— Ты поступил совершенно верно, сын мой. Я очень признателен тебе за осмотрительность. Эти люди могли быть лишь частью большого племени, и нам просто необходимо знать их количество и местонахождение.
— Именно так, отец. Я немедленно пустился в путь в противоположном направлении и вскоре добрался до гор, где мы раньше бывали и где обнаружили прекрасные образчики золотоносного кварца. Но здесь следы запутались, точнее, многократно умножились. Следы первых индейцев смешались с многочисленными отпечатками других краснокожих, но особенности почвы не позволили мне сразу же определить разницу между ними. Потом я заметил небольшой ручей, на берегу которого мне повезло найти следы тех, кого я встретил в лесу. Ошибиться было невозможно. Их было девять, включая трех женщин. Не знаю почему, но у меня сжалось сердце. Эти отпечатки выглядели точь-в-точь как следы Жака, арамишо, которого мы спасли.
Вид заплаканной молодой женщины, жестокость старика-вождя, отсутствие Жака — у меня появилось какое-то смутное ощущение ужасной трагедии, которая случилась совсем недавно неподалеку от нас. Установив, кому принадлежали первые отпечатки, я еще раз внимательно осмотрел почву и смог разобраться в происхождении остальных. Они, видимо, принадлежали эмерийонам, поскольку большой палец каждого был характерно вывернут внутрь. У пятерых или шестерых индейцев второго отряда отсутствовали мизинцы на левой ноге, так что я решил, что это они из племени тио, вспомнив рассказы Казимира об их обычаях.
— И много ли их было, во втором отряде?
— От двадцати до двадцати пяти человек, не считая белых.
— Вот это куда серьезнее, — задумчиво произнес изгнанник. — Но продолжай. Твой рассказ не может быть ни слишком длинным, ни чересчур детальным. Я вижу, что ты действовал, как всегда, с умом, не упуская ни одной мелочи, какой бы незначительной она ни казалась на первый взгляд.
Молодой охотник, польщенный такой похвалой, вернулся к своей истории:
— Странное дело, все эти следы соединялись в одной точке, с той лишь разницей, что арамишо от нее удалялись, а тио и эмерийоны, напротив, стремились к ней. Несмотря на самые тщательные поиски, я не смог установить ни откуда пришли первые, ни куда ушли вторые… Мне даже показалось, как будто гора вдруг приоткрылась и сразу же закрылась, чтобы скрыть от меня разгадку.
И все же мои поиски не были напрасными. К тому времени я уже несколько раз обратил внимание на аспидные царапины с металлическими отблесками на белых пластинах кварца, как будто кто-то провел по скале железом. Это не мог быть наконечник стрелы или острие мачете. Скорее какие-то желобки от чего-то закругленного, похожего на дробину. Потом я заметил сразу четыре таких следа на расстоянии в полсантиметра друг от друга по прямой линии. И меня сразу же осенило: да это же гвозди в подметке башмака!
Я не ошибся. Через десять метров его обладатель, видимо, зацепился о камень, и головка одного из гвоздей обломилась и глубоко застряла в трещине скалы, я ее вытащил и положил в сумку, сейчас тебе покажу. После этой находки я окончательно уверился в том, что среди индейцев был белый.
— Хорошо, сын мой. Ты прав по всем пунктам. Ни один гвианский индеец, ни один лесной негр не носит европейской обуви. А что насчет других белых?
— Доказательства их присутствия менее очевидны, но все же весьма убедительны. Мне пришлось призвать на помощь индукцию{302}. Отряд сделал короткую остановку у подножия горы, а почва там оказалась слегка влажной. Очевидно, они устроили совет. Четверо белых находились в центре. У человека в башмаках имеется ружье, я обнаружил на земле отпечаток приклада. Что касается его товарищей, они ходят босиком, как индейцы.
— Но как ты смог определить, что это следы белых?
— Краснокожие в минуты отдыха садятся на корточки, перенося вес всего тела на пальцы ног, а белые остались стоять. Совет длился не менее четверти часа, судя по глубине и отчетливости отпечатков их ног.
— Полагаю, твои объяснения верны. Эти незнакомцы того и гляди раскроют секрет нашего убежища. В этих обстоятельствах под незнакомцем почти наверняка стоит понимать врага. Я ведь до сих пор считаюсь беглым! Срок давности исполнения наказания, как они там говорят, еще далеко не истек. Поймать меня — значит получить хорошую награду.
Глаза молодого человека загорелись яростным огнем. Он энергично сжал рукоятку мачете и воскликнул:
— Поймать тебя, самого храброго и мужественного из нас! Пусть даже не думают. Гвианские робинзоны под командованием своего отца смогут противостоять целой армии. Они могут разорить наши плантации, разрушить наш дом, уничтожить все, что мы создали, но лес останется нашим. О, пусть приходят! Пусть сделают хоть одно неверное движение, произнесут хоть одно неверное слово, попробуют коснуться хоть одного волоска на твоей голове. Ты увидишь, что дети изгнанника достойны своего отца!
— Сын мой! Но можем ли мы подвергнуть нашу мать жизни, полной лишений и опасностей?
