Ну конечно! Неудивительно, что имя Эммелин Джонстон показалось мне знакомым. Я же натыкался на него чуть ли не каждый божий день на страницах «Пиджин-Форк газетт». Если мне память не изменяет, у самой Эммелин было что-то около десятка кошек. Гибель Персиваля стала для нее тяжелым ударом. По-моему, без писем миссис Джонстон не обходился ни один выпуск «Газетт» с самого дня убийства. Эммелин призывала полицию и всех граждан Пиджин-Форка «объединить усилия, чтобы найти злодея, погубившего несчастное беззащитное существо». Помнится, о миссис Терли в ее письмах не было ни слова.
Джо Эдди слегка дернул ногой и принялся постукивать носком громадного ботинка по блестящей поверхности журнального столика. Каждый удар звучал напоминанием о том, что мне пора бы и честь знать.
– Ничего подозрительного никто из вас, полагаю, в тот вечер не слышал? – спросил я.
– Не-а. – Нога не унималась. Удары становились все громче и громче.
Я старательно отводил глаза от ботинка Джо Эдди.
– Итак… У меня, пожалуй, остался только один вопрос. Не подскажете, где найти Делберта Симса?
Нога на журнальном столике вдруг замерла.
– А это еще зачем? – Джо Эдди впился в меня глазами-щелками.
Я пожал плечами. Мол, что тут особенного?
– Поговорить. Моя клиентка… Корделия… просила встретиться со всеми, кто видел бабулю в тот вечер.
Джо Эдди сверлил меня взглядом. Долго. Я уж было отчаялся дождаться от него ответа, но тут мне здорово повезло. Джо Эдди наконец раскрыл рот.
– В городском справочнике найдешь.
Судя по всему, на большее рассчитывать не приходилось. Я поднялся.
– Ну что ж… огромное спасибо за помощь.
Моя благодарность и впрямь не имела границ.
Ну кто бы еще подал столь оригинальную мысль – поискать нужный адрес в справочнике?! Я повернулся к Юнис.
– И тебе, Юнис, я очень благодарен…
Джо Эдди встал с дивана и шагнул к выходу, явно намереваясь смести меня с дороги. Впечатление сравнимо разве что с накатывающим на вас девятым валом. Я быстренько захлопнул рот, попятился от Юнис, а затем развернулся и бросился к двери.
Но у самого выхода затормозил. А что было делать? По ту сторону стеклянной двери, прямо на крыльце, растянулся Гектор. При виде меня чертов пес снова начал бесноваться. Он кидался на дверь, царапал когтями стекло и злобно подвывал – словом, изображал из себя маньяка-убийцу. И убедительно, доложу я вам, изображал. Любителю триллеров пришлись бы по вкусу такие выразительные штрихи, как оскаленная пасть и шерсть дыбом.
Джо Эдди посмотрел на собаку. Потом на меня. Снова на собаку.
– Привязать, что ли?
Зачем же беспокоиться? Всю жизнь мечтал, чтобы Гектор оттяпал мне ногу. Вслух, разумеется, я ответил иначе:
– Буду признателен. Хотелось бы заглянуть к мистеру Терли, если он дома… Будь так добр, не отвязывай свою собаку, пока я не уеду, ладно?
Джо Эдди в очередной раз подозрительно сузил глаза. Задумался, глядя на карамельно-розовый домик.
– Ладно, щас.
Шагнув через порог, он схватил Гектора за ошейник и потащил тщедушного маньяка-убийцу на задний двор, к дереву со ржавой цепью, намотанной вокруг ствола.
Как только Джо Эдди вышел, я обернулся к его жене.
– Да, кстати, Юнис, – небрежно поинтересовался я, – тебе что-нибудь говорят имена Рэя Петерса и Мэрилин Блимел? Слышала о таких?
Юнис отреагировала более чем странно. Она вздрогнула, словно ужаленная. Но тут же взяла себя в руки.
– Рэй и Мэрилин были бабулиными друзьями, – прошептала она, нервно теребя засаленную прядь. С лица бедняжки снова схлынула вся краска. Даже губы стали неестественно бледными. – Они тоже умерли. – Помолчав немного, Юнис вскинула на меня глаза. – А почему вы спросили?
– Да так, из любопытства.
Гектор, слава богу, уже сидел на цепи. Я открыл дверь и напоследок улыбнулся Юнис:
– Еще раз большое спасибо.
В ответ она растянула губы в улыбке. Но в глазах по-прежнему явственно читался страх.
Направляясь к машине, я размышлял о Юнис. Одно из двух, думал я. Либо Юнис находится в состоянии непреходящего ужаса – что вполне понятно, поскольку ей приходится изо дня в день любоваться Джо Эдди Креббсом… Либо она знает больше, чем говорит. Гораздо больше.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
До карамельно-розового домика я мог бы запросто дойти и пешком. Воспользоваться же машиной решил из врожденного чувства самосохранения – уж больно ржавой выглядела цепь, на которую Джо Эдди посадил Гектора. Что это, скажите на милость, за детектив, если он не просчитывает все возможные, даже самые невыигрышные варианты? Словом, я предпочел поставить машину на расстоянии одного хорошего прыжка от крыльца дедули Терли. На всякий пожарный.
Джо Эдди не спускал с меня глаз все время, пока я выруливал по дорожке. Так-таки стоял столбом и сверлил взглядом. Что такого из ряда вон выходящего он в этом зрелище нашел – понятия не имею. Может, просто напоминал о своем присутствии?
Зря старался. Забыть о присутствии Джо Эдди – все равно что не заметить статую Свободы.
