ь «пропуска» для вступления Англии в Иран в целях вытеснения из Ирана французского посольства Кардана. Подобно тому, как Наполеон до заключения Тильзитского мира провоцировал иранского шаха на войну против России для разобщения и ослабления русских сил, сражавшихся против Франции в Европе, в новых послетильзитских условиях нечто подобное пыталась делать Англия вооружая, обучая и финансируя иранскую армию для продолжения войны против России, Англия рассчитывала не допустить участия России в борьбе против пятой антифранцузской коалиции»[237].
В целом, сравнивая эти полярные точки зрения, можно отметить, что мнение Б. Балаяна конечно же является несравненно более аргументированным. И, в этом смысле, можно отметить, что, безусловно, договоры сыграли свою негативную роль. Постоянно менявшаяся обстановка на европейском театре также постоянно накладывала свой отпечаток на действия сторон. Но войну Каджары начинали все же не слишком надеясь на помощь англичан. Более того, уже к середине 1804 г., русско-английские отношения были существенно улучшены, а русско-французские ухудшались с каждым днем.
Император Павел I
В 1801 г. же имела место другая картина. Как уже было отмечено, заключение англоиранского договоров 1801 г. в первую очередь это было продиктовано стремлением англичан (если говорить здесь только о мотивах английской стороны) нейтрализовать угрозу, исходившую от Франции, а также от России – в первые месяцы 1800 г. в русско-французских отношениях произошел резкий поворот – стороны пошли на сближение. Разочарованный в прежних союзниках император Павел I и пребывавший в изоляции первый консул довольно быстро нашли общий язык. Наполеон распорядился возвратить несколько тысяч русских военнопленных. Император Павел I в письме к Бонапарту отмечал «Я пишу вам вовсе не для того, чтобы войти в обсуждение прав человека и гражданина; каждая страна управляется так, как она это понимает. Везде, где я вижу во главе страны человека, который умеет управлять и сражаться, мое сердце обращается к нему. Я пишу вам, чтобы поставить вас в известность о недовольстве, которое я имею против Англии, которая нарушает права народов и никогда не руководствовалась ничем иным, как только своим эгоизмом и своим интересом. Я хочу объединиться с вами, чтобы положить предел несправедливостям этого правительства»[238]. 8 октября 1801 г. в Париже был подписан русско-французский мирный договор. Не углубляясь в детальное рассмотрение русско-французских взаимоотношений, отметим, что в контексте этой работы, наибольший интерес представлял проект совместного похода на Индию через территорию Афганистана и Ирана, выдвинутый Наполеоном [239]. В поход должны были двинуться 35 тыс. французских и 35 тыс. русских войск по маршруту Таганрог-Астрахань-Каспий-Астрабад и далее – на Герат, Кандагар и Индию [240]°. Время совместного выступления было назначено на май 1801 г., а прибытие к месту назначения – на конец сентября 1801 г. Со своей стороны, Павел I разработал отдельный план похода – через Оренбург и Центральную Азию.[241] Так, в письме к атаману В.И. Орлову император отмечал «От нас ходу до Индии от Оренбурга месяца три, да от вас туда месяц. А всего четыре месяца. Поручаю всю экспедицию вам и войску вашему, Василий Петрович. Соберитесь вы с оным и вступите в поход к Оренбургу оттуда любой из трех дорог или всеми подите и с артиллерией прямо через Бухарию и Хиву на реку Индус и на заведения английские по ней лежащие»[242]. 40 полков донских казаков выступили в поход в феврале 1801 г., однако, дойдя к середине марта лишь до Волги – повернули обратно. В Санкт-Петербурге был убит император Павел I, а новый император – Александр I приказал вернуться казакам на Дон.
Таким образом, план совместного похода на Индию был сорван. Более того, фактически, это было крахом франко-русского намечавшегося военно-политического союза. Конечно, пересмотр позиций не произошел сразу. Противоречия (которые имели место уже практически изначально – при жизни императора Павла I) между сторонами нарастали постепенно. Заключенная 11 октября 1801 г. русско-французская конвенция, предусматривавшая сотрудничество обеих сторон в разрешении европейских ряда проблем, оказалась нежизнеспособной. Наполеон не считался с мнением русской стороны и продолжал перекраивать границы Европы по своему усмотрению. Уже аннексия Францией Пьемонта вызвала резкий протест российской дипломатии. В целом, политическая обстановка в то время менялась настолько стремительно, что соглашения, союзы оказывались крайне недолговечными. Антагонизм между всеми участниками тогдашней «большой шахматной игры» был настолько глубок, что все заключавшиеся мирные договоры, являлись, по-сути – перемириями. Так, например, 25 марта 1802 г. между Англией и Францией в Амьене был заключен мирный договор. Однако, Наполеон продолжал интересоваться возможностями нанесения удара Англии на Востоке. Вновь рассматривалась возможность экспедиции в Индию через Египет и Турцию (следует отметить, что к тому моменту французские войска уже успели эвакуироваться из Египта). По словам А. Вандаля, он был готов «проложить себе путь в Индию и через труп Турции добраться до Англии и нанести ей поражение»[243].
