— Решительно, дорогой мой Николя, мы буквально барахтаемся посреди сплошных загадок. Я полагал, что в моем лесу для меня нет секретов, но, видимо, он сильно изменился за время нашего отсутствия.
— В самом деле, какого черта было нужно этим субъектам, да еще это дурацкое «ренга», я прежде никогда не слышал такого слова! А эта странная фраза, еще менее понятная, чем речь коренного овернца?
— Если бы еще месяц хоть на минутку пораньше соблаговолил показать кончики своих рожек и слегка осветить этих жрецов неизвестно какого странного божества…
— Ты бы мог тогда влепить в них одиннадцатимиллиметровую пулю, по крайней мере продырявить их лодку, если не выбить глаз кому-то из гребцов. Возможно, мы могли бы понять, с кем имеем дело.
— И получить в ответ несколько стрел в бок.
— В такую ночь мы бы ничем не рисковали.
— В конечном итоге они нам ничего не сделали. Я поступил бы негуманно, если бы проявил враждебность к людям, которые, вероятно, слегка тронулись умом, но вполне безобидны, насколько мы можем судить на данный момент.
В этот момент беседа была нарушена новыми всплесками. На этот раз они были куда сильнее, будто бы доносились от лодки с четырьмя гребцами, которые налегали на весла что было силы. В то же время с воды донеслось прерывистое дыхание, похожее на храп загнанного коня. К несчастью, луна снова скрылась за облаком, однако молодой человек успел заметить темную массу, быстро приближающуюся к тому месту, которое несколько минут назад оставили лодочники.
Дыхание становилось все более порывистым, сиплым и сопровождалось быстрыми шлепками по воде. Это было похоже на звуки, производимые человеком, плывущим саженками, а еще больше — на шум плавников китообразного. Человек или зверь, неведомое и почти невидимое существо, остановился у подножия дерева, задышал еще громче, отфыркиваясь, как делают все пловцы, и с шумом снова зашлепал по воде.
— Черт возьми, — нервно буркнул рассерженный Шарль, — я должен понять, что там такое. Кто там? — закричал он во весь голос. — Кто там?
Ни звука в ответ.
— Спрашиваю в последний раз… Кто там? Или стреляю!
Сопение и фырканье возобновились с новой силой. Шарль, теряя терпение, прицелился, насколько смог, и нажал на спусковой крючок.
Патроны револьвера «Нью Кольт» вмещают значительный заряд пороха, необходимый для убойной силы выстрела и продолжительности полета пули. Поэтому звук выстрела прогремел подобно раскату грома, разносясь далеко над поверхностью воды и среди ветвей. Последовавшая за ним вспышка была ослепительна.
Раздался ужасающий вопль, один из тех криков, что часто солируют в великой ночной симфонии, которую исполняет большой оркестр под управлением экваториальной Эвтерпы{422}. Оба робинзона, скорее удивленные, нежели встревоженные, не могли припомнить, чтобы им когда-либо прежде приходилось слышать подобные звуки.
Неизвестный посетитель сделал резкое движение и исчез под водой, подняв волну брызг.
— Ему досталось, — радостно сказал Шарль, вкладывая новый патрон в барабан револьвера. — Что ж, тем хуже для него. Честное слово, эта волынка слишком затянулась.
— Ну да, — ответил Николя, — интересно, сколько еще будет продолжаться эта история? Слышишь, со стороны ручья опять кто-то кричит, причем одно и то же?
— Твоя правда. Но кажется, я вижу огни, если только мне не мерещится.
— Точно, будь я проклят. Эти незнакомцы по крайней мере не прячутся. Значит, они друзья, другого и быть не может.
— У меня жар? Или я сошел с ума? Николя?.. Так и есть… я слышу свое имя… Меня зовут! И тебя тоже… Никаких сомнений! О Боже милосердный… Неужели это…
— …Шарль!.. Николя!.. — все ближе раздавались голоса. — Шарль… Николя… где вы?
— Отец!.. Братья! — теряя голову, воскликнул юноша.
— Месье Робен! Дети! — пробормотал парижанин. — Сюда, сюда!
— Где вы?
— Отец… Мы здесь, отец! — крикнул Шарль, еще раз выстрелив из револьвера.
Шум и вспышка выстрела сориентировали робинзонов, и они направились в нужную сторону, гребя изо всех сил.
Хорошо освещенная фигура инженера отчетливо различалась в дымном свете факела из воскового дерева, отблески которого отражались на лоснящемся торсе Ломи, стоявшего на носу лодки.
Он подплыл к дереву, поднял голову и наконец заметил двоих мужчин, оседлавших одну из его ветвей, а рядом с ними — гамак, где лежал терзаемый лихорадкой несчастный директор прииска.
— Отец!.. Отец… Это мы! А где же мама?
— Шарль! Дитя мое… мой дорогой малыш, — срывающимся голосом воскликнула мадам Робен, чья лодка как раз подошла. — Скажи мне скорее, ты не ранен?
— Все хорошо… все просто прекрасно, потому что мы снова вместе!
— Шарль! — радостно вскричали три брата. — Это в самом деле ты!