Притормозив вплотную к крыльцу, я выбрался из кабины, и меня, само собой, туг же затошнило. Ничего удивительного. Я ведь упоминал, как действует на нормальных людей этот чудовищный карамельно-розовый оттенок.
Джо Эдди все еще торчал посреди двора, так что я напоследок обернулся и помахал ему рукой. В высшей степени дружелюбно.
Джо Эдди и пальцем не пошевелил. В высшей степени недружелюбно.
Зато бурое чудовище на ржавой цепи явно задалось целью отработать свой харч – хотя, если судить по выпирающим костям, особенно и отрабатывать-то было нечего. Но в Гекторе, видимо, от природы было непомерно развито чувство долга. Едва я сделал шаг к крыльцу, как это собачье отродье развернуло бурную деятельность. Злобный лай, хищный оскал, металлический лязг цепи – полный комплект, одним словом. Из чего я сделал вывод, что и чувство собственности у Гектора тоже непомерно развито. Двор дедули Терли чертов пес определенно считал своими владениями. Как милую собачку еще удар не хватил – вот вопрос.
К тому моменту, когда я преодолел несколько метров и остановился на крыльце, Гектор уже изобразил все основные па ритуального танца маньяка-убийцы и пошел на новый круг. В прямом смысле. Ржавая цепь медленно, но верно стягивала ноги Джо Эдди.
– Вот паскуда! – Изысканности выражений Джо Эдди позавидовал бы и выпускник Кембриджа. – Прекрати, Гектор! – взревел он и пустился в пляс, пытаясь высвободить ноги из ржавого капкана. – Кому говорю, прекрати, сучье отродье!
Невелико оскорбление для собаки, а? Если хорошенько подумать. Впрочем, Джо Эдди я на эту неточность указывать не стал. У парня и без того хватало проблем.
Входная дверь дома была открыта настежь, и сквозь сетку в проеме просматривалась гостиная. Там царил полумрак, поскольку шторы оказались плотно задернуты, но я без особого труда обнаружил хозяина дома, сидевшего на громадном, почти во всю стену, диване. Я разглядел не только клетчатую застиранную рубаху, неопределенного цвета домашние шаровары и босые ноги, но и широченную ухмылку. Старик определенно не скучал.
Секунду спустя мне открылась и причина его веселья: дедуля Терли приклеился взглядом к цветному телевизору. Держу пари, вы ни за что не догадаетесь, какой канал он выбрал. На приличных размеров экране полдюжины щедро одаренных внешними данными голых дамочек боролись в грязи, стараясь не уделаться в этой самой грязи по уши, чтобы не лишать зрителя возможности убедиться, насколько щедро они одарены этими самыми внешними данными.
Дедуля-то, дай ему Бог здоровья, наш человек!
Но делу, как ни крути, время, а потехе, соответственно, час… Пришлось постучать.
Дедуля подпрыгнул, словно ему влепили хороший заряд соли, схватил пульт и лихорадочно нажал кнопку. Экран погас.
– Кто там? – Босые ноги нарочито медленно зашаркали по полу. Веселье разом испарилось.
Услышав мой ответ, дедуля почему-то воспрянул духом.
– А я уж было решил, что вы из церкви. – Он распахнул москитную сетку, сияя сконфуженной улыбкой, точно нашкодивший первоклашка. – Наш пастор заглядывает ко мне или присылает кого-нибудь каждую неделю с тех пор… с тех пор…
Старик на глазах сник.
– Как это вам удалось провести сюда кабельное? – поспешил я сменить тему и, пройдя в гостиную, устроился в старомодном кресле с веселенькой ситцевой обивкой и вязаными салфеточками на подлокотниках и спинке.
– А никак. – Дедуля занял свое место. Тошнотворно розовый цвет дивана был слегка разбавлен такими же, как на кресле, белыми салфеточками. – Я себе пару недель назад тарелку купил. – Он ткнул пальцем куда-то вверх и вбок. – Ну, эту… спутниковую антенну. С дороги-то ее не видать, только с заднего двора. – Дедуля снова расцвел по-детски счастливой ухмылкой. – Ага, самую настоящую тарелку. Сто лет мечтал – и вот наконец купил. – Тут он умолк, видно сообразив, что наговорил лишнего.
Я улыбнулся. Очень дружелюбно и успокаивающе.
Уж и не знаю почему, но дедулю моя улыбка не слишком успокоила. Смущенно потирая подбородок, он пробормотал:
– Слышь, парень… Только не подумай, будто я рад… Мне без бабули плохо. Остаться одному на старости лет… сам понимаешь. – Глаза его заволокло туманом. Печальный взгляд остановился на большой фотографии в золоченой рамке, занимавшей почетное место на телевизоре. – Как-никак почти полвека вместе проскрипели. Годы немалые.
Он мне рассказывает. Я и сам был когда-то женат… так мне четыре года брака вечностью показались. А уж пятьдесят лет прожить с женой бок о бок – это и вовсе немыслимо. Просто холодный пот прошибает. Дедуле еще повезло. С моей бывшей женушкой он вряд ли бы дотянул до старости.
Я тоже поднял глаза на фотографию – и чуть было не вывалился из кресла. Бабуля?! Вот это и есть бабуля?! Фотограф запечатлел крупную мужеподобную даму с пронзительным взглядом и длиннющим носом. Цвет глаз и бледная кожа, как у внучек, наводили на мысли о фамильной особенности, но при этом косметики на лице у «старушенции» оказалось втрое больше, чем на Корделии и Юнис, вместе взятых. К тому же…