В целом он сдержал обещание. Белый вождь с его помощью смог достичь своей цели, настал его черед выполнить условия договора. Пора было вернуться к реке и вместе отправиться на войну с бони и полигуду.
Но Бенуа так не считал. Краснокожие показали себя очень ценными помощниками, так что он не собирался ни отпускать их, ни лишаться их услуг. Поскольку негодяй отлично знал все слабости этих наивных детей природы, ленивых и жадных, ему не составило никакого труда снова соблазнить их.
— Вождь красных людей, — многозначительно начал он, — отказывается покарать убийцу пиая своего племени? Он так ослаб, что, как старая женщина, забыл об оскорблении, нанесенном ему и его воинам!
— У моих молодых воинов, — жалобно ответил пьяница, — больше не осталось еды. У них в животах бурчит от голода, скоро у них не останется сил, чтобы сражаться с неграми Марони. Кто защитит наших женщин, наших детей и стариков, если на них обрушится голод и заберет всю их силу?
— Но разве честь красных людей не превыше всего?
— Индеец идет на войну, только когда он не голоден, — ответил вождь, невольно перефразировав слова маршала де Сакса{305}: «Солдат сражается лишь после того, как поел супа».
— Здесь не о чем тревожиться, — продолжил Бенуа. — Я отведу вождя и его воинов на плантацию, какой никогда не видел ни один индеец с тех пор, как Гаду, великий повелитель мира, создал людей, животных и лес.
— Мой брат говорит правду?
— Белый вождь никогда не лжет, — бесстыдно заявил мерзавец.
— Когда мой брат покажет эту плантацию «Тому, кто уже здесь» и его воинам?
— Когда солнце встанет после того, как два раза скроется за великим лесом, мои братья эмерийоны и тио получат целые поля бататов, ямса и маниока, они будут купаться в изобилии и смогут не работая провести следующий сезон дождей.
Это было уже чересчур, аргументы белого оказались слишком убедительными. Тут же решили немедленно отправиться в эти загадочные земли с молочными реками и кисельными берегами, где можно так беззаботно есть, пить и спать, утруждая себя лишь приготовлением еды и ферментированных хмельных напитков.
Отряд выступил, к огромной радости Бенуа, который, наскучив положением верховного жреца и главнокомандующего, внезапно вернулся к своим всегдашним манерам в разговоре с сообщниками.
— Уф, я снова спас положение, — сказал он Тенги, который ничего не понял из разговора надзирателя с вождем, но заранее восхищался ловкостью шефа.
— А я спас наши денежки, — ответил каторжник, показывая на свое плечо, покрасневшее от лямок сумки, бившей его по боку.
— Точно, это же наш самородок!.. Я и забыл про него.
— А я черта с два о таком забуду. Отличный рыжик! Такой нечасто обнаружишь в тайнике у индейца.
— Спокойствие, ребятки, только спокойствие. Совсем скоро у нас будет что получше.
— Если это будут каменюки вроде этого, большего мне не надо. Такими можно нагрузить меня, как мула, потащу и даже не пикну.
Отряд медленно продвигался в направлении к усадьбе «Добрая Матушка». Читатель, несомненно, догадался, что его целью были райские владения гвианских робинзонов. Таким образом Бенуа убивал двух зайцев одним выстрелом. Он рассчитывал получить в свое распоряжение все племя, которое надеялся в конечном итоге переселить на эти плодородные земли, и одновременно удовлетворить свою старую ненависть к Робену.
Ураган обрушился на них недалеко от того места, где робинзоны разбили лагерь, не подозревая о грозящей им двойной опасности. Захватчики слышали грохот падения гигантских стволов, вырванных с корнями, но слепая судьба пощадила их, поразив при этом невинных людей.
Яростный природный катаклизм прошел так же быстро, как детская обида, тяжелые облака рассеялись, и полная луна осветила безмятежным светом листву величественных деревьев, на которой жемчужинами сверкали капли воды.
Дикие обитатели леса, напуганные внезапным падением деревьев, разбежались кто куда. В густых зарослях не было слышно ни звуков охотящихся хищников, ни грозного рычания тигров, ни визга затравленной добычи, ни чавканья, сопровождающего еще теплую трапезу. Все живое замолкло после грозного «quos ego!»[27]{306} разгневанной природы.
Эту гробовую тишину вдруг разорвал чей-то крик. Раздался человеческий голос, скорее даже стон, похожий на тревожный зов в агонии, разносящийся над полем битвы. Он не звал на помощь. Эта мольба была не чем иным, как бессознательным протестом тела против боли.
Суеверные индейцы испуганно приблизились к белым.
— Ты слышал? — прошептал Акомбака, чуть ли не прижавшись к Бенуа.
— Да, я слышал голос вашего пиая, который взывает о мести, — наугад ответил мерзавец.
Голос раздался снова, еще более пронзительный и отчаянный.
— Это человек, никак иначе, — продолжил бывший надзиратель. — Кто еще может оказаться в подобном месте в такое время. Ах ты черт! А что, если… Дьявол! Что, если это та сволота, что запечатала нас в пещере, вытащив оттуда все самородки?
