На встрече с Поповым Аббас-Мирза выражал желание не только послать одного из своих чиновников к Ртищеву, но и самому встретиться с ним на границе для переговоров. Для того, чтобы доказать свои мирные намерения он объявлял также, что на 40 дней готов остановить боевые действия, распустит на 20 дней свои войска, и выдаст в виде подарка 6 офицеров и 100 нижних чинов из Троицкого полка, плененных при Султан-Буде. Примечательно, что еще в то время, когда Аббас-Мирза посылал определенные мессиджи для возобновления переговоров, иранцы усиленно готовились к продолжению военной кампании. Так, Фетх-Али-шах послал в Тавриз английского посланника для свидания с престолонаследником, помимо прочего и с целью инспектирования войск, особенно артиллерии и для устройства дел английских инструкторов. Практически параллельно были предприняты усилия для удержания Талышского ханства под иранским господством, куда были посланы войска во главе с Исмаил-ханом Каджар-изендинлу. Русскому командованию поступила также информация о том, что в Мазандеран должны были прибыть 60 английских корабельных мастеров специалистов[417].
Между тем, с прибытием в Тавриз Гора Аузли настроения наследника переменились, и ничего из сказанного исполнено не было. Вместо этого, Гор Аузли предложил английское посредничество (уже заранее получив на это позволение от шаха), которое было русской стороной отвергнуто. Однако, хоть и не де-юре, но де-факто – английского участия в русско-персидских переговорах избежать не удалось. Ртищев, в своем донесении от 27 июля 1812 г. указывал Румянцеву на то обстоятельство, что персы сами выбирают английское де-факто медиаторство, и от этого очень трудно (при необходимости достижения мира) устраниться «в. с. в предписании своем от 7-го апреля изволили с Высочайшей воли заметить мне в осторожность, что содействие английского министра в сближении нашем с Персией отнюдь не должно иметь вид медиаторства, а ограничиться только одними его добрыми на тот конец услугами и что потому бы я наблюдал, дабы ни при переговорах моих с персидскими полномочными, английского министра не было, ни в договоре, который может последовать, ни о каком участии английского правительства в сем деле не упоминалось. В нынешнем же обороте дел, когда владетель Персии уполномочил английского министра входить со мной в переговоры и в самый мир, мне никаким другим образом нельзя будет отклонить его от участия в сем деле, как разве формальным объявлением персидскому правительству, что Е.И.В. не благоугодно принимать посредства в мире английского министра. Почему в сем затруднительном для меня положении я за долг себе поставляю обратиться к в.с. с покорнейшей моей просьбой ускорить вашим разрешением меня, каким образом я должен буду поступать в таком случае, когда по согласию Персии на мои предложения приступлено будет с обеих сторон к действительным переговорам и персидское правительство неотложно будет желать, чтобы английский министр, как уполномоченный вместе с наследником Персии трактовать о мире, участвовать непременно в переговорах и в постановлении онаго? Впрочем… при таком случае…когда увижу невозможность отклонить от соучастия в сем деле английского министра, предполагаю согласиться на желание персидского правительства, но не иначе, как объявив прежде формальной нотой, что участия английского правительства в постановлении мира между Россией и персидским правительством я без особого мне Высочайшего повеления принять никак не могу; если же и буду трактовать о сем с английским министром, то не призывая его в виде медиатора со стороны английской державы, буду иметь дело на точном положении, как с уполномоченным от одного владетеля Персии… Сей способ, дабы не остановить успехов, я полагаю единственным и по мнению моему не отступающим от силы предписания в.с. по сему предмету»[418].
Англичане, оказывая помощь персидской стороне (в виде вооружений, офицерских кадров и т. д.), сумели убедить последнюю, что их участие в переговорном процессе приведет к тому, что им удастся склонить Россию к возвращению всех территорий. Эти обещания, вкупе с оказываемой военной помощью (в полноту исполнения которых сами англичане, вполне вероятно, что не очень то и верили), с одной стороны – давало возможность им сохранять и увеличивать английское влияние в Тегеране и Тавризе (при дворах шаха и престолонаследника), а с другой – держать, образно выражаясь, «руку на пульсе» и быть информированными о всех нюансах русско-иранских взаимоотношений. В шахском дворе все это воспринималось весьма благосклонно потому, что это питало реваншистские настроения. Но персы пока еще не были вполне готовы к военным действиям. Нежелательным (чтобы себя окончательно не дезавуировать) являлось и для англичан резко настаивать на срыве переговоров. Потому, параллельно готовясь к военной кампании и внимательно следя за положением на европейском театре, и те, и другие, вполне согласованно выбрали тактику затягивания переговоров, которые в итоге вылились в «переговоры о переговорах» – в переговоры о возможных мирных переговорах. Поэтому, несмотря на практически однозначный отказ, по совету Аузли было решено продолжить переписку, выдвинув заранее неприемлимые контрпредложения. Аузли от имени шаха отвергая статус-кво просил одновременно Ртищева идти на территориальные уступки, прозрачно намекая на то, что персы вполне сейчас в состоянии вернуть утраченное.
