Поэтому ружейные выстрелы можно услыхать разве что по воскресеньям в окрестностях приисков и плантаций. К тому же звук, который услышали робинзоны, менее громкий, чем звук выстрела, был куда более протяжным. Можно было сказать, что это гул мощного взрыва. К такому выводу пришли робинзоны, долгие годы постигавшие звуки лесной глуши.
Но у Эжена было собственное мнение, он считал, что его младший брат и Николя, на радостях от возвращения на приемную родину, объявили о своем прибытии залпом из всех ружей экипажа судна. Эта мысль не вызвала никакого доверия, но Эжен, который и сам не очень в это верил, ухватившись за возможность на какое-то время отвлечь всех от тревоги, принялся настаивать на своем с необычайным упорством, и его пыл в конце концов немного успокоил мать.
— Мы должны это проверить, — сказал Робен. — Солнце клонится к закату. Вскоре мы сможем безнаказанно на нем находиться, особенно если укроемся под листьями бализье. Если начистоту, я не понимаю, почему бы нам не отправиться прямо сейчас, тем более что бездействие нас просто убивает.
В несколько минут в задней части лодок устроили легкие навесы, концы были отданы, и робинзоны снова отправились в путь. Ломи и Башелико, оба с непокрытыми головами на солнцепеке, невосприимчивые к свирепым лучам экваториального светила, как истинные дети леса, гребли уже два часа без передышки, как вдруг первый внезапно вынул из воды деревянное весло и замер. Пирога по инерции проплыла еще несколько метров и остановилась.
— Эй, Ломи, что там такое? — спросил Робен.
— Лодки, много, там, у ручей.
— Ты видишь лодки и ручей, Ломи?
— Да, муше. С тот место, где твоя, не видно.
— В таком случае правь туда, друг мой.
— Да, действительно, — сказал Анри, осторожно вставая, чтобы не раскачать хрупкое суденышко. — Справа от нас я вижу небольшой просвет, который может быть устьем ручья, и полдюжины неподвижных лодок у самого берега.
При этом известии сердца учащенно забились, трое молодых людей схватили весла, чтобы прибавить ходу, и принялись грести с исступлением, которое свидетельствовало об их страстном желании поскорее добраться до места.
Через полчаса они добрались до четырех тяжело нагруженных лодок: двух скорлупок бони и двух больших шлюпок, снабженных мачтами, каждая грузоподъемностью не менее десяти тонн. На берегу был разбит лагерь, на кострах готовилась еда, а экипажи лодок предавались сиесте. Их было десять человек, восемь черных и двое белых.
Робинзоны пристали к берегу рядом с лагерем незнакомцев и были встречены приветствиями. Инженер собирался было расспросить их, как вдруг один из белых внезапно вскочил, охваченный сильнейшим волнением. В знак уважения он снял шляпу, не обращая внимания на палящие лучи солнца, обжигавшие его морщинистое лицо, и воскликнул глухим голосом:
— Месье Робен!
Робен удивленно посмотрел на мужчину, чьи черты лица и голос были ему совершенно незнакомы.
— О, месье Робен! Это же вы? Какое счастье увидеть вас вновь после двадцати лет разлуки! Вы меня не узнаете? Это понятно, я здорово изменился. Моя борода стала почти совсем седой, а лицо одряхлело, как у старика. Я много работал, но и страдал не меньше! Ох, а я ведь вас тогда искал, в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году, когда узнал о декрете об амнистии. Я вернулся туда, в долину бедного старого Казимира. Но вас там уже не было, и вы, конечно, не знали, что свободны.
И тут инженера озарило. Он вспомнил:
— Гонде! Это вы, мой храбрый друг! Нет, конечно, я вас тоже не забыл. Если отпечаток прожитых лет на вашем лице сперва сбил меня с толку, то воспоминание об оказанных вами прежде услугах никогда меня не покидало.
— Вы по-прежнему очень добры, месье Робен, с радостью заявляю вам, что я всегда и во всем в вашем распоряжении.
— Сердечно благодарю вас, мой дорогой Гонде, и немедленно воспользуюсь вашим предложением.
— Тем лучше! Попросите меня о чем-нибудь невозможном!
— Там будет видно. А пока скажите мне, кому принадлежат эти лодки.
— Две шлюпки — мои. С момента освобождения я занимаюсь перевозками между Сен-Лораном и водопадом Эрмина, доставляю старателям провиант[42], а у них принимаю добытое за месяц. Но я догадываюсь, что вы хотите узнать.
— Не может этого быть!
— Напротив, месье Робен. Вы хотите узнать у меня о двух путешественниках из Франции. Один из них молодой человек, другому примерно лет сорок пять.
— Именно так. Скажите мне поскорее, где они.
— У молодого та же фамилия, что и у вас. Я прочитал ее на их багаже. Я подумал, что он ваш сын, очень на вас похож. Но я не посмел спрашивать. Я лишь подумал сопроводить его до места назначения, чтобы встретиться с вами. Они оба были здесь еще сегодня утром, но на рассвете отправились посмотреть золотоносный участок, отданный им в концессию.
— Мой сын здесь! — воскликнула мадам Робен, не в состоянии более сдерживать свои чувства. — Благодарю вас, месье, за эту добрую весть. Мы отправляемся сейчас же, не так ли? — обратилась она к мужу.
