В документе, составленным позднее Д.А. Милютиным, подчеркивается важное стратегическое значение Ахалкалакской крепости. Так, там отмечается «Ахалкалакская крепость была важна для гр. Гудовича она обеспечивала дальнейшие предприятия на Ахалцых. Потому решился он взять ее приступом. Надеясь тем более на успех, что гарнизон состоял из 1500 человек»[97]. Однако, штурм начавшийся 9 мая, окончился неудачей и отступлением русского отряда от стен крепости.
Тот же автор следующим образом представляет обстоятельства имевшего место штурма, раскрывая параллельно причины неудачи «Приступ назначено было произвесть на рассвете с 8 на 9-е мая тремя колоннами, состоявшими из полков Херсонского и Кавказского гренадерского, 9-го и 15-го егерских, всего пехоты под ружьем 2900 человек. Начальниками колонн были генерал-майоры Титов, Портнягин и гр. Гудович, сын главнокомандующего. Ночью подошли они к назначенным местам и на рассвете, по сигналу с батарей, двинулись на приступ, о чем турки были предупреждены бежавшим из нашего лагеря татарином. Они вывели из крепости всех безоружных обывателей, имели только одних военных и подготовились к мужественной обороне. Они встретили наших сильным огнем. Солдаты, выбранные из гарнизонов и рекруты прошлогоднего отделения, не бывалые в деле, и коих состояло наполовину, забыв запрещение стрелять, доколе не взойдут на стену, открыли огонь слишком рано, потом поставили лестницы не в назначенных местах, не там, где стена ниже, но где она высока, на которую хотя взлесть и можно было, но опуститься в крепость трудно. Одолевая препоны, старые солдаты взошли на стену, овладели одною башнею, взяли пушку и знамя, некоторые из них спустились в крепость, но молодые солдаты не поддержали их. Гр. Гудович ввел в дело резерв, оставя при себе только 150 человек пехоты, 3 эскадрона драгунов и казачий полк, для удержания показавшейся в тылу его неприятельской конницы. Штурм продолжался около 5 часов. Все усилия были бесполезны и наконец турки взорвали башню, занятую нашими войсками, которые полетели на воздух. Гр. Гудович велел отступить. Турки сделали вылазку и отбили орудие, стоявшее от крепости в 40 саженях, откуда стреляло оно в ворота и уже до половины их разбило. Потеря наша простиралась убитыми и ранеными до 897 человек. После неудачного приступа гр. Гудович не решился продолжать наступательных действий к Ахалцыху, возвратился в границы Грузии и стал у Цалке»[98].
Тогда же завершились неудачей операции генерал-майора Рыкгофа против турок у Поти. Выступив 27 апреля 1807 г. с отрядом ок. 1300 чел., Рыкгоф отбросив небольшие турецкие силы, осадил Поти. Однако, не имея возможности его взять, и угрожаемый получившим подкрепление неприятелем, он вынужден был 19 мая снять осаду и отступить.
Ободренные этой тройной неудачей турки решили сами развернуть наступательные действия. Превосходящие силы турок, под командованием Юсуф-паши трижды (19 мая, 30 мая и 5 июня) атаковали отряд Несветаева, укрепившийся в Гюмри, однако были отброшены. Несветаев ожидал главнокомандующего Гудовича, шедшего к нему на помощь, Юсуф-паша – новых подкреплений. Развязка наступила 18 июня на р. Арпачай. Имея против свыше 20 000 турок, только 6 744 чел., гр. Гудович атаковал противника, и после 7-часового ожесточенного сражения нанес ему тяжелое поражение. За эту победу он был удостоен фельдмаршальского чина. В своем рапорте императору Александру I от 20 июня 1807 г. он следующим образом описал основную фазу сражения у Арпачая «С 17 на 18 число июня с помощью Божиею, имея неприятеля против себя превосходнее в 4 раза, с артиллериею более 25 пушек и 2 мортирами, перешед до рассвета 16 верст, 18 числа на рассвете турнировал его лагерь в тыл и атаковал. Неприятельские пикеты, в большом числе стоявшие по левую сторону Арпачая. Приметивши меня, сделали тревогу и неприятель обратился на меня в больших толпах с анатолийскими войсками, почитавшимися у Порты всегда лучшими, препятствуя переправиться мне чрез реку Арпачай, окружал 4 каре, которыми я его атаковал, произведя пальбу из артиллерии. Но, наконец, по 7 часах сильного сражения, видя стремительное мое нападение для переправы через реку и для отрезания ему дороги в тыл, начал бежать за реку. Почему я, устроивши батареи на берегу, тотчас начал переправляться чрез реку, хотя с трудностию; тут сераскир, оставя мне свой лагерь, кинулся в другой свой лагерь, от первого в 5-ти верстах отстоящий, где он всегда и сам находился, но увидя потом, что я и туда начал наступать и что его войска испуганные начали бежать куда кого страх ведет, не успев сесть на лошадь бежал 2 версты пешком, по показанию пленных, где уже дали ему его лошадь, оставя мне и другой целый лагерь, 2 мортиры, 4 пушки и много припасов и снарядов. А потому и спешу в.и.в. всеподданнейше донесть вкратце, что неприятель несравненно в превосходных силах совершенно разбит и рассеян, в добычу оставил 2 лагеря, 10 пушек и 2 мортиры, прочие пушки побросал в виду и далее по дороге… При сем благополучном сражении потеря с нашей стороны малая и состоит ген.-л. Барон Розен ранен контузиею ядром, в убитых ядрами и пулями 2-х штаб-офицерах и нижних чинах, унтер-офицерах и козаках 12-ти и ранено тяжело и легко обер-офицеров 2 и нижних чинов 66; неприятель уже потерял более 1000 чел. убитыми»[99]. Юсуф-паша с практически полностью расстроенными силами отступил к Карсу, где в условиях отсутствия заготовленного провианта его потрепанное войско большей частью разошлось. Эта победа на длительное время остудила наступательный порыв турок, что сказалось и на настроениях шахского двора. Ожидавший с 12 000 войском итогов сражений Аббас-Мирза, едва получив известие о разгроме турок, предпочел отступить к Нахичевану. Надежды шахского двора, на мощь турецких войск себя не оправдали. Более того, при французском посредничестве 2 сентября 1807 г. при селении Узум-Килиши, русскими уполномоченным генерал-майором Титовым и турецким – Али-пашой было заключено перемирие[100].