Наряду с этим, Наполеон пытался втянуть Россию в проект по разделу Турции. Так, еще в 1802 г. он предложил российской стороне проект раздела Османской империи. Между тем, российская дипломатия сохраняла сугубую осторожность и не желала идти в фарватере наполеоновской политики. В инструкции Александра I российскому послу в Вене Разумовскому говорилось «Одно из основных начал моей политической системы всегда будет состоять в том, чтобы всеми средствами содействовать сохранению этого государства, которого бессилие и плохое внутреннее управление служит драгоценным ручательством безопасности»[244]. Между тем, Наполеон (в то самое время, когда пытался втянуть Россию в антитурецкие проекты) добивался и возобновления отношений с Портой. Верно оценивая геополитическое положение Турции, он, в принципе, не прочь был с ней и договориться и, тем самым, опять попытаться подготовить путь для похода на Индию. Так, он говорил «Раз это будет сделано, ничто не помешает дойти до Индии. Если это предприятие не удалось Александру и Тамерлану, то это не служит еще доказательством его невозможности – следует только повести дело лучше их»[245].
25 июня 1802 г. между Францией и Турцией был подписан мирный договор, одним из положений которого Франция получила доступ к Черному морю. Так, Турция дала право Франции «назначать своих коммерческих агентов, консулов или комиссаров», в турецкие черноморские порты. Вновь возобновили свою деятельность французские диппредставительства. Не сумев втянуть Россию в свои проекты, французская дипломатия начала работать в направлении ухудшения русско-турецких отношений. Уже в августе 1803 г. Воронцов уже сообщал Цицианову по этому поводу следующее «Первый консул, не могши ввести нас в виды свои на подел империи Турецкой, ищет теперь отвлечь от нас доверенность Порты, чиня чрез посла своего внушения министерству турецкому на счет неискренности нашей»[246]. Франко-русские отношения продолжали ухудшаться и далее. После расстрела герцога Энгиенского, в мае 1804 г. французский посол Эдувилль был отозван из Петербурга. В августе 1804 г. Париж покинул русский поверенный в делах Убри.
Параллельно этому, весной 1803 г. вновь обострились англофранцузские противоречия. Наполеон требовал удаления англичан с Мальты. Английскому послу Витворту он заявил «Мальта или война! Горе тем, кто нарушает трактаты!». Англичане категорически отказывались освобождать этот остров, прекрасно зная, какое стратегическое отношение он имеет не только в смысле контроля Средиземного моря, но и в более широком. Так, лорд Гоксбери, в беседе с российским послом С.Р. Воронцовым в 1803 г. в Лондоне откровенно заявлял «Почему же Франция не желает, чтобы Англия владела островом, и почему последняя настойчиво желает его удержать за собой? Потому что, если бы нынешнее или будущие французские правительства когда-либо снова вздумали осуществлять свои стяжательские замыслы насчет Египта и Сирии и оттуда приготовлять действительные средства для нападения на английские владения в Индии, то нужно им будет проходить мимо Мальты, откуда английская эскадра легко может разбить такие предприятия. Этот остров, во власти англичан, защитит Египет, Сирию, Морею, Архипелаг, Южную Италию и все Средиземное море от французских замыслов»[247]. Уже в мае 1803 г. английский посол Витворт покинул Париж, а сотрудники английского посольства были арестованы. С 1804 г. в Булони началось сосредоточение войск для вторжения в Англию.
Между тем, Наполеон постоянно возвращался своей мыслью к Востоку. Так, он заявлял «Мы покончим с Европой, а там овладеем Индией. Еще три года, и я буду владыкой вселенной. Предположите, что Москва взята, царь пошел на мир или погиб в каком-нибудь дворцовом перевороте… Разве невозможен тогда доступ к Гангу для армии французов, а Ганга достаточно коснуться французской шпагой, чтобы это здание меркантильного величия Англии обрушилось». С этой точки зрения, важная роль отводилась Ирану, в качестве подступу к Индии. В инструкциях, данных 18 октября 1802 г. французскому послу в
Константинополе Брюну, предписывалось наряду со сбором сведений о турецких пашалыках, собирать сведения и об Иране. Под видом путешественника собором сведений непосредственно на местах должен был заниматься полковник Себастиани. В Санкт-Петербурге было известно о французских поползновениях, и относительно настоящих целей, преследуемых первым консулом особо не заблуждались. Так, в рескрипте князю Цицианову от 26 сентября 1802 г. говорилось «Известно, что первый консул располагался послать в Грузию и Персию эмиссара под видом путешественника, некоего полк. Себастиани, который из Константинополя имел начать свое путешествие. Если прибудет он в Тифлис, то приняв его с приличными оказательствами учтивства, нужно будет употребить все средства, дабы иметь точные сведения о подвигах, кои чинимы им быть могут у разных персидских владельцев, донося мне об открытиях ваших»