— О, мадам, — продолжил Гонде своим тихим голосом, — вам едва ли удастся их догнать. Они отправились в небольшой лодке, сделанной наподобие скорлупок бони, но месье Шарль привез ее из Европы и теперь должен быть уже далеко.
— Не важно, мы в любом случае его догоним.
— И что это за лодка такая, которая способна бросить вызов нашим пирогам? — спросил Анри, выпятив свою мощную грудь.
— Это, как сказали ваши господа, бумажная лодка{406}, их изобрели американцы, а эту построили в Англии. На ней установлена паровая машина с винтом. Вся она весит не больше ста двадцати килограммов и летит по воде как чайка. Я видел, как они отплывали, и гарантирую, что на такой скорости они, должно быть, уже в пятнадцати лье отсюда. Впрочем, они пообещали вернуться самое позднее завтра вечером. Я дал им слово дождаться их здесь.
— Стало быть, весь этот груз принадлежит моему сыну.
— Целиком и полностью, месье. Здесь более пятнадцати тонн, все, что угодно: тафия, топоры, мачете, вино, семена, земледельческие инструменты, маслобойки, усовершенствованные лотки для промывки золота, паровые молоты, разобранные на части по двадцать пять килограммов каждая, как и все детали паровой машины.
— Как, тут есть и машина?
— Да, месье, настоящее чудо, изобретенное, как сказал один из этих господ, парижанином по имени Дебайе{407}. А в этих двух ящиках, окованных медью и укрепленных цинком, вон там, находится динамит. Что за великолепные прииски вы сможете разработать с таким оборудованием!
— Если вы хотите работать с нами, Гонде, я буду счастлив подыскать для вас прибыльное занятие. Нам нужны энергичные и честные люди, привычные к лесной жизни. Вы согласны, не так ли?
— Вы слишком добры ко мне, месье, это честь для меня. Отныне единственным моим счастьем будет работать вместе с вами.
— Но знаете ли вы, Гонде, — вдруг сказал инженер, явно пораженный необыкновенным фактом, — что вы совершили настоящий подвиг, поднявшись по Марони до этих мест с таким грузом?
— Все сделал месье Шарль. Я попросту собирался остановиться перед порогами Эрмина. Но ваш сын такой же, как вы, он ни перед чем не отступает. Для него не существует невозможного. Он спросил у меня, долго ли я собираюсь там торчать. «Черт возьми, месье, — ответил я, — мне понадобятся крылья, или придется перегружать ваш груз в пироги — на это уйдет самое меньшее два дня, — иначе через перекат не переправиться». — «Но вы забыли о моей бумажной лодке и ее машине. Мы возьмем вас на буксир, и вся недолга». Сказано — сделано. Маленькая храбрая лодочка ринулась в бурлящие воды, пироги ей немного помогли, словом, она потянула нас на канатах так сильно, что мы прошли вверх по перекату как по маслу и не потеряли ни грамма груза.
Удивленные и восхищенные робинзоны жадно слушали рассказ о подвигах младшего сына и брата, более не помышляя о плавании по ручью в его поисках.
Мать, хотя и успокоенная словами Гонде, все же повторила мужу свою просьбу, и тот дал команду к отплытию.
— Оставайтесь здесь, — велел он хозяину лодок. — Думаю, что по дороге мы встретим моего сына и его спутника.
Он подал сигнал, и две пироги направились по ручью, который вел на запад, образуя прямой угол с течением Марони.
Они гребли много часов подряд и уже преодолели изрядное расстояние. День клонился к закату, через некоторое время нужно будет подумать о том, где разбить лагерь. Робинзоны, решив продвинуться как можно дальше, налегли на весла с удвоенной силой. Но вдруг до их ушей долетел отдаленный негромкий шум, что-то вроде продолжительного содрогания.
На мгновение они остановились, сначала не распознав причину этого рокота, который постепенно усиливался. Вдруг река словно округлилась в своих берегах, будто бы ставших ей тесными. Течение сделалось яростным, как на перекате. Вода стремительно поднималась.
— Держитесь, дети, — сказал инженер своим привычно спокойным голосом. — Это наводнение.
Глава V
Отвага, отвага и еще раз отвага. — Замысел гениального человека. — Что можно сделать из территории площадью 18 000 квадратных лье. — Робинзоны становятся золотоискателями. — Предприятие «Полуденная Франция». — Двести килограммов золота стоят шестьсот тысяч франков. — Старатели и скотоводы. — Гвианские «аттери». — Скот из Пара. — Тысяча тучных коров на земле обетованной. — Краснокожие и телки. — Гонка на пироге. — Пиршество кайманов. — Крик бедствия и ружейный выстрел.
Читатель помнит пламенный призыв Робена к сыновьям, когда, узнав о том, что он свободен, инженер решил посвятить всю свою жизнь процветанию Гвианы. Вырвать из оцепенения этот огромный край, влить молодую кровь в его слабеющий организм, так и не успевший пожить полной жизнью, извлечь из недр его богатства, обрабатывать его земли, добывая пропитание на месте, наладить торговлю и промышленность, одним словом, превратить французскую колонию в счастливую соперницу английской — таков был грандиозный замысел, к осуществлению которого Робен намеревался приступить немедленно.