Таким было заключение, которое тотчас же сделали белые. Но для индейцев, всегда ожидавших чуда, это было бы слишком просто.
Громкий победный крик стал ответом на блестящий результат, полученный белым пиаем, который оставил тельце насекомого на груди мертвеца и пригласил всех подойти и посмотреть на него своими глазами.
— Ну вот и все… Дела идут как нельзя лучше, — сказал он тихонько своим сообщникам, стараясь при этом сохранять просветленный вид. — Знать бы раньше, я бы заявил этим болванам, что бестолковую муху прислали хозяева вырубки. Какую шутку я мог бы сыграть с Робеном и его шайкой. Черт возьми, да краснокожие в минуту разорвали бы их на клочки! Погодите-ка, почему бы и нет, еще не поздно. Это будет старая добрая месть, совершенная без малейшего риска, и все, что от меня требуется, — дать им знак… Я просто глупец! Бенуа, мальчик мой, злость помутила твой разум. Ты способен на большее. Как же здорово, что я до такого додумался. Мастерский удар, ничего не скажешь!
И, выждав момент, он снова заговорил величественно и громко:
— Великий вождь, и вы, храбрые воины! Слушайте, что я скажу. Я вижу того, кто принял форму бестолковой мухи, чтобы убить моего брата, краснокожего пиая. Он там, в темной пещере, среди гор. Он прячется, но никому не скрыться от глаз белого пиая. Идемте. Я направлю ваши шаги. Берите мачете. Вперед! Я пойду первым, и солнце, которое взойдет завтра, осветит вашу месть. Без промедлений! Я все сказал. Духи наших отцов меня услышали.
Мэтр Бенуа был поистине ловким человеком.
Он был уверен, что использовал неотразимый аргумент для того, чтобы индейцы немедленно сопроводили его к зачарованному дворцу, жилищу феи золотых россыпей.
Но вопреки тому, что его речь представлялась вполне убедительной, никто из индейцев даже не шелохнулся.
— Мои братья не слышали меня? — удивленно спросил он.
Акомбака почтительно приблизился к нему и мягко, но при этом весьма решительно заметил, что его люди не могут прямо сейчас покинуть место, где свершилось преступление, пусть даже для того, чтобы покарать виновного. Два важных обстоятельства мешали безотлагательно выполнить этот священный долг. Нужно было подготовиться к похоронам покойного и приступить к процедуре назначения его преемника. Поскольку обе эти церемонии тесно связаны, они и станут в ближайшее время главным занятием племени. Белый пиай, которому известно все, не может не знать, что индейцы никогда не выходят на тропу войны без своего шамана.
Бенуа с огромным трудом смог скрыть ярость, которую в нем вызвала эта задержка. Он прекрасно знал, что индейские похороны всегда становятся поводом для многодневного пьянства. Приготовления потребуют не меньше недели, после чего труп переносят на земли его рода и там предают земле. Что касается назначения нового пиая, это вообще может длиться годами. Понимая, что краснокожие воспринимают время совсем не так, как люди Запада, негодяй уже видел себя обреченным на долгое изматывающее безделье.
Но Акомбака, видя, что белый пиай близко к сердцу принял несчастье племени, поспешил его успокоить. Похороны займут ровно столько времени, сколько полагается, одну неделю. Что касается преемника покойного, то он уже найден и выдержал все испытания, кроме последнего. Он получит право выполнять свои опасные обязанности на восьмой день, после чего покойного перенесут к месту, где скрывается убийца, а новый шаман немедленно заставит преступника искупить свое злодеяние в присутствии тела жертвы.
Бандит знал, что индейцы абсолютно непоколебимы в своих решениях. Ему пришлось согласиться с их требованиями и радоваться тому, что ожидание продлится всего неделю, поскольку по воле случая преемник шамана был здесь и совершенно готов к тому, чтобы приступить к своим обязанностям.
Назначение нового пиая — дело серьезное, с учетом невероятных прав, которые дает этот сан. Обряд посвящения ужасен, лишь немногие кандидаты способны выдержать все испытания.
Судите сами![22]
Действующий пиай представляет старейшинам племени кандидата на этот высокий пост. Тот обязуется безропотно переносить все испытания, какими бы они ни были, а затем поступает в полное распоряжение своего хозяина, который властвует над ним до тех пор, пока не сочтет ученика достойным чести, которую только он может оказать. Испытания постоянно меняются и полностью зависят от воли главного пиая.
В течение первого полугодия ученичества молодой человек должен питаться исключительно маниоком. Причем ему строго предписано принимать пищу следующим образом. То на одну, то на другую ногу претендента кладут кусочек кассавы, и ему приходится поднимать ногу обеими руками, чтобы еда попала в рот. Вот и весь учебный план первого семестра.
После шести месяцев такого режима, который, мало способствуя развитию умственных способностей, великолепно развивает гибкость ног, в следующие полгода ученику дают только рыбу, которую он получает точно таким же образом. Кроме того, его меню разнообразят листьями табака, их нужно жевать и обязательно проглатывать сок! Под наркотическим действием табачного сока несчастный впадает в состояние полного отупения. Он худеет, его взгляд становится безразличным, возмущенный желудок терзают жестокие спазмы. Многие не выдерживают подобного испытания и умирают, но решительно все держатся стойко до самого конца.
