся от гордости.
— Это выводок гокко, — сказал инженер восхищенной жене. — Вот и жильцы для нашего палисадника, который мы с таким трудом недавно закончили. Видно, не зря наш старый друг так нас с ним поторапливал.
— Оно так, — довольно ответил старик. — Моя найти гнездо, моя жди. Мама-гокко снести яйца, потом сидеть. Моя жди. Детки-гокко вырастай, моя бери и неси сюда.
— И все это время ты нас заставлял строить для них загон.
— Это называется купить веревку раньше телка, — поучительно произнес Николя. — К счастью, у пословицы в нашем случае не те последствия, какие бывают обычно.
— Полно, — сказала мадам Робен, — надо поскорее дать им относительную свободу, надеюсь, им будет хорошо с нами. Выпустим их из клетки и пустим в новое жилище!
— А ты не боишься, что их мама захочет убежать? — спросил Анри.
— Нет, я так не думаю, сынок. Видишь ли, гокко легко приручаются, если только их не держать в слишком тесном пространстве. Они быстро привязываются к человеку, ходят, куда им вздумается, как у себя дома, могут даже уйти далеко в лес, но всегда возвращаются к людям. Кроме того, бедная мать никогда не оставит птенцов.
— Превосходная птичка, — без конца повторял Николя. — В ней самое малое четыре кило. А как она на вкус?
— Ах вы, гурман! Бифштекс из гокко, возможно, самое вкусное блюдо в тропиках.
— Из нее можно приготовить бифштекс? Это же птица…
— Да, Николя, и превкусный. Грудка гокко такая мясистая, что из нее легко можно нарезать дюжину сочных бифштексов, с которыми не сравнится никакая говядина.
Малышей уже выпустили в загон, и они жадно спорили из-за нескольких зерен, брошенных им детьми, и, вытянув шеи, бегали за кусочками кассавы, которая особенно пришлась им по вкусу. Их мать, все еще испуганная, взмахивала крыльями и семенила по птичьему двору, издавая глухие утробные крики, похожие на голос чревовещателя.
Бедное создание, впрочем, даже не пыталось перелететь через изгородь. Понемногу она успокоилась, заметив, что птенцы выглядят беззаботно, и даже осмелилась клюнуть несколько зерен, держась на лапах еще нетвердо, с робостью, но без прежнего ужаса в глазах.
— Папа, похоже, она начинает привыкать, — сказал Эдмон. — Скоро нам будет можно к ней подойти?
— Через два-три дня она будет есть из твоих рук, мой мальчик. Эта прекрасная птица так покладиста, смирна и доверчива, что ее приручение происходит буквально на глазах. Подобные качества, столь редкие для совершенно дикого существа, которое можно встретить только в этих широтах, совершенно несправедливо считаются некоторыми авторами признаком глупости. Бюффон{228} утверждает, что гокко лишены инстинкта самосохранения и едва способны позаботиться о себе. Будто бы они не замечают опасности или, по крайней мере, не делают ничего, чтобы ее избежать. Гокко совершенно безобидны, их смиренность или, скорее, безразличие таковы, что они не пытаются сбежать, даже когда их товарки падают, сраженные выстрелами охотников. Птицы просто перепархивают с ветки на ветку, как будто не отдают себе отчета в смертельной угрозе. Обле однажды подстрелил девять птиц из одной стаи из одного и того же ружья, просто перезаряжая его по мере надобности. Но если враг возвращается слишком часто, то характер птиц меняется, они становятся пугливыми, подозрительными и недоверчивыми.
— Иными словами, папа, люди просто оклеветали гокко, — заявил Анри, который всегда очень внимательно слушал наставления отца. — Если птица добрая, это не значит, что она глупая.
