тельных, решительных и опытных военачальников, как, например, П. Котляревский. У Н.Ф. Ртищева проявлялась также одна замечательная черта он мог (невзирая на попранное честолюбие) признавать собственные ошибки и воздавать должное своим более прозорливым подчиненным. Как отмечает тот же В. Потто «Таким образом только энергичная деятельность вождей цициановской школы спасла Закавказье от печальных результатов, которыми могли отозваться нерешительность и недальновидность Ртищева. Но Ртищев был замечательно честный человек. Он не только сознался в ошибочности своих мнений, но в своем донесении государю прямо указывает на энергию Котляревского, как на исключительную причину успехов в персидской войне»[181].
Сейчас уже трудно однозначно сказать, чем был обусловлен выбор императора Александра I, павший на человека с вполне заурядной для того времени, среди профессиональных военных биографией. Однако, факт остается фактом – решать сложнейшие задачи и подписывать будущий мир – пришлось именно ему, а не многим, уже прославленным до этого его современникам.
Как уже было отмечено, несмотря на сложную обстановку, в Петербурге хотя и не испытывали особых иллюзий, однако не совсем теряли надежды на заключение мира. Тем более, что со стороны Ирана вновь начали поступать сигналы подобного рода. Так, еще в начале 1812 г., посредством эриванского хана Ф.О. Паулуччи был уведомлен о том, что тегеранский двор желает вновь приступить к переговорам[182]. Уже в письме-инструкции новому главнокомандующему Н.Ф. Ртищеву от 7 апреля 1812 г. граф Н.П. Румянцев, обозначил основные условия, на которых следовало добиваться заключения мира с Ираном. В отличие от прежних лет, принимая во внимание надвигавшуюся войну, Россия теперь отказывалась от ранее предъявленных требований (проведение демаркационной линии по р.р. Кура, Араке и Арпа-чай) и соглашалась заключить мир на основе статус-кво[183].
Получив эту инструкцию, Н.Ф. Ртищев отправил в Иран с письмами, в которых выражалось согласие на мирные переговоры, надворного советника Фрейганга. В ответ на это, Аббасом-Мирзой в Тифлис со словесным поручением (в качестве подтверждения готовности иранской стороны к переговорам) прибыл Хаджи-Абдул-Хасан. Потом в Иран отправился его адъютант Попов. Однако, вновь как и прежде, из всех этих пересылок ничего не вышло. Иран тянул лишь время, для того, чтобы лучше подготовиться к очередной военной компании. Для того, чтобы подтолкнуть Иран к ведению реальных переговоров, Ртищев вручил Р. Гордону и копию Бухарестского договора заключенного 16 мая (28) 1812 г.)[184]. Этот договор оставил крайне неприятное впечатление на персов, т. к. по условиям турецко-иранского договора 1810 г. мир с Россией должен был заключаться одновременно обеими союзниками. Таким образом, сам факт заключения Бухарестского договора явился очередным сильным дипломатическим ударом по турецко-иранским отношениям, и без того характеризовавшимися глубоким недоверием. Иранцами этот мир и был расценен в качестве прямой турецкой измены. Хронист Мирза Файзулла по этому поводу сообщает «По заключенной с турками конвенции иранцы обязаны были воевать с русскими, и если бы одна из сторон заключила мир с русскими, то мир этот обязателен был бы для другой стороны. Но турки нарушили конвенцию, они заключили мир с русскими, не привлекая к нему иранцев, и иранцы остались изолированными»[185].
Заключение 16 (28) мая 1812 г. Бухарестского договора являлось очевидным успехом российской дипломатии. Как уже было отмечено, Турция выводилась из войны, а вместе с тем, вбивался очередной клин и в турецко-иранские отношения. В канун наполеоновского нашествия Россия чрезвычайно нуждалась в скором завершении русско-турецкой войны, и высвобождения значительных сил для противостояния угрозы с Запада. Им был нанесен удар и по попыткам Наполеона сколотить против России турецко-иранскую коалицию с целью разделения ее сил.
