[328]. Кроме этого, шах еще продолжал надеяться на более существенную помощь французов (до похода Гудовича на Ереванскую крепость). Пасли не был допущен в Тегеран, а вместо него в Шираз был отправлен, по настоянию Гардана Исмаил-бей с 4000 отрядом войска[329]. Однако, в тоже время, шах старался выиграть время. Мирза-Шефи писал ширазскому визирю «Горячим желанием шаха является оттянуть время и избежать каких-либо решительных мер. Вы должны поэтому занимать генерала Малькольма, предлагая ему свое содействие»[330].
В результате, Малькольм вынужден был на время отступить, что он и сделал, сдав командование эскадрой Пасли и отплыв 12 июня в Калькутту в Индию на «Дориде». По прибытии в Калькутту Малькольм стал настаивать о необходимости открытия настоящих боевых действий против Ирана. По его мнению, первым нужно было захватить остров Харак, представляший собой с военной точки зрения стратегически важный плацдарм. Удерживая остров в руках, можно было контролировать как пути морских сообщений, так и, в лсучае необходимости, наносить чувствительные удары по иранской территории. В одном из своих писем генерал-губернатору Индии Малькольм отмечал «Если мы укрепимся в Персидском заливе, то все, что мы пожелаем – исполнится. Отсюда можно угрожать Персии, Аравии и Турции»[331]. Неудача Малькольма заставила Минто «вспомнить» о Джонсе, находившегося в Бомбее и задержка посольства которого связана была как раз с нежеланием Минто отдавать прерогативу (первенство на переговорах) кому бы то ни было. Однако, прибывшему назад 22 августа 1808 г. в Калькутту Малькольму удалось переубедить Минто и настоять на необходимости усиления давления. 30 августа 1808 г. было принято решение об отправке в Иран второй эскадры. Малькольм наделялся правами генерал-губернатора Персидского залива. В результате, Джонсу были посланы письма с указанием не двигаться с места, однако они оказались запоздавшими. Джонс успел со своей миссией (на кораблях «Недрид» и «Сепир») отплыть и 14 октября прибыл в Бендер-Бушир. Один из членов миссии писал «Письмо от правительства Ост-Индского, нами здесь полученное, едва не остановило было тепершнего нашего благополучного путешествия. Однако сэр Харфорд, принявший на себя всякую ответственность, оставил без уважения требование правительства возвратиться в Ост-Индию и продолжал свой путь. Генерал Малькольм, вошедший в Персидский залив, уведомил нас, что персияне, не доброжелательствуя нашим предприятиям, намереваются задержать нас в Исфагане»[332].
Джонс также начал (еще в Бомбее) устанавливать контакты с ваххабитами. Теперь уже Малькольм должен был, оказывать, к своему большому неудовольствию (личные отношения между этими двумя проводниками английского влияния были чрезвычайно напряжены) поддержку Джонсу (хотя бы видимую). Малькольм очень досадовал на то, что «честь» склонения Ирана к заключению англо-иранского договора должна была принадлежать не ему. В письмах к генерал-губернатору Индии он настаивал, что Джонса нужно отозвать, т. к. он не знает Ирана и, следовательно, не может представлять Англии. Кроме того, Малькольм был сторонником силовых методов и сокрушался по поводу того, что ему все таки не удалось «обагрить кровью берега Персидского залива»[333].
Джонс прибыл в удобный (в отличие от посольства Малькольма) момент. Поход Гудовича на Эриванскую крепость вызвал большое беспокойство при шахском дворе. Помощь от Франции (в той форме, в которой ее надеядась получить иранская сторона) все не поступала. Сумма этих и иных факторов привела к тому, что посольство Джонса было встречено гораздо более благосклонно, нежели посольство Малькольма. Уже 13 ноября Джонсу стало известно, что в Тегеране решили признать его полномочия. В ответ, Джонс написал ширазскому визирю письмо, в котором подчеркивал, что «охотно берется гарантировать Персии такое содействие в ее теперешней войне с Россией… какое она может пожелать»[334].
Русская сторона не ожидала от приезда Джонса ничего положительного. Так, в своем отношении от 7 марта 1808 г., Гудович соглашается с графом Румянцевым в том, что посольство Джонса приведет к затруднениям. Так, в частности, Гудович отмечает «Известие, сообщенное мне в. с., что английское правительство имело отправить Гарфорта Жонеса посланником в Персию, не может не обращать на себя большого внимания по тому влиянию, какое посольство сие может иметь на дела здешнего края. Без сомнения, оно будет иметь в предмете вредные для России внушения Баба-хану, дабы подвигнуть оного на дальнейшую вражду против России и побудить на продолжение воинских предприятий против Грузии»[335].