За это время, несколько раз менялась международная обстановка. После начавшегося сближения Франции и России и ознаменовавшегося подписанием 25 июня 1807 г. Тильзитского договора, франко-иранский договор, заключенный 4 мая 1807 г. в Финкенштейне (ратифицирован 10 мая) фактически утратил свое значение. Отныне, французский уполномоченный А. Гардан должен был, в соответствии с инструкциями заменившего министра иностранных дел Талейрана Шампаньи, содействовать заключению между Россией и Ираном перемирия[101]. Это, как было показано выше, конечно вовсе не исключало поддержки французами персам. Что в дальнейшем и произошло. Однако на данный момент, реальной помощи от французов персам ожидать было нельзя. Сам Иран оказался совершенно не готов в 1807 г. к сколько-нибудь серьезным наступательным операциям против русских войск. Причины этому были разнообразны, и заключались не только в конфликте с турками по поводу Багдадского пашалыка и действий англичан на берегу Персидского залива, но также и волнений в Хорасане, инспирированных одним из недовольных шахских сыновей. При таких условиях, шахский двор надеялся лишь выиграть время. Так, уже после арпачайекой победы, прибывший к Гудовичу вместе со Степановым иранский посланник Багир-бек, сообщил только о том, что тегеранским двором уполномочен вести переговоры о мире Аббас-Мирза. Посылая позже подполковника Вреде с письмами к Аббас-Мирзе, Мирзе-Бозоргу, Мирзе-Шефи, генералу Гардану, главнокомандующий повторял прежние условия, на основе которых может быть заключен мир. Так, в частности, в письме к Аббас-Мирзе от 25 марта 1808 г. Гудович настаивает «…главное основание, на коем может быть постановлен прочный мир между Всероссийской Империей и Персией, есть определение границ по р.р. Куре, Араксу и Арпачаю… чтобы все земли, лежащие на левом берегу течения сих рек, уступлены были в вечное владение всемилостивейшего и великого моего Г. И.»[102].
Стремясь рассеять надежды персов на помощь со стороны Франции и тем самым, еще более побудить их к скорейшим мирным переговорам, Гудович в том же письме отмечал «Французская империя, заключенным миром с Всероссийской империей, находится теперь с ней в тесном дружественном союзе, а потому все действия ее не могут уже теперь идти на вред России. Если со стороны Французской империи, во время продолжавшейся войны с Россией и были сделаны какие-либо обещания Персии, кои относились по тогдашнему времени ко вреду России, то ваше высочество, как опытный и благоразумный муж, сами можете видеть, что при теперешнем союзном и дружеском расположении обеих сих великих держав, обещания такие не могут быть исполнены. Следовательно, взяв положение нынешних владений великого Государя Всероссийского в краю здешнем, и рассмотрев положение других Европейских держав, нельзя не приметить, что Россия, во всех отношениях, должна иметь важнейшее против других держав влияние на Персию. Англичане, по запутанности дел своих, восставив против себя почти всю Европу, в теперешнем своем положении, кроме пышных обещаний, кои ими никогда не могут быть исполнены, никакой пользы не принесут для Персии. А турки, коих Персия, как уже всем известно, почитала злейшими своими неприятелями, никогда не могут быть верными ей союзниками. Итак, приязненное или неприязненное расположение России будет всегда наиболее чувствительно для Персии»[103].
Персы же у себя наблюдали иное. Прибывший с большой группой военных генерал Гардан, несмотря на определенную сложность и двусмысленность своего положения (в особенности, после Тильзита), наоборот, делал многое для усиления реваншизма Каджаров. Еще до начала боевых действий, французские офицеры (Вердье, Лами) успели осмотреть Эриванскую крепость. Конечно, первоочередной целью французского представительства являлось вытеснение английского влияния, как это и было показано в предыдущей главе, однако, хрупкость Тильзитского мира, амбиции императора Наполеона и многие иные факторы говорили о том, что русско-французское сближение на данном этапе – временно. Между тем, самый разгар русско-французских трудностей с Континентальной блокадой бы