Между тем, летом 1812 г. существенно ухудшилась и геополитическая общая ситуация, что было связано с начавшимся наполеоновским нашествием. В результате, делая вид, что они желают достижения мира, персы еще более деятельно стали готовиться к войне. В июне 1812 г. к Т Них-Али, Сурхай-хану, акушинским старшинам привезли от Баба-хана 1 500 червонцев и подарки. Баба-хан призывал их к открытию боевых действий против русских войск[186]. В июле 1812 г. была пресечена попытка вторжения отряда персидской конницы в Карабах. Так, в письме к кн. Горчакову от 27 июля 1812 г., Ртищев подробно останавливается на деталях отражения этого набега, отмечая следующее «Неприятель в числе 4 т. отборной персидской конницы, под предводительством Хаджи-Мамед-хана и 3-х других ханов, переправясь через Араке, вошел в Карабаг для грабежей и сожжения хлебов в нашем Зангезурском округе. Следуя сему намерению, одна часть сих войск пошла против дер. Геронзура, а другая с самим Хаджи-Мамед-ханом против сел. Хинзырек, где находился с ротой 17-го Егерского полка кап. Кулябка 1-й. Сей храбрый офицер, известясь о приближении неприятеля, тотчас с верной ему ротой вышел ему навстречу, присоединяя к себе один 3-х-фунтовый единорог и 65 человек вооруженных армян, того селения; едва же был он открыт персиянами, то в то самое время и атакован со всех сторон. Стремительность неприятеля была чрезвычайная; но упорство, оказанное сим столь малым отрядом против гораздо превосходнейшего в силах неприятеля, тем более принесло чести примерной храбрости сражавшихся солдат и хорошими распоряжениями кап. Кулябки, который умел занять весьма выгодное место для своего отряда. Неприятель в своем нападении не только ничего не успел, но картечью и пулями был отбит с немалой потерей. Между тем, другая партия, посланная в Геронзур, получа таковой же отпор от управляющего его, верного и преданного к России карабагского чиновника Касим-бека… по отражении своем спешила соединиться с войсками, атаковавшими роту. В сие самое время чиновник Касим-бек, преследуя оную с собранными им 25 чел. конных и 200 пеших обывателей, поспешил к месту сражения и соединился с ротой. Тогда вновь последовало самое упорное дело. Персияне повторяли неоднократно свои атаки и быв всегда отражаемы, наконец принуждены были оставить место сражения и преследованы более 2-х верст. В продолжении сего времени майор Дьячков, командующий в том округе и расположенный в сел. Геррусе, собрав людей, командированных от оных рот в прикрытие уборки жителями хлеба, следовал к кап. Кулябку 1-му; найдя же неприятеля уже отступившего, пошел атаковать его, однако персияне, устрашенные первыми своими неудачами, со всей поспешностью обратились в бегство и, будучи конные, успели переправиться за Араке, прежде нежели наша пехота могла догнать их у переправы. Сим кончилось дело и неприятель, потерпев сильный урон, не успел сделать во всем округе ни малейшего вреда. Потеря в персидских войсках, по самым верным сведениям, простирается убитыми до 70 чел., ранеными же несравненно больше и в числе оных находится сам командовавший Хаджи-Мамед-хан. С нашей стороны ранено только 3 егеря…»[187].
Боевые действия между основными силами должны были развернуться позже. Аббас-Мирза продолжал стягивать к себе войска. В своем рапорте от 25 июля 1812 г. ген.-м. П. Котляревский доносил, что «по всем сведениям, ко мне доходящим, войска Аббас-мирзы собраны в ур. Ям, в 8 агаджах от Тавриза. Сам он в Тавризе и на сих днях хотел выехать. Недавно прибыло к нему 12 орудий английской артиллерии. Намерения его, по неоднократно подтверждающимся известиям, состоят в том, чтобы войдя в Карабаг, разбить отряд мне вверенный и после того, возжегши бунт в Нухинском владении, где по неудовольствию против Джафар-Кули-хана тамошних жителей много к тому наклонных, продолжить дальнейшие действия против Грузии. Между тем, от Эривани должен идти сердарь Хусейн-Кули-хан и посланный туда с частью конницы Эмир-хан. О сем последнем прошли слухи, что он намерен сделать набег в Елисаветпольский округ и я вместе с сим же уведомил ген.-м. барона Клодта и полк. Снаксарева. Все сии известия считаю достойными веры потому, что они подтверждаются из Тавриза, Карабага и Нахичевани. Впрочем, как персияне любят перемены, то может статься, что и план военных действий их будет переменен по обстоятельствам»[188]. Со дня на день следовало ожидать возобновления широкомасштабных боевых действий. К августу 1812 г. у Аббаса-Мирзы уже было под рукой до 13 тыс. регулярной пехоты с английской артиллерией. В своем донесении Румянцеву от 20 августа 1812 г. Ртищев отмечал «…Аббас-мирза по верным известиям, мною полученным, имеет в сборе 13 т. регулярной пехоты с английской артиллерией и гораздо большее число конницы, ожидая при том сей последней еще 8 т. от Баба-хана…»[189].
Однако, в силу недостатка опыта, и руководствуясь, как уже было отмечено, пожеланиями Петербурга, Ртищев еще допускал возможность заключения мира. Так, Н. Дубровин по этому поводу отмечает «Котляревский не раз заявлял о затруднительности своего положения, но главнокомандующий, все еще веривший в чистосердечное намерение персиян приступить к мирным переговорам, не допускал возможности наступательных действий с их стороны. Ртищев надеялся на содействие сир Гор Узелея и на письмо свое Аббас-Мирзе, отправленное с Гордоном. Посылая копию с мирного трактата, заключенного между Россией и Турцией, Ртищев писал Узелею, что немедленно выедет сам на границу для личных переговоров с Аббас-Мирзой. Такая решимость была несогласна с видами английского посла, и он отправил с этим известием секретаря посольства Мориера к Аббас-Мирзе, занимавшемуся охотой в восьми фар-сангах от Тавриза. Принц долго рассматривал трактат, выслушал письмо Ртищева к сир Гор Узелею и просил Мориера явиться к нему вечером за получением ответа. Следуя советам своего визиря Мирзы-Безюрга, должным образом подготовленного английским посланником, Аббас-Мирза был не прочь испытать еще раз счастье в военных предприятиях. Обстоятельства, по видимому, сулили ему успех Наполеон вступал уже в Россию, войска находившиеся за Кавказом, не комплектовались, а внутренние смуты не утихали. При таких условиях, наследник персидского престола решился прибегнуть к двуличию, и когда явился к нему Мориер, то Аббас-Мирза продиктовал ему ответ, ничего не решающий, а заключающийся в заявлении, что единственное желание Персии, состоит в скором заключении мира с Россией. Отправив ответ, Аббас-Мирза стал собрать войска, но как секретно ни приводилась в исполнение эта мера, она не укрылась от внимания Котлеревского»