Между тем, обеспокоенные французы также стали действовать. Уже 23 ноября, на аудиенции у шаха Гардан потребовал не принимать английское посольство, в противном случае угрожая покинуть со своей миссией Иран. Иранская сторона, между тем, пытаясь выиграть время, не желала порывать окончательно с французами, но, вместе с тем, была нацелена и на ведение переговоров с англичанами. Его «соломоново решение» заключалось в том, чтобы не порывая с Гарданом, в тоже самое время попытаться удержать Джонса в Ширазе. Однако, этот маневр не увенчался успехом. Несмотря на то, что иранская сторона чинила всяческие препятствия (ссылаясь на непогоду и трудности дороги), Джонс настаивал на поездке в Тегеран. Возможно, Джонса бы удалось задержать до весны, однако, помогло соперничество с Малькольмом. Как отмечает А. Иоаннисян «Несколько дней спустя Джонс получил корреспонденцию из Бушира, в числе которой было и письмо от Минто. В письме этом генерал-губернатор предписывал ему покинуть Иран и сообщал о принятом им решении отправить военной экспедиции для захвата острова Харак. Джонс, уже до этого имевший серьезные разногласия с английскими властями в Индии, и являвшийся послом, назначенным непосредственно английским правительством, не счел нужным подчиниться этому распоряжению. Но письмо Минто пришлось как раз кстати. Джонс сразу же воспользовался, чтобы оказать давление на иранское правительство и положить конец его колебаниям. Он не только не скрыл содержание этого письма от иранских властей, а наоборот, поспешил перевести его на персидский язык и представить Наср-Олла-хану. Соответствующее сообщение о намерении индийских властей организовать военную экспедицию против Ирана, было немедленно переслано и в Тегеран. Одновременно Джонс выразил готовность урегулировать этот вопрос и заставить Малькольма отказаться от своих враждебных намерений; он обещал даже дать соответствующую письменную гарантию. Эти угрозы и посулы возымели свое действие. Английского посла не стали больше задерживать. Уже 13 января английская миссия выехала в Исфаган. 23 января Джонс получил, через специального посланца, фирман шаха, а также письмо от Мирза-Шефи с извещением, что Гардан в ближайшее время выедет из Тегерана. 1 февраля английская миссия прибыла в Исфаган, где задержалась всего одну неделю, выехав затем в Тегеран[336].
Накануне приезда англичан, Гардан выехал из Тегерана (13 февраля), направившись в Тавриз. В Тегеране остались только Жуанен и Нерсиа. Гардан сознавал, что арсенал средств, имеющихся в его распоряжении невелик. Не было ни денег, ни обещанной военной силы. Угроза отъезда не подействовала на шаха. Конечно, иранцы просили его остаться, но, вместе с тем, было ясно, что демарш Гардана их не слишком обеспокоил. Более того, шахский двор даже этот демарш хотел использовать в своих целях – при переговорах с англичанами. В своем письме еще от 26 ноября 1808 г. министру иностранных дел Франции Шампаньи Гардан сетовал «Англичанам удалось подкупить шахских министров… Если бы мы могли сейчас перебросить в Иран небольшую армию!»[337]. Последняя попытка Гардана опротестовать прибытие англичан (отсылка 17 марта в Тегерна Фино, и аудиенция у шаха 28 марта Жуанена) успеха не имела, да и не могла иметь, учитывая то обстоятельство, что англичанам уже удалось взять крепко инициативу в свои руки, и заключить выгодный для себя в марте 1809 г. договор с Ираном. В результате, 17 апреля Гардан выехал из Тавриза, направившись в Тбилиси[338]. Фианансовое состояние его было столь плачевно, что в Тифлисе он даже вынужден был занимать деньги на дорогу у русского главнокомандующего. В сентябре же Тавриз покинули и Жуанен и Нерсиа. Покидали они Иран в виду явной угрозы своим жизням. Джонс прилагал все усилия для их изгнания. Так, сначала им было нанято 7 головорезов (по утверждениям французских представителей с целью их ликвидации. Когда эта акция провалилась, Жуанену была послана книга, страницы которой оказались пропитаны ядом[339]. Французов англичане начали в буквальном смысле слова «выдавливать» с территории Ирана. Однако, иранцы не всегда шли у них на поводу. Так, когда речь зашла о высылке артиллерийского унтер-офицера Раймона из Тавриза, на которой настаивали англичане, Мирза-Бозорг ответил официальным отказом. В Тегеране, а особенно в Тавризе (при дворе престолонаследника, где более преобладали профранцузские симпатии), хотя и уступили англичанам очень во многом, но все-таки хотели сохранить за собой определенное пространство для маневра и до конца не пошли на выполнение всех английских требований.
Французы и в дальнейшем пытались вести свою игру в Иране, однако – всегда безуспешно. Позже их эмиссары не имели ни сил, ни средств, не только равных английским, но и уехавшего Гардана. Одной из основн