Тот, чей организм выдерживает этот зверский режим, допускается, как бы мы сказали, к годовому экзамену. Его заставляют нырять и оставаться под водой так долго, что это привело бы в ужас даже ловцов жемчуга. Он поднимается на поверхность с выпученными глазами, из носа и ушей течет кровь, но это никого не волнует. После испытания водой переходят к крещению огнем. Кандидат должен пересечь босиком, ни разу не споткнувшись и не переходя на бег, более или менее широкое пространство, засыпанное раскаленными угольями.
Когда раны на ногах заживают, он снова на целый год садится на ту же диету из кассавы, рыбы и табака, прежде чем быть допущенным к экзаменам за второй курс. Испытания эти крайне разнообразны и делают честь изобретательности мучителей-экзаменаторов. Для этого отлавливают тысячи фламандских муравьев, чьи укусы крайне болезненны, вызывают нарывы и горячечную лихорадку. Беднягу зашивают в гамаке, оставив с одной стороны отверстие, в которое и запускают муравьев. Затем импровизированный мешок хорошенько трясут, чтобы как следует разозлить насекомых. Оставляю читателю самому вообразить, какую оргию закатывают эти ужасные перепончатокрылые на плоти краснокожего.
Индейцы рукуйены
Кандидат безропотно переносит эти невообразимые мучения, и вот почему. Малейшая жалоба — и результаты всех предыдущих испытаний будут немедленно аннулированы!
Следующий вопрос, не сочтите за каламбур, поскольку речь идет об экзамене и пытке одновременно. Сотню кинжальных, или бестолковых, мух втыкают до половины в ячейки сита, называемого «манаре». Головки насекомых торчат с одной стороны, а брюшки — с другой. Можете представить, в какую ярость приводит ос, и без того злобных, это непривычное положение! Далее экзаменатор берет сито и осторожно прикладывает его к груди, спине, животу, пояснице или бедрам претендента. Иглы разгневанных ос вонзаются в кожу, как огненные кинжалы, его зубы скрипят, словно он жует толченое стекло, пот льется ручьем, взгляд затуманивается, но от него по-прежнему не слышно ни единого стона.
Для разнообразия кандидата могут подвергнуть пытке змеями. Учитель, гордый своим подопечным, желает, чтобы он проявил себя во всем блеске, как поступают наши университетские профессора со своими лучшими учениками. Его кусают граж, гремучая змея и ай-ай. Он, правда, «вымыт» от змей, но их укусы от этого не становятся менее болезненными.
Индейцы оямпи
Вскоре испытания подходят к концу. Кандидат уже может помогать учителю на не слишком серьезных операциях. Как интерны в наших больницах, которые под пристальным надзором медицинских корифеев могут впервые вскрыть нарыв, вправить вывихнутую конечность или наложить шину при переломе.
Молодой индейский доктор получает право бить в барабан возле больного и вопить круглыми сутками, чтобы изгнать злого духа. Предписания туземной медицины в основном ограничиваются этой двойной какофонией. Вот и весь рецепт. О, Бушарда{294}, учитель мой, где вы?!
Остается последнее испытание, окончательно подтверждающее, что dignus est intrare[23]{295}. Нечто вроде диссертации. Венец трехлетних экзаменов.
И оно поистине чудовищно и омерзительно.
Большинство индейцев Марони хоронят своих мертвых не ранее чем через неделю после кончины. Довольно легко представить, что становится с телом при здешней жаркой температуре и высокой влажности. Покойник остается лежать в своем гамаке, под которым помещают широкий сосуд, предназначенный для сбора жидкостей, неизбежных при разложении тела.
Часть этой трупной жидкости смешивается с настоем табака и плодов батото, и претендент должен выпить эту адскую смесь[24]. Вот тогда-то он и становится верховным пиаем! Он получает власть над жизнью и смертью всех своих соплеменников. Он может по своему усмотрению эксплуатировать их доверчивость и давать волю своим инстинктам. Каждый его взгляд, каждое слово становятся священными. Он творит все, что угодно, причем абсолютно безнаказанно, каким бы ни было при этом его невежество. Потому что он не знает ничего, то есть просто ни аза. Лесные негры, по крайней мере, знакомы с противовоспалительными и отвлекающими снадобьями. Их народная медицина из подручных средств часто оказывается весьма эффективной, как мы видели прежде.
Что касается индейских лекарей, степень их невежества трудно даже вообразить. Сравниться с ней может разве что непроходимая глупость тех, кто слепо их слушает. Их медицинская практика сводится к нескольким смехотворным кривляньям, состоящим из прыжков, завываний, битья в барабаны, дутья в примитивные флейты и тому подобных ужимок. Можно сказать, что умирающим пациентам, которых не напичкали до отказа кашицей из жгучего перца, экскрементами животных и жабьими глазами, несказанно повезло.