— Моя мать — истинная спутница льва. Она не страшится тягостей и презирает любую опасность. К тому же мы с самого начала свыклись с мыслью о том, что наше уединение может быть в любой момент нарушено, и подготовились к этому.
— По здравом размышлении — положение не такое уж безнадежное. За десять долгих лет, что мы провели здесь без всяких сношений с цивилизацией, в колонии могли произойти серьезные изменения. В те времена речь о поисках золота в Гвиане практически не заходила. Кто знает, а вдруг теперь ведутся серьезные разработки золотоносных жил или, допустим, наносных песков? Может быть, наши незнакомцы всего лишь шахтеры в поисках месторождений?
— В сопровождении индейцев? Весьма сомнительно. Так что же все-таки нам делать?
— Ты мудро поступил, решив рассказать мне первому об этом инциденте. Ты, очевидно, считал своим долгом скрыть его от братьев и матери. Но все же я думаю, что нам нужно посвятить их во все подробности как можно скорее. Мы примем решение, как следует поразмыслив, на основе мнения большинства.
Колонисты, уже обеспокоенные странным поведением Анри, начали еще больше волноваться из-за его довольно долгого разговора наедине с отцом. Рассказ последнего о том, что обнаружил старший сын, поначалу был встречен ледяным молчанием.
Вопреки обыкновению, Николя, который прежде всегда давал выговориться своим юным друзьям и, только выслушав их мнение, делился своим, неожиданно нарушил тишину. Он поддался бессознательному порыву, заставившему его говорить словно вопреки собственной воле; такое часто бывает, когда внезапная идея прорезает вдруг тенета мыслей и приобретает очертания неоспоримой истины.
— Месье Робен и ты, Анри, вы подумали обо всем, кроме одного.
— Чего же? — в один голос спросили отец и сын.
— Эти четверо белых могут быть лишь теми, с кем нам уже пришлось иметь дело. Мы не дали им пройти по реке, но они нашли другой путь, присоединились к индейскому племени и снова повисли у нас на пятках. Что-то подсказывает мне, что это именно так, я прямо чувствую. Эта мысль терзала меня с того момента, как вы начали говорить, как я ни пытался убедить себя, что ошибаюсь. Ничего не вышло, так что не стоит сомневаться, я на сто процентов прав.
— Да, Николя, видимо, так и есть. При всей неправдоподобности факт остается фактом, и нам стоит без дальнейших споров принять его до тех пор, пока мы не получим доказательства обратного.
— Черт бы побрал этого индейского шалопая с его историями о тайне золота и признаниями при лунном свете. Вот уж кому следовало сто раз подумать, прежде чем раскрывать рот и ставить нас в такое положение. О, патрон, какая досада, что вы не позволили Анри потратить на этих ястребов четыре добрые стрелы! По-моему, от них не стоит ждать ничего хорошего, зная о пытках, которые пришлось вынести бедному индейцу. Мы бы с радостью встретили белых людей, будь они честными золотоискателями, а не каторжным отродьем. Повторю еще раз, хотел бы я ошибиться, но приходится признать, что такое соседство неминуемо подвергает нас огромной опасности.
— Но мы же не можем напасть на них ни с того ни с сего, без всякого повода?
— А если они набросятся на нас без предупреждения, разорят наш дом и станут угрожать самому нашему существованию? Вам ведь отлично известно, что такие типы весьма своеобразно почитают чужую жизнь и собственность.
— Но что, если они прибыли в наши края совсем не надолго? Что, если они уйдут, как только получат то, что им нужно?
— И вскоре вернутся в еще большем количестве, а значит, опасность возрастет многократно. Я не могу не вернуться к моей изначальной мысли: шшухх… — и вместе со звуком парижанин изобразил, что натягивает лук, — и ваших нет!
— Я не столь категоричен, как ты, Николя, но признаю, что нам нужно безотлагательно принять самые решительные меры. Мы как можно скорее отправимся в путь, разведаем, где находятся незваные гости, и постараемся узнать их намерения. Предприятие не из легких, но все же я надеюсь, что у нас все получится. Прежде мы уже попадали в не менее опасные ситуации, но вышли из них победителями, с блеском преодолев все препятствия. Вот что я предлагаю: послезавтра Анри, Эдмон, Эжен и я отправимся на вылазку. Шарль с матерью останутся ждать нашего возвращения в компании Николя и Казимира. Кэт тоже будет охранять дом.
— Но что, если во время нашего отсутствия часть этой шайки решит поближе познакомиться с нашей усадьбой? — справедливо заметил Анри.
— Я предвидел твой вопрос, дитя мое: мы прямо сейчас начнем строить хижину недалеко от ручья, в самом уединенном месте. Там мы сделаем большой запас провизии, уничтожим все следы, устроим там наш резервный отряд, а «Добрая Матушка» будет выглядеть заброшенной. В самом худшем случае мы найдем ее разоренной до основания, и нам придется ее восстановить. В настоящий момент я не вижу другого решения.
Этот простой план, довольно легкий в исполнении, встретили всеобщим одобрением. Хижину построили недалеко от того места, где десять лет назад произошла битва ягуара с гигантским муравьедом, итогом которой стало усыновление двух всеобщих любимцев, Кэта и Мишо.