— Это было ужасно, — без конца повторял Анри, как и его братья. — Бедняга! Он, конечно, негодяй, но как же, должно быть, он страдал!
— Ничто на свете не сможет описать мучения, которые выпали на его долю. Видимо, он много дней провел у зияющей ямы, где улетучились его надежды. Неспособный сдвинуться с места, терзаемый жестокой болью, он чувствовал, что его кусочек за кусочком грызут изнутри, при этом смерть не спешит избавить его от мук.
— А что это за болезнь такая, что его убила?
— Он умер от последствий деятельности насекомого, более опасного, чем все хищные звери, насекомые и рептилии, которые водятся на просторах Нового Света. Это муха-людоед.
— Должно быть, она очень страшная на вид.
— Нет, дети мои, совсем наоборот. Муха-антропофаг, которую натуралисты называют lucilia hominivorax{336}, с виду совершенно безобидна. Она не наносит болезненных укусов, как бестолковая муха, у нее нет ядовитого жала, как у скорпиона, ни даже противного хоботка москита. Ничто в ней не привлекает внимания будущей жертвы, она кажется чем-то вроде обычной мясной мухи, на которую даже похожа размером и тембром жужжания. Обычно эти мухи водятся в лесах. Они забираются в ноздри или в уши спящего человека, откладывают в них яйца и спокойно улетают. И человек обречен, наука, со всеми ее средствами, бессильна в восьми случаях из десяти. Эти яйца благодаря окружающей благоприятной температуре и подходящей среде, в которой они оказываются, претерпевают очень быструю метаморфозу. Можно сказать, что жертва некоторым образом их высиживает. После довольно короткого инкубационного периода происходит первое превращение, и из них появляются личинки. Лобные пазухи, полости носа и среднего уха — вот вместилища, где происходит этот феномен.
Далее личинки проникают в мышечную ткань, за счет поедания которой происходит их развитие. Они замещают собой плоть, как цыпленок развивается из желтка, одновременно питаясь им под скорлупой яйца. Они отделяют мышцы от костей, занимая их место, и шевелятся под кожей до тех пор, пока не станут полноценными насекомыми и не пронзят ее, чтобы вырваться наружу.
Несчастный, поедаемый таким образом заживо, неизбежно погибает. Хотя мне приходилось видеть в госпитале колонии в Сен-Лоране, как при помощи энергичной лекарственной терапии от личинок все же удавалось избавиться. И все же воспалительные процессы, которые начинаются из-за деятельности личинок в непосредственной близости от мозга, приводят к менингоэнцефалиту, всегда смертельному.
— Но это же ужасно! И что же, с нами тоже может случиться такая катастрофа, пока мы спим?
— Успокойтесь, милые мои дети. Доктор К.{337}, который изучал поведение этих опасных перепончатокрылых, заметил, что они нападают исключительно на больных людей, особенно на тех, у кого из носа исходит дурной запах. Он притягивает их, как тухлое мясо, на которое набрасываются некоторые животные и хищные птицы.
— И ты полагаешь, отец, что против этой напасти нет никакого средства?
— Это действительно напасть, ты верно заметил. К счастью, эти мухи встречаются довольно редко. Большинство попыток лечения заканчиваются неудачей, но все же некоторые средства имеются. Врачи пробовали использовать скипидар, хлороформ, обычный эфир и нефтяной эфир. Эти вещества, введенные непосредственно в очаги заражения, приводят к массовому исходу личинок, которые сотнями выползают из ушей, ноздрей или фистул{338}, образовавшихся вследствие разрушения плоти. Но, кажется, только лишь нефтяной эфир смог реально остановить развитие болезни. Безусловно, лечение необходимо начать на самой ранней стадии, пока миграция личинок не достигла близости к головному мозгу.
— Какая чудовищная смерть, — с содроганием сказал Эжен, у которого перед глазами все еще стояло ужасное зрелище агонии проклятого надзирателя.
— Какое страшное искупление грехов!
— Этот человек был нашим злым гением. Лишь сегодня мы окончательно избавились от угрозы, которая висела над нашими головами, словно обоюдоострый меч. Одна сторона — его ненависть, а другая — возвращение на каторгу! Теперь он мертв, а я совершенно свободен!
Увы, я не могу прижать к груди того, кто подобрал меня умирающим, спас и полюбил меня! Почему счастье, которым наполнило мою душу это волшебное слово «свобода», должно быть отравлено навсегда?