Он поделился своими соображениями с подельниками, которые немедленно согласились с его мнением. Тенги подлил масла в огонь, заявив, что «кубышка» еще вполне могла быть при них.
— А ты не так глуп, как кажешься, Дровяная Башка! — ответил ему Бенуа, назвав бандита дружеской кличкой, сберегаемой для особых случаев. — Ну же, идем, распутаем кончик этой истории.
Индейцы пошли за бандитами, хотя испытывали настоящее отвращение к ночным прогулкам, которое только усилилось ужасом, что внушил им загадочный голос. Отряд подошел к месту бурелома. В мертвенном свете луны раскинулась вырубка, созданная самой природой. Устоявшие во время урагана деревья стояли стеной вокруг чудовищного нагромождения поверженных стволов, сокрушенных крон, сломанных веток и разорванных лиан.
На фоне этой темной мешанины выделялось небольшое белое пятно, всего в нескольких метрах от шайки. Под башмаком Бенуа хрустнула сухая ветка. Белый силуэт вытянулся, увеличился в размерах, затем выпрямился. Это был человек, очевидно раненный или, по крайней мере, оглушенный.
У одного из индейцев вырвалось восклицание удивления на грани с ужасом.
— Кто идет? — крикнул незнакомец по-французски.
— А вы сами-то кто такой? — грубо ответил надсмотрщик.
— Раненый, который просит о помощи для моих товарищей и для себя.
— Сколько вас там?
— Четверо. На нашу хижину обрушился ураган, моих спутников погребло под деревьями, возможно, они мертвы, — ответил мужчина, едва удерживаясь от рыданий.
— Ну, не стоит отчаиваться, может быть, все обойдется. Мы вам поможем.
Бенуа подошел к незнакомцу, которого, казалось, вовсе не удивило и не встревожило внезапное появление большого отряда. Когда его лицо оказалось в свете луны, стало ясно, что это совсем юноша.
— Вот же черт, — буркнул надзиратель себе под нос. — Мне следует поставить здоровенную свечку боженьке-громовержцу. Дьявол меня забери, этот парнишка — тот самый, что сопровождал Робена.
— Прошу вас, поспешите им на помощь. От них не слышно ни звука. Помогите мне убрать эти ветки.
— Сейчас, молодой человек, сейчас и от всего сердца, уверяю вас.
— О, благодарю вас за эти добрые слова.
— Вы-то не ранены?
— Нет. Но я совсем разбит. Мне кажется, что мои руки и ноги сломаны.
— Вот этот человек — враг твоего племени, — украдкой сказал Бенуа вождю индейцев. — Гляди за ним в оба и не дай ему сбежать. А мы схватим остальных. Видишь, сам Гаду помогает нам.
Трое бандитов и краснокожие не стояли без дела. Многолетний опыт лесных скитальцев позволил им быстро организовать спасательную операцию. Пока одни с ловкостью рептилий проскальзывали между ветвей, другие с осторожностью старались прорубить в них проход, ведущий туда, где находилась хижина, как указал юноша.
После часа изматывающих поисков из густого вороха зелени раздался приглушенный голос. Это был Бонне. Благодаря поистине чудесной ловкости каторжник с бесконечными предосторожностями умудрился буквально просочиться к тому месту, где лежали трое мужчин, неподвижные как покойники.
По счастливой случайности они оказались под колоссальным стволом дерева гриньон, которое, обломившись в пяти футах над землей, продолжало опираться на пень, образовав над ними наклонное укрытие. Все они были без сознания, но без видимых телесных повреждений. Обморок, очевидно, стал следствием удара невероятной силы, повалившего их на землю.
Спасатели бросились к тому месту, откуда исходил голос Бенуа. Из-под зеленого завала он кратко объяснил, что надо делать. Пришлось прорубить в толще ветвей и листьев нечто вроде колодца глубиной в семь или восемь метров. Молодой человек под неотступным внимательным взглядом Акомбаки был в первых рядах спасателей. К нему мгновенно вернулись сила и энергия. Он работал по меньшей мере за четверых.
— На этого молодца нельзя жалеть веревки, — пробурчал Бенуа, всерьез встревоженный атлетической силой юноши, несмотря на присутствие нескольких телохранителей.
После бесчисленных усилий раненых удалось поднять на поверхность с помощью креплений для гамаков, после чего их уложили у только что разложенного большого костра.
Молодой человек испустил крик радости и кинулся было к своим товарищам, но не успел. Его жестоко толкнули на землю, накинув гамак на голову и плечи и спутав им руки как сетью, и туго связали ноги лианой.
— Тише, дружочек мой, тише, — с издевкой произнес Бенуа, — у меня есть кое-какие счеты к вон тому типу, на которого вы так здорово похожи и которого я знаю давным-давно.
Молодые люди и их отец, ловко растертые крепкими руками индейцев, постепенно приходили в себя. Глоток тафии, влитый между сжатых зубов, окончательно вернул их к жизни. Но в тот момент, когда их глаза увидели свет и уставились на огонь костра с растерянным изумлением людей, осознавших, что они еще живы, в тот момент, когда они полной грудью вдохнули свежий воздух, они вдруг заметили, что связаны и не могут пошевелиться.