Гвианские робинзоны — страница 83 из 136

Но белый, обнаружив, что плоды стольких трудов потеряны понапрасну, понимая, что его собственные доходы, как и доходы его компаньонов, оказались под угрозой, желает раз и навсегда разобраться, в чем здесь дело. Восемь дней назад он уехал в изыскательскую экспедицию и оставил процветающий прииск в идеальном состоянии. Теперь же он видит полную разруху и хочет узнать, в чем причина, ему это нужно во что бы то ни стало, пусть даже с риском для жизни.

Он поочередно вглядывается в лица семерых десятников, словно стремясь передать им немного своей энергии, затем взволнованным голосом командует:

— Вперед!

Негры и индусы, перепуганные как никогда прежде, сбившись в группу, идут вперед осторожными шажками. Начальник словно подгоняет их пронзительным взглядом, как всадник ударами шпор в бока подбадривает испуганную лошадь.

Поминутно останавливаясь и осторожничая, они наконец оказываются на середине вырубки и, кажется, немного успокаиваются, осознав, что ничего необычного не происходит. Жарнак смелеет, Эристаль идет за ним следом, а Нестор, желая показать свое благоразумие, обгоняет их обоих. Он ступает на доску, переброшенную через глубокую траншею. Еще секунда — и он на той стороне, но внезапно раздается сухой треск: доска переламывается пополам, и бедняга летит на дно канавы глубиной не меньше двух метров.

— Ко мне, хозяин! — кричит он душераздирающим голосом. — Ко мне!

Одним прыжком дю Валлон оказывается на краю разверстой ямы. Он мгновенно разматывает свой шерстяной пояс, опускает один конец в траншею, и негр тут же отчаянно в него вцепляется. Креол напрягает все мышцы и без видимых усилий вытаскивает из ямы рабочего, который падает на землю и бормочет сдавленным голосом:

— Хозяин!.. Моя пропал!.. Моя кусай ай-ай!

Он больше не может вымолвить ни слова. Его челюсти сжимаются, глаза конвульсивно закатываются, на губах появляется густая белая пена, сильнейшая судорога выгибает его тело, будто бы затылок стремится соединиться с пятками.

Через минуту перед золотоискателями лежит бездыханный труп.

Товарищи Нестора, пригвожденные к земле страхом, не могут даже пошевелиться. Они не в состоянии вымолвить ни слова. Только обезумевший Жарнак лепечет:

— Это Водяная Маман!.. О, это она, Водяная Маман!

Дю Валлон, скорее удивленный, нежели напуганный этой мгновенной смертью, бросает взгляд сожаления на несчастную жертву и вдруг с гневом замечает, что доска толщиной в пять сантиметров почти полностью перепилена. Неизвестный виновник подлого убийства перевернул ее, чтобы никто не смог увидеть распил. Значит, падение чернокожего было не случайностью, а результатом злого умысла.


Что же касается смертоносного пресмыкающегося, чей ядовитый укус поразил беднягу, его присутствие в яме можно объяснить лишь несчастным случаем. Видимо, ай-ай, охотясь в ночной темноте, свалилась на дно траншеи, покрытое золотоносным гравием.

Невероятно, но к неграм постепенно возвращается самообладание. Такое впечатление, что смерть товарища подействовала на них как успокоительное.

— Бедный Нестор, — негромко произносит один из них. — Он заплатил за всех нас. Водяная Маман теперь успокоилась.

— Да, — добавляет Жарнак. — Больше она не причинит нам вреда. К тому же с нами белый. Водяная Маман уважает белых.

— Идем, — говорит один из индусов, который до сих пор не проронил ни слова.

Труп оставили на краю канавы, и директор во главе группы рабочих продолжил расследование.

Он подошел ко второй яме и побледнел, обнаружив, что брус, который служил мостом через нее, тоже подпилен. Креол нагнулся и не смог сдержать удивленного восклицания, услышав дребезжащий звук роговых колец гремучей змеи. Еще одна змея оказалась на дне ямы, куда непременно свалился бы тот, кто не подозревал об опасности.

Но его ярость превзошла все пределы, когда, обойдя все ямы, вырытые в дернистой земле, чтобы добраться до золотоносного слоя, он убедился, что все они стали непригодными для работы. Одна кишела скорпионами, многоножками и пауками-крабами. В другой было полно муравьев, рыбьих костей и рыбьих челюстей с острыми длинными зубами. Из третьей разносился тошнотворный запах гниющей плоти.

Наконец неграм пришлось остановиться недалеко от промывочного шлюза, подходы к которому, утыканные длинными иглами, торчащими как шипы «боевого чеснока{353}», оказались совершенно неприступными для их босых ног. Директор подошел к нему один и обнаружил, что устройство использовалось не позднее минувшей ночи. Похитители золота неплохо потрудились и, очевидно, поживились за его счет весьма значительной суммой.

Вид нескольких белых фрагментов амальгамированного золота{354}, похожих на свинцовые опилки, вскоре подтвердил его догадки.