— Ты совершенно прав, мой дорогой сын. Впрочем, думаю, вы все заметили, что дикие животные и птицы, которые живут вокруг плантации, поняв, что мы не желаем им зла, перестают бояться и подходят к нам все ближе и ближе едва ли не с регулярными визитами. Взгляните на колонию кассиков всего в сотне метров от дома, их гнезда свисают, как длинные средневековые кошели, с ветвей мавриции; а эти агути, обычно такие пугливые, каждый день резвятся в посадках батата, маленькие нахалы; а болтуны-попугаи, громогласные ара, устраивают невыносимый гвалт на все лады чуть не на нашей крыше. Не говоря уже об обезьянах, того и гляди они начнут сновать среди нас без малейшей опаски. Так что мы воспитаем этих юных гокко, выкормим их, а когда они подрастут, то станут уходить куда им заблагорассудится, но не беспокойтесь: они будут верно возвращаться каждый вечер.
— Ко мне, Кэт! Ко мне! — неожиданно закричал Анри, увидев, что ягуар, уже подросший до размеров большой собаки, коварно крадется вдоль изгороди, к великому ужасу матери гокко.
— Вот еще одно подтверждение тому, что слухи о глупости гокко — это клевета. Бедная птица вовсе не игнорирует опасность, совсем наоборот.
И поскольку Кэт недостаточно резво повиновался приказу своего юного хозяина, да еще и начал пробовать ограду на прочность своими белыми клыками, мальчик ловко полоснул его тонким прутиком, и тот обратился в бегство.
Между тем Робен сумел наконец раздобыть весьма необходимый материал, который он уже было отчаялся когда-либо получить. Он использовал любую возможность учить детей и по мере их развития дополнять старые знания новыми, но его крайне огорчала невозможность научить младших детей читать и писать.
До того как они смогут принять активное участие в делах колонии, пройдет, безусловно, еще немало лет, но было важно не упустить время, ведь с возрастом все труднее приучиться к обращению с пером и упражнениям в чтении.
До определенного момента его попытки были тщетными. Как с сожалением заметил Николя, листы бумаги не растут на деревьях. Впрочем, как выяснилось, он в этом сильно ошибся. Но попытки получить бумагу были напрасными до тех пор, пока причуда молодого скептика не стала причиной чудесной находки.
Прежде Николя был страстным курильщиком. Но бедному парню пришлось отказаться от своей излюбленной привычки с того момента, когда он сошел с палубы «Тропической птицы». За пачку дешевого табака или дюжину сигар в один су он не раздумывая отдал бы любой из своих пальцев.
Казимир, всегда готовый угодить компе Николя, пообещал ему поискать табак. На вырубках негров и индейцев для этого растения всегда находился закуток, тем более что они любят подымить не меньше, чем европейцы. Можно было предположить, что и здесь найдется подобное местечко. И в один прекрасный день неустанные и терпеливые поиски доброго старика увенчались полным успехом. Как-то утром восхищенный Николя получил пачку тонких сигар длиной не менее тридцати сантиметров. Каждая из них была скручена из хорошо высушенного цельного табачного листа и на индейский манер завернута в нечто тонкое и прочное красивого коричного цвета.
После бесконечных выражений благодарности, глубину которой могут понять только курильщики, парижанин окружил себя облаком ароматного дыма. Робен взял одну из сигар и внимательно рассмотрел ее. Вид оболочки, заменившей бумагу, навел инженера на мысль о том, чтобы использовать ее совершенно в другом качестве.
— Что это такое? — спросил он у Казимира.
— Это кора мао, — ответил тот.
— А где ты ее нашел?
— Там. Близко от поле маниок.
— Идем, покажешь мне. Надо раздобыть ее побольше.
Через полчаса ходу мужчины оказались перед рощей красивых деревьев с огромными листьями, сверху зелеными, снизу бледными, покрытыми тонким рыжеватым пухом. Цветы были белыми и желтыми, а плоды представляли собой длинные коричневато-желтые рифленые коробочки с беловатыми семенами, окруженными таким же пушком, как и листья. На тонкой и гладкой коре, той же самой, что была использована для сигар Николя, не было ни единой неровности.