Наконец отряд отправился в дорогу, вытянувшись длинной индейской цепочкой, с бывшим надзирателем во главе процессии. Следом за ним двое воинов с еще заплетающимися после недельной пьянки ногами тащили на плечах мертвое тело, завернутое в гамак и болтающееся на длинной палке, как мешок с костями.
Бенуа пребывал наверху блаженства. Он наконец оказался так близок к долгожданному моменту. Прохвост с победным видом шел впереди, ловко срубая стебли и лианы, время от времени быстро сверяясь с компасом, и легко, играючи продолжал путь. Первые полтора дня пути прошли без происшествий. Краснокожие, нагруженные провиантом, шагали без устали и жалоб, даже не останавливаясь, вопреки пресловутой лени. В наивном суеверии бедняги полагали, что совершают благочестивое деяние, разыскивая виновного в смерти колдуна. Никакая усталость не могла поколебать их решимости, тем более что повода для выпивки в ближайшее время не ожидалось.
Золотые горы — Бенуа нравилось называть их именно так, — очевидно, находились не слишком далеко. Он мысленно проложил к ним маршрут как по линейке и мог математически подтвердить правильность направления. Он уже предвкушал радость, которую испытает, войдя в пещеры, чей великолепный образ предоставили его спутники со слов Жака, как вдруг тошнотворный запах мускуса неприятно поразил его обоняние.
Он резко остановился и буркнул Бонне, который шел сразу за ним:
— Смотри в оба. Мы идем по следу какой-то змеи.
— Змеи? — спросил тот удивленно и испуганно. — Где она?
— Я ее не вижу, черт тебя дери. Неужто ты думаешь, что если бы я углядел хоть кончик ее хвоста, то стал бы тут с тобой разглагольствовать?
— Змея, — пробормотал Бонне, вспомнив об ужасном эпизоде на ручье. — Я больше шага не сделаю.
— Ты болван: стоять на месте так же опасно, как идти вперед. Это, видать, анаконда, и огромная. Готов спорить, что в ней самое малое семь или восемь метров, а толщиной в доходягу вроде тебя.
— Почем ты знаешь?
— Если бы ты пожил с мое в этих дебрях, не задавал бы таких вопросов. Ох, что за бестолковые каторжники нынче пошли. То ли дело в мое время, вот где было жулье, настоящие хваты. Одно удовольствие таких охранять. Смотри, видишь, трава примята, будто упало дерево или, скорее, его по ней протащили?
— И что дальше?
— Так это и есть змеиный след. Она проползла здесь буквально несколько минут назад. Я понял это по мускусной вони.
Индейцы, несмотря на смрад, исходящий от трупа, тоже учуяли запах змеи. Они остановились и молча ждали.
Вдруг неподалеку раздался треск ломающихся ветвей и тяжелый топот. Бенуа зарядил ружье. Акомбака встал рядом с ним, натянул лук и схватил стрелу с широким бамбуковым наконечником, тонким, острым и гибким, как стальной клинок; эта стрела здесь называется курмури, что по-индейски означает бамбук.
Треск веток и стеблей приближался, шум был такой, будто через заросли продиралось стадо диких свиней. Какое-то животное крупных размеров сломя голову промчалось под деревьями с неукротимой силой пушечного снаряда.
— Майпури, — еле слышно прошептал индейский вождь на ухо товарищу.
— Идем, — скомандовал тот.
Кортеж снова пустился в путь, а шум явно изменил направление. Майпури, казалось, убегал, услышав идущих людей. Вскоре они наткнулись на огромные следы в виде просветов, пробитых в зарослях. Скорость и огромная сила животного были такими, что оно проделало в чаще путь, который не требовал работы мачете.
Индейцы и белые пошли по этой удачно появившейся дороге, поскольку ее направление точно совпадало с тем, что указывал компас. Шум прекратился, но вновь послышался через полчаса. Лес стал не таким густым. Отряд по-прежнему шел по следу, оставленному толстокожим тапиром, а запах мускуса становился все сильнее.
— Ну-ка, ну-ка, ну-ка! — на три разных тона с любопытством протянул Бенуа. — А что, если змея собирается напасть на майпури? Не такая уж плохая мысль, если подумать.
— Майпури — самка, — сказал Акомбака. — Она со своим детенышем, а змея хочет его съесть.
— Да, теперь, пожалуй, понятнее. Анаконда не сможет проглотить взрослого тапира, это все равно что попугаю проглотить кокос.
Характер местности внезапно изменился, окружающий ландшафт стал выглядеть совершенно иначе. Земля ощетинилась диоритовыми скалами, и через проем, проделанный майпури в стене зелени меньше чем в десяти метрах от них, Бенуа заметил горы на расстоянии около километра.
Он с трудом сдержал крик ликования и, показав сообщникам на скалистые холмы, странным образом расположенные один за другим, сказал низким голосом:
— Это там…
Едва он успел произнести эти слова, как из высоких трав на опушке леса раздался глухой сдавленный треск, всего в нескольких шагах от них. Это было похоже на неописуемый звук ломающихся костей, вслед за которым послышался отрывистый топот.
Затем из зарослей лиан выпрыгнула большая бесформенная масса, прибавила скорости и исчезла из виду, но не раньше, чем меткая стрела краснокожего вонзилась в нее как минимум на целый фут.