— Собственной персоной! О, мои милые друзья… Николя тоже здесь и, право слово, мы пережили кучу приключений от бульвара Монмартр до самого гриньона, где нам теперь пришлось обосноваться.
— Вы сможете оттуда спуститься? — спросил Анри.
— Конечно, здесь есть лестница. Но будем действовать по порядку. Глядите в оба, особенно когда я буду эвакуировать госпиталь.
— У вас есть раненые?
— Только один, вам должно быть видно его снизу. Бедняга лежит в гамаке.
— Эй, Ломи, что с тобой такое? — спросил Робен у молодого бони, не ответив сыну.
Негр, вытаращив глаза от ужаса и разинув рот, не мог произнести ни слова. Его судорожно вытянутый палец показывал старшему робинзону странную эмблему, которую мы уже видели: голову аймары и цветок виктории, прикрепленные к стволу дерева.
— Что это, Ломи?
— О, — задыхаясь, промямлил бони, — о, муше! Эта зверь, она от Водяная Маман. О, моя теперь помирай, да.
— Ты с ума сошел, мой мальчик, с этой Водяной Маман.
— О, хозяин… Водяная Маман, она убивай все, кто видеть эта ее штуки.
— Ну же, успокойся, это полная чепуха. Лучше помоги мне поддержать человека, что спускается в гамаке, и устрой его поудобнее в пироге.
Ломи, дрожа, повиновался. Едва месье дю Валлона уложили на листья, прежде служившие тентом, как Шарль и Николя буквально кубарем слетели со своего воздушного поста с ловкостью обезьян и бешено кинулись в объятия друзей и родных.
Молодой человек услышал восклицания своего друга бони. Он поднял голову и увидел на высоте человеческого роста два предмета, похожие на те, которые они с Николя обнаружили над телом месье дю Валлона.
— Ты говоришь, что это дело рук Водяной Маман? Ну что же, ей пришлось потрудиться, этой твоей гвианской наяде, если только это она довела нашего раненого до такого состояния и обрушила на прииск я не знаю сколько миллионов гектолитров воды! К счастью, паводок начинает спадать. Отец, если ты не против, отправимся на поиски наших людей. Надеюсь найти их где-нибудь на ветках, как коат, где они томятся в ожидании, пока схлынет вода. Я бы также не возражал снова заполучить мое ружье чокбор, просто бесподобное оружие, я привез каждому из вас такое же.
Было бы неразумно пускаться в плавание ночью по поверхности воды, изобилующей всевозможными препятствиями и усеянной пнями, едва заметными днем и особенно опасными в темноте. Первая лодка, нагруженная до предела благодаря трем новым пассажирам, затонула бы при малейшем ударе.
Поэтому пироги пришвартовали к дереву лианами, достаточно длинными для того, чтобы справиться с последствиями предстоящего понижения уровня воды.
Ночь прошла без происшествий. От усталости не осталось и следа благодаря полным юмора рассказам Шарля о путешествии в Европу. Взошло солнце, и молодой человек, к счастью, сумел найти свое ружье в слое густого ила. Прекрасное оружие нисколько не пострадало, так замечательно его изготовил умелый производитель, знаменитый Гинар. Ствол, поворотный механизм, тройной затвор и рычаг были немедленно смазаны небольшим количеством жира коаты, лучшим из известных средств защиты от ржавчины, и вскоре Шарль смог продемонстрировать изумленным и восхищенным братьям все великолепные качества этого бесподобного образца современной оружейной промышленности.
Тем временем шесть человек, предоставленные сами себе с момента обнаружения тела месье дю Валлона, дали о себе знать криками и ружейными выстрелами. Бедняги, все еще напуганные вчерашними событиями и загадочными ночными звуками, были едва живы. Только появление белых смогло вернуть их в чувство и развеять страхи. Им удалось взобраться на деревья, при этом они потеряли часть провианта, но спасли багаж. Потери, таким образом, были несущественными. Когда все были в сборе, робинзоны пересели на борт великолепной паровой лодки, которая ждала на том же месте, где была пришвартована накануне. Разумеется, она никогда ранее не знавала столь достойного экипажа.
Пока раненого, который начал приходить в себя, размещали на корме под тентом, инженер с видом знатока осматривал красивую вертикальную паровую машину с широкой топкой, позволявшей использовать дрова. Он поиграл с маленьким усовершенствованным регулятором, с помощью которого можно было мгновенно спустить пар, и пришел в восторг от едва заметных приспособлений, предназначенных для смазки этого металлического устройства, такого простого и мощного. Проще говоря, Робен и представить себе не мог, какого прогресса конструкторы и механики добились за двадцать лет, и был совершенно ошеломлен.
Дровами запаслись за считаные минуты, котел разогрелся, давление быстро поднялось, и клапаны окутались белыми шапочками пара. Пироги, в которых заняли места шестеро носильщиков, привязали к корме лодки. Анри с детской радостью взялся за штурвал, пока Шарль и Николя занимались двигателем.
— Отец, — улыбаясь, обратился к нему младший сын, — Анри теперь у нас рулевой, мы с Николя по очереди будем механиками и кочегарами. А ты станешь капитаном, не так ли?
— Но, дорогой мой сын, должен признаться, что в настоящий момент мне для этого решительно не хватает технических знаний; может быть, позж