шает вас, в отмену прежних предписаний, заключить мир с персиянами на следующем основании
1 Вместо границ по рр. Куре, Араксу и Арпачаю, которая предполагалась, постановить границу по межам тех владений и земель, которые ныне во власти уже находятся и которые добровольно покорились скипетру Е.И.В. или покорены силой Его оружия.
2 Сию границу постановить как можно выгоднее и удобнее во всех и особенно в военном отношениях, что поручается местному сведению, соображению и попечению вашему.
3 Все заключающиеся между сей границей и Кавказской Линией, а равно и прикосновенные к сей последней и Каспийскому морю земли, народы и владения обозначить в договоре поименно каждое и постановить, что персидское правительство от всех прав и притязаний своих на оные земли навсегда отрицается, а признает их неоспоримо принадлежащими Российской Империи.
4 Ханство Талышинское с обеих сторон признать независимым, но под рукой и ручательством Е.И.В.
5 Выговорить единственное владычество российскому флагу на Каспийском море.
6 На сих условиях Е.И.В. соизволит торжественно признать ныне царствующего в Персии Фетх-Али-шаха в высоком и державном светлейших шахов достоинстве и по древним в Персии обыкновениям.
7 На случай, когда бы всевышнему Промыслу угодно было отозвать его от сей временной жизни в вечную, то Е.И.В. соизволит обещать не только признать в оном же достоинстве единственным по нем наследником избранного им сына его Аббас-мирзу, с тем чтобы наследство персидского престола всегда оставалось в светлейшем доме его; но обязуется сии права его и достоинство подкреплять и оборонять силой своего оружия против всех тех, кто покусился бы оные оспаривать.
8 Подтвердить прежние трактаты наши с Персией, с обыкновенной в таких случаях оговоркой о изъятии статей, которые уничтожены последующими договорами и уничтожаются вновь заключаемым.
9 О торговых сношениях нужно выговорить все, что послужит их обоюдной пользе, но с наблюдением, чтобы ничего не было в нарушении коренных наших узаконений в рассуждении купечества и торга.
Наконец, все прочее, как то о размене обоюдных пленных, о приеме и содержании министров и посланников и вообще, что по местным соображениям к выгодам нашим включить в сей новый договор вы предуспеете, все то, Г.И., конечно, принять изволит с особливым благоволением»[413]. Следует отметить, что почти все положения этой инструкции и были заложены российской стороной в основании будущего Гюлистанского договора. Видоизмененным оказался лишь пункт № 6. Зная, что значительную роль в партии войны при шахском дворе играет Аббас-мирза с его окружением, а также исходя из прежнего опыта и нынешних отношений (признание шахом своим наследником Аббас-мирзы вовсе не исключало возвожностей крупных осложнений для последнего в случае смерти шаха, ибо тогда сразу бы объявился ряд иных претендентов), российская дипломатия стремилась нейтрализовать по всей видимости воинственность Аббас-мирзы при помощи данного хода – а именно, признания за Аббас-мирзой прав на наследование и открытым обещанием отстаивать интересы его в возможных внутренних конфликтах. Однако, как известно, при подписании Гюлистанского договора, данная часть была дана в размытой формулировке. Имя Аббас-мирзы в договоре не фигурировало. После победы российская сторона не посчитала уже правильным связывать себя теми обещаниями, которые содержатся в данном письме-инструкции. Вдобавок, стало известно, что престолонаследник до последнего выступал за продолжение боевых действий. Интересно, что в будущем, А.П. Ермолов в 1817 г. стремился (хотя и неудачно) использовать эти негативные факторы в интересах российской дипломатии. В свою очередь, отношением Ермолова старался воспользоваться (уже в своих интересах) иной сын шаха (от невольницы) – Мохаммед-Али-мирза. Как отмечает Б.П. Балаян «Если Фатх-Али-шах благодаря страху, внушенному народам Ирана его суровым предшественником Ага-Мохаммед-шахом, мог надеяться, что его сыновья не начнут междоусобной войны при его жизни, то положение Аббас-мирзы было сложнее. Он не сомневался, что после смерти отца опасность будет угрожать ему повсюду со стороны Мохаммед-Али-мирзы и других старших братьев, которые, по традиции персидских династий, претендовали на престол; со стороны младших братьев, часть которых независимо управляла отданными им областями и готовилась к захвату власти в разгаре борьбы… Чтобы укрепить положение наследного принца и заручиться поддержкой соседней России на случай междоусобной войны каджарских принцев, шах добивался, чтобы Россия тоже признала Аббас-мирзу наследником иранского престола. Однако Ермолов своим главным противником считал именно Аббас-мирзу, которого не хотел признавать. «Аббас-мирза добра нам не желает», – писал он Александру I. Окружив себя врагами России, он «воспользуется первой возможностью, чтобы объявить войну, и он один будет ее причиной». В то время, когда Ермолов стремился противопоставить Аббас-мирзе другого принца, Мохаммед-Али-мирза спешил воспользоваться враждой Ермолова с Аббас-мирзой и с этой целью приехал в Тебриз к приезду туда русского посольства. Мечтая победить младшего брата и завладеть заветным престолом, он шел на любую политическую сделку с иностранцами. Еще в 1939 г. В. И. Антюхина обратила внимание на то, что при Наполеоне, когда Аббас-мирза ориентировался на Францию, его брат Мохаммед-Али-мирза возглавил сторонников сближения с Англией, а когда англичане вытеснили из Ирана французов и начали поддерживать Аббас-мирзу, его старший брат стал противником Англии и добивался поддержки России»[414].