Акомбака молча ухмылялся.
— Что все это значит? — спросил у него по-индейски бывший надзиратель.
— Майпури убил змею, а я убил майпури. Теперь мы его съедим.
— Как ты можешь знать, что он убил змею?
— Идем со мной. Ты увидишь, что Акомбака никогда не ошибается.
Они прошли всего несколько шагов и в точности со словами индейца нашли на скалах неподвижно распростертого чудовищного удава длиной около десяти метров, толщиной — как доходяга Бонне. Из ноздрей пресмыкающегося выступили капли крови. Из открытой пасти безвольно свешивался раздвоенный язык. Змея не шевелилась, смерть, очевидно, наступила мгновенно.
Бенуа тщетно пытался отыскать хотя бы малейшие раны на длинном теле змеи, тапир не кусал и не топтал ее. Однако бандит отметил нечто необыкновенное: громадное цилиндрическое тело было немного сплющено и потеряло всякую твердость. Оно стало мягким и вялым, словно скрученное белье, и было согнуто под прямым углом. Возникало впечатление, что кто-то сломал все позвонки змеи один за другим.
Тюремщик вопросительно посмотрел на индейца. Тот улыбнулся с покровительственным видом и на своем гортанном языке дал нижеследующее любопытное объяснение происшествию:
— Акомбака не ошибся. Анаконда напала на майпури, чтобы сожрать ее детеныша. Змея очень большая, поэтому она решила, что сможет его задушить, как душит тигра, который не такой сильный, чтобы вырваться из ее колец. Но майпури очень сильный и хитрый. Когда он понял, что змея его поймала, то выдохнул воздух, задержал дыхание и стал таким маленьким, каким только может. Змея сжала его еще сильнее. Тогда майпури, самый большой и могучий из всех зверей в наших лесах, резко сделал глубокий вдох, наполняя воздухом грудь и брюхо. Он стал большим… еще больше… Змея не смогла быстро ослабить и расплести свои кольца, ее кости затрещали, и раздался шум, что ты слышал. Она умерла на месте. Майпури выбрался из ее хватки и убежал. Но скоро мы его съедим, — радостно закончил он, — потому что стрела Акомбаки всегда попадает в цель.
— Мы его съедим, ну да, — ответил Бенуа не без недоверия. — Он уже убежал невесть куда. Сдается мне, твоя стрела с деревянным наконечником для него что комариный укус.
Индеец, не переставая улыбаться, показал собеседнику широкий кровавый след, окрасивший алым пожелтевшие от солнца травы.
— Ты прав, мой краснокожий друг, ты действительно очень силен.
Со змеи в мгновение ока содрали кожу, причем сделал это сам молодой пиай, который собирался изготовить из нее церемониальный наряд. Затем носильщики взвалили на плечи свой мрачный груз, и отряд снова пустился в путь.
Следы крови становились все более обильными, толстокожее животное, видимо, было ранено очень серьезно. Время от времени тапир прерывал свой бег, пытаясь избавиться от стрелы, очень глубоко вонзившейся в тело. О его остановках свидетельствовали лужи крови на земле. В пятистах метрах от того места, где майпури победил змею, нашлось обломанное древко стрелы. Охотники прошли еще несколько шагов и, к своему великому изумлению, на дне глубокой и широкой ямы заметили тапира, не подававшего признаков жизни. Рядом с ним лежал его детеныш, тоже бездыханный.
Все еще удивленный, Акомбака торжествовал.
— Большой майпури очень вкусный, а маленький — еще лучше! — воскликнул он, совершенно счастливый при мысли о пире, который сулила эта гора мяса.
Бенуа и его сообщники вели себя совсем иначе. Эта яма оказалась ровно на середине пути, ведущего к первой из череды гор. Поэтому авантюрист не без причины рассудил, что если бы не ниспосланная судьбой случайная встреча с тапиром, то в этой яме, нанизанный на рогатки, торчащие на дне и из стен ловушки, мог бы оказаться он, тот, кто шел во главе цепочки.
Ошибки быть не могло. Эта яма — ловушка для диких зверей. Она была выкопана в форме усеченной пирамиды, узкая на вершине и широкая в основании. Нависающие косые склоны должны были помешать попавшему в яму животному выбраться наружу в том случае, если бы ему чудом удалось избежать острых рогаток, которыми она была усажена.
Над ямой еще были видны обломки легких жердей, несколько минут назад прикрытых землей и листьями. Это выглядело самой надежной поверхностью на свете и легко могло обмануть самый опытный глаз.
Бенуа вдруг вспомнил ужасающие методы защиты, использованные таинственными обитателями с берегов ручья. Падение исполинских деревьев, загромождение русла и особенно эта чудовищная армия рептилий, от которой им удалось ускользнуть только чудом.
Он подумал, что существует какая-то связь между ямой, столь неожиданно возникшей на подходах к золотому раю, и препятствиями, что вынудили их отказаться от первоначального плана. Бенуа решил убедиться в этом для полной уверенности.
— Скажи-ка мне, вождь, кто вырыл эту яму, белые или индейцы?
— Индейцы, — тут же ответил тот без колебаний.
— Откуда ты это знаешь?