ейшие образцы. А для этого нужна самая тщательная проверка. Ведь лучшие шкурки будут предназначены для царской семьи, пойдут в качестве подарков иностранным государям, будут раскуплены купцами Англии, Франции, Австрии и других стран. Ещё раз напоминаю вам — наберитесь терпения. Вопросы к нам имеются?
Нет, вопросов к дьякам не было. У Хабарова имелся, конечно, свой наболевший вопрос — когда же примет его Стрешнев, но напрашиваться на визит к Родиону Матвеевичу и обращаться к нему со своими делами было пока преждевременно. Сначала надо покончить с передачей почты и мягкой рухляди.
Дьяки распорядились, чтобы весь привезённый груз был доставлен с постоялого двора в амбары, находившиеся позади здания Сибирского приказа. Эта работа заняла несколько дней. Когда же с перемещением грузов было покончено, дьяки принялись знакомиться с почтой, доставленной из Тобольска и Илимска. Почтой из Тобольска занимался Порошин как главный дьяк. Разборку почты из Илимска он уступил Ермолаеву.
Почта была внушительной. Она заполняла несколько увесистых мешков. Здесь были отписки воевод, челобитные жалобщиков и ходатаев, хлебные и соляные списки, денежные отчёты, таможенные и ясачные книги. Некоторые из бумаг вызывали вопросы у одного и другого дьяка. Ермолаев