Румянцев также информировал Ртищева о том, что английский посол в Константинополе Каннинг выступил с предложением посредничества в деле установления мира между Россией, Турцией и Ираном. Предложение трехстороннего мирного договора при английском посредничестве было отвергнуто, однако, Россия, в то же время, не отказывалась на ведение переговоров с Ираном. Румянцев, инструктируя Ртищева по поводу возможных переговоров, предостерегал последнего в вопросе английского содействия, которое отнюдь не должно было принимать форму посредничества. Так, он отмечал «Находящийся в Царьграде, английский посланник Каннинг отнесся сюда с предложением о своей готовности примирить нас с Портой и в тот же договор включить наше замирение и с персидским правительством. На сие Каннингу объявлено, что Е.И.В., всегда желая миру и с Портою и с персиянами, охотно примет те добрые услуги, которые на сей конец будут оказаны со стороны английского министерства; но Е.В. не находит никакой нужды, чтобы о двух войнах, между которыми нет ничего общего было сделано одно мирное постановление и никак не согласится, чтобы замирение с персиянами свершилось, так сказать, под сенью Порты Оттоманской. Но Е.В. предоставляет ему, Каннингу, поручить своему товарищу, находящемуся в Персии, сделать о том внушения персидскому правительству, что Е.И.В. искренно желая прекратить войну и восстановить доброе согласие с Баба-ханом, согласен будет, о ставя свои требования на разные земли и владения, удержать за собой только то, что уже находится во власти Российской Империи, в каковом смысле и дано уже предписание главнокомандующему в Грузии… Здесь в осторожность вашу заметить однако же должно, что содействие английского министра в сближении нашем с Персией должно быть ограничено только добрыми его на тот конец услугами и отнюдь не иметь вид медиаторства (курсив наш – В.З. и В.И.) которого принимать не следует, по уважениям, что и другим державам в разных случаях было в том отказано; и потому вы не оставите иметь наблюдение, чтобы ни при переговорах ваших с персидскими полномочными английского министра не было, ни в договоре, который может последовать, ни о каком участии английского правительства в сем деле не упоминалось»[415]. Наметившееся в 1812 г. русско-английское сближение на фоне ухудшавшихся с каждым днем русско-французских отношений тем не менее не исключало английскую конкуренцию на Среднем Востоке. Поэтому, Румянцев и рекомендовал Ртищеву проявлять сугубую осторожность и не позволять англичанам закрепляться в официальном статусе посредников при будущих переговорах. Отклонение английского предложения относительно трехстороннего мирного договора российской дипломатией объяснялось также и тем, что при ведении отдельных переговоров, Турция и Иран, договорившиеся о совместных действиях, неминуемо должны были проникнуться еще большим подозрением друг к другу (что, в принципе, в дальнейшем и произошло, когда отдельное заключение Турцией Бухарестского мирного договора стало для Ирана крайне неприятным сюрпризом).
Параллельно с этими депешами, Ртищеву было переслано и письмо бывшего неаполитанского посла Серра-Каприолы (проживавшего на тот момент в России и имевшего близкие связи с английскими дипломатическими кругами) к английскому послу Гору Аузли, которое предполагалось использовать в целях возобновления переговоров с Ираном[416]. С этими письмами в Иран выехал надворный советник Фрейганг, к которому после присоединился адъютант Ртищева подпоручик Попов. В мае Фрейганг прибыл в Тавриз, где месяц ожидал приезда Аузли. Однако, с приездом английского посла начались затруднения. Аузли отверг предложенные условия на основе статус-кво и вместе с тем объявил о том, что ему предоставлены со стороны шаха полномочия, вести вместе с Аббас-Мирзой мирные переговоры. В заключении, он заявил, что он отправляет для переговоров своего племенника Роберта Гордона. В итоге, 26 июня Фрейганг выехал из Тавриза в сопровождении Гордона. В устной просьбе иранский представитель просил главнокомандующего, чтобы тот отправил в Иран еще одного чиновника в качестве подтверждения желания русской стороны возобновить переговоры. Конечно, все эти пересылки и просьбы иранской стороны могли свидетельствовать только об одном о ее желании вновь выиграть время. Чем мог Фрей-ганг (в посланных с которым в письмах как раз и излагалось видение русской стороны) не устраивать полностью иранскую сторону, особенно, если инициатором возобновления мирных переговоров выступала она же? Зачем было запрашивать еще одного посланца, якобы для подтверждений полномочий пребывавшего уже в Иране надворного советника? Однако, Н.Ф. Ртищев, как уже было отмечено, к тому моменту не обладал необходимым опытом. Вдобавок, стремясь выполнить пожелания Петербурга он сам не видел ничего особенного (истинная причина стала ему открываться чуть позже) в этих проволочках. В результате, к Аббас-Мирзе был послан адъютант главнокомандующего подпоручик Попов.