А теперь, дети мои, для гвианских робинзонов начинается новая жизнь. Все мы пострадали от урагана, который терзал нашу дорогую родину, погубил столько жизней и заставил пролить столько слез! Долгие годы наше убежище, которое уступили нам хищные звери, менее жестокие, чем люди, было под угрозой. Нам приходилось избегать встреч как с первобытными местными жителями, так и с теми, кто гордится своей цивилизованностью. Мы не могли, не подвергаясь неминуемой опасности, продолжать наши труды по колонизации и пригласить на пир разума тех, кто столько лет недооценивал себя и ненавидел друг друга среди великолепия нашей приемной родины.
Сегодня нам уже недостаточно просто раскрывать секреты этой земли, расчищать ее, разбивать плантации и собирать урожаи. Наша миссия куда более высока. Есть другие заросли, которые мы должны вырубить, другие болота, которые нужно осушить, другие семена, которые требуется посеять.
Вы поняли меня. На этой земле, удобренной нашим трудом, прозябают люди, чей разум требует такой же прививки культуры, а значит, еще более упорных усилий. Величие этого замысла под стать нашим способностям!
Ко мне, дети мои! За работу, французы экватора! Вперед, пионеры цивилизации. Устроим здесь настоящий уголок Франции, завоюем для нашей родины людей и земли, спасем от уничтожения угасающую индейскую расу и изо всех наших сил будем вместе трудиться для процветания нашей экваториальной родины!
Часть третьяТайны девственного леса
Жоржу Деко{339}
Мой дорогой друг,
Вы всегда стремились превратить путешествие в нечто большее, чем просто материал для сенсации. И Вам это полностью удалось, ибо возглавляемое Вами издание уже давно служит важному делу просвещения.
Чтобы достойно выполнить эту задачу и дать полное удовлетворение своим многочисленным читателям, Вы отправили меня в неизведанные края на поиски приключений, научных открытий, для описания диковинных зрелищ и обычаев.
Из Гвианы я привез сей роман и прошу согласия на его посвящение Вам. Ибо Вы первым во Франции, воодушевившись примером Гордона Беннета{340}, подхватили это чисто американское начинание. Я же буду Вашим Стэнли и скажу Вам: «До скорой встречи в кругосветном путешествии!»
Глава I
Бунт на золотом прииске. — Негры, индусы и китайцы. — Бакалавр из Маны. — Прииск «Удача». — Вид золотоносного участка. — Крик ужаса и смертельная ловушка. — Кто такая Водяная Маман? — Знаки гвианской феи. — Мрачные шуточки Водяной Маман. — Что такое «аркаба». — Шумный дух. — Тайны девственного леса.
Откуда-то издалека, из лесной листвы, донеслась нежная песня токро, похожая на воркование горлицы. Первые лучи солнца уже коснулись верхушек самых высоких деревьев девственного леса, в то время как их прямые и гладкие, словно готические колонны, стволы еще тонули в густом, непроницаемом иссиня-черном сумраке.
Неподвижные листья, казалось, пламенели в приближающемся зареве рассвета. По мере того как светило поднималось, пурпурные оттенки охватывали все более глубокие ярусы леса. Вот уже заалели и ветви, расположенные на средней высоте. В течение пары минут ослепительно-яркий свет, льющийся сверху, дрейфовал, будто ясное облако, над царством тьмы, внезапно ставшей еще более мрачной.
Это противоборство длилось лишь несколько мгновений, и ночь проиграла битву. Воздух, без единого дуновения свежего ветерка, был тяжел и удушлив. Вскоре здесь будет настоящее пекло.
Восход солнца длился менее четверти часа. Стыдливая Аврора{341}, которой заказан вход в экваториальную зону, не оповестила небеса о его приходе очаровательным румянцем. Прохладный зефир{342}, тоже посторонний в этом логове циклопа, не всколыхнул обожженные солнцем растения. Солнце просто взорвалось в ночи, словно раскаленный добела болид.
На поляне раздался звук трубы, глухой и протяжный, как мычание встревоженного быка.
Прииск проснулся.
Каждое утро этот сигнал встречался радостными криками. Взрывы смеха, веселые возгласы, даже распевы, скорее громогласные, чем мелодичные, доносились из хижин, расставленных большим квадратом по периметру открытой площадки, ощетинившейся многочисленными пнями.
Это было время так называемого бужарона{343}, то есть ежедневной выдачи солидной порции тафии, которая предположительно должна была изгнать миазмы, порожденные ночными туманами. Рабочие — негры, индийские и китайские кули{344} — выходили из хижин, расположенных отдельными кварталами, отведенными для той или иной расы, чтобы не допустить стычек, связанных с различиями в привычках, цвете кожи или религии.
Жизнерадостный негр обычно подходил к раздаче, широко улыбаясь, вращая зрачками фарфоровых глаз и выделывая танцевальные коленца, вдохновленные экваториальной Терпсихорой{345}, самой сумасбродной среди своих сестер.