Так, в Тифлис был отправлен (вместе с ним возвратились Попов и Фрейганг) племянник Гор Аузли Роберт Гордон и уже видевшийся с главнокомандующим Хаджи-Абдул-Хасан. Они привезли ответ Аббаса-Мирзы который клонился к отказу от перемирия. Вместо этого престолонаследник сразу предлагал перейти к обсуждению условий мирного договора. Речь представителя Англии Р. Гордона показала, что «добрых английских услуг» вряд ли можно ожидать. Так, им было сказано «Английский двор, имеет искреннее желание, чтобы мир между Россией и Персией был восстановлен, и обстоятельство это, будучи согласно с желаниями посла (т. е. Гор Аузли – В.З. и В.И.), тем более побуждает его содействовать сему важному делу. Но, при всем том, он никак не может надеяться, чтобы персидское правительство могло согласиться заключить мир, по желанию России, на основании нынешнего status quo. Цветущее ныне состояние Персии, не имеющей у себя других неприятелей, кроме России, значительное увеличение боевых сил, дают ей возможность и способы к поддержанию и не такой войны, какая была до сих пор и которая большей частью заключалась в набегах на границы, но войны правильной и продолжительной, которая возможна для Персии тем более, что Дагестан готов, по ее требованию, действовать против русских войск, и сама Грузия ожидает только наступления неприятеля, чтобы принять его сторону. Столь явные преимущества, которые ныне имеет Персия против прежнего своего положения, лишают английского посла возможности, при искреннем его желании, оказать услугу России, и он находит крайне затруднительным дать другое направление намерению персидского правительства»[419]. Вместе с этим, Гордон запрашивал у главнокомандующего, имеет ли тот полномочия на то, чтобы отступить от статус-кво и сделать некоторые уступки по примеру тех, которые Россия сделала Порте при заключении мира. Главнокомандующий отверг предложение о территориальных уступках и, несмотря на эти плохо завуалированные угрозы стоял на принципе сохранения статус-кво. Он скептически отнесся к заявлениям об усилении персидской армии заметив, что русские войска привыкли спрашивать не о числе неприятеля, а лишь о месте, где он находится[420]. С этим он и отослал Р. Гордона обратно.
Эти события подробно излагаются в донесении Ртищева Румянцеву от 27 июля 1812 г. Так, он пишет «Адъютант мой, прибывши в Тавриз, застал еще там Фрейганга, который по тонкости персидской и английской политики – что трудно решить, не был отправлен в Тегеран, где тогда находился английский посол, но остановлен в Тавризе и должен был ожидать приезда туда самого Сир Гор-Узелея, который действительно по сему случаю приехал в Тавриз… влияние посторонней державы, т. е. Англии, весьма много действует на Тегеранский кабинет, который связывает Аббас-мирзу в достижении его цели, то превратный ход дел, последовавший тотчас по приезде в Тавриз английского посла, довольно сие обнаруживает, ибо письмо мое к наследнику Персии и словесные внушения, порученные мной посланнику его Хаджи-Абуль-Хасану, кои также были подтверждены лично и моим адъютантом, имевшим полное от меня наставление, произвели было в нем расположение весьма полезное для наших дел. Доказательством сему служит отменно благо склонный прием, коим пользовались Фрейганг и мой адъютант до прибытия в Тавриз английского посла… Все сие однако же приняло другой вид с приездом в Тавриз английского посла. Обещанный наследником Персии почетный чиновник со стороны его не был ко мне отправлен, пленные российские офицеры и солдаты не выданы, сбор войскам снова начался и перемена в самом даже приеме моих посланных сделалась приметной. Столь внезапный поворот в делах, восприявших было благовидное начало, без сомнения мог последовать не иначе, как по особой какой-либо перемене, возбужденной в самом расположении и намерениях Тегеранского кабинета, которую должен был по необходимости принять и наследник Персии. Сильное же влияние Англии на наши дела с Персией открывает та особенная доверенность, каковая Баба-ханом оказана английскому послу чрез данное ему особое полномочие участвовать с наследником Персии во всех делах, относящихся до постановления мира с Российской Империей»[421].
Далее, Ртищев обращается к содержанию своих бесед с Гордоном. Так, он пишет «Что касается до содержания разговоров при 3-х конференциях, бывших у меня с Сиром Гордоном, то оные состояли в уверениях со стороны английского посла об искреннем желании, какое имеет английский двор, дабы мир между Российской Империей и Персидским правительством был восстановлен и что также обстоятельство сие, быв согласно и с собственными чувствованиями посла, тем более побуждает его усердствовать в стараниях к содействию его сему важному делу; но что, при всем том, он никак не может надеяться, дабы Персидское правительство, сходно с желанием Российской Империи, могло согласиться заключить мир на основании нынешнего status quo, по уважению как цветущего ныне состояния Персии, не имеющей у себя никаких других неприятелей, кроме России, так равно ее сил, в превосходном числе ныне умноженных и имеющих всех способов к поддержанию не такой войны, которая доселе существовала большей частью в одних набегах на границы, но войны правильной и продолжительной, которая тем более для Персии возможна, что Дагестан готов по ее направлениям действовать против войск российских, и что самая Грузия ожидает только появления персидских войск, дабы принять их сторону… Между прочим, Сир Гордон в разговорах изъявил также желание знать от меня, имею ли я от Е.И.В. совершенное полномочие на заключение с Персией мира, т. е. такое, чтобы соображаясь с обстоятельствами, отступить в мирных условиях от status quo и сделать некоторые уступки Персии, по примеру как таковые предположено сделать Порте Оттоманской при постановлении с турками мира и на кои Персия имеет еще более справедливых причин»