— Черт возьми! — процедил он сквозь зубы. — Да у нас тут ловкие проныры. Они украли ртуть, а потом, пользуясь наивностью черных, понаставили у них на дороге всяких ловушек, чтобы не дать им приступить к работе и заставить нас уйти с прииска. Было бы слишком просто приписать все эти козни этой их Водяной Маман. Но смеется тот, кто смеется последним, сегодня ночью посмотрим, пробьет моя пуля шкуру Водяной Маман или нет. Ладно, дети мои, возвращаемся. Сегодня вечером получите двойной бужарон. Эристаль, нужно будет отправить сюда четверых человек с носилками за телом Нестора.

— Да, хозяин, — коротко ответил негр.


Маленький отряд пустился в обратный путь к лагерю по тропе, проходящей недалеко от другого ручья, где тоже велась промывка золота.

В тот момент, когда белый, который теперь шел первым, был готов вступить на едва намеченную тропинку, его нога, обутая в тяжелый ботинок из рыжей кожи, подняла облако желтой пыли, неуловимой, как грибные споры, которая разлетелась во все стороны. Он отпрыгнул назад, чтобы не дать себе вдохнуть частицы неизвестного происхождения, как вдруг болезненное чихание заставило его тело содрогаться в бесконечном приступе.

В это же время рабочие разразились криками ужаса, увидев странную эмблему, подвешенную на высоте человеческого роста на стволе огромного дерева балата со светло-коричневой гладкой корой, похожей на покровный лист сигары.

Это были громадные челюсти аймары, широко раскрытые, с длинными острыми зубами. Закрыться им не давали полдюжины шипов сырного дерева. Под этим странным трофеем сиял во всей красе огромный цветок, похожий на кувшинку, но диаметром около метра, в котором любой ботаник сразу же узнал бы цветок Victoria regia{355}, гигантского растения полуденной Америки. Лепестки колоссального цветка, снежно-белые в центре, по краю окружности становятся темно-красными, являя по пути всю гамму оттенков розового.

Цветок был закреплен такими же шипами и производил гнетущее впечатление под разверстыми челюстями огромной пресноводной акулы.

— Нам здесь больше нечего делать, — сказали рудокопы на своем креольском наречии. — Мы все здесь умрем. Водяная Маман не хочет. Когда Водяная Маман вот так показывает свои знаки, черному остается только уйти. Это место проклято, бежим отсюда!

Тем временем директор продолжал страшно чихать. У него открылось жестокое носовое кровотечение, а на лице высыпали мелкие беловатые прыщи размером с просяное зерно. Это было не слишком опасно, однако весьма неудобно и одновременно болезненно.

Впрочем, все это не слишком волновало дю Валлона, поскольку он добился своей цели, твердо установив, что какие-то посторонние, используя странные и опасные способы, зарятся на его золотые поля и стремятся завладеть ими. Он вернулся в лагерь. Несколько капель хлорида железа, смешанного с водой, остановили кровотечение. Холодные примочки из калалу и кассавы успокоили болезненную сыпь и не дали ей распространиться.

Креол был в замешательстве. Положение было серьезным, почти отчаянным. Он здесь единственный белый, совсем один среди местного населения, на расстоянии более двухсот километров от цивилизации. Что, кроме энергии, мог он противопоставить неуловимому врагу, притом что рабочие, совершенно дезорганизованные, отказывались выполнять свои обязанности? Любые доводы бесполезны перед грубыми суевериями, которыми ловко воспользовались воры.

Он должен был действовать немедленно и отважно, пока всеобщая растерянность не стала непоправимой.

Весть о смерти бедного Нестора довела напуганных товарищей чернокожего до настоящего ужаса. Повсюду собирались группы, ораторы драли глотки, из уст в уста распространялись самые нелепые россказни, пользуясь тем большим доверием, чем более невообразимо и абсурдно они звучали.

Главной темой всеобщих пересудов была, разумеется, Водяная Маман. Пожалуй, еще ни разу с тех пор, как в 1604 году Ла Равардьер высадился на острове Кайенна, легенда об этом старом, мстительном, сварливом и злокозненном духе, известном как Maman-di-l’Eau (мать воды), не вызывала такого смятения.

Дю Валлон, со все еще опухшим лицом, переходил от одной группы рабочих к другой, раздавая щедрые порции тафии, чтобы таким образом спровоцировать новые рассказы и откровения, из которых он рассчитывал при случае извлечь некоторую пользу.

Народ толпился вокруг десятников, которые не уставали обогащать красочными деталями утренние события. К ним добавились сообщения о странных звуках, которые слышали многие после отъезда директора в изыскательскую экспедицию.

— Да, — говорил один из негров, с грубыми чертами лица и огромными мускулами, — да, я сам слышал каждый вечер в десять часов громкий стук. Похоже, кто-то стучал по аркабам большого сухого панакоко у ручья Сен-Жан.

— Я тоже, я тоже слышал, — перебил его другой. — Стучали по три раза кряду — бам, бам, бам! Да так громко, что казалось, будто на вырубке стреляют из пистолета.

— Я тоже!.. Я тоже!.. — подхватили приглушенными испуганными голосами еще несколько рабочих. — Это продолжалось почти целый час. Затем, в полночь, раздался громкий крик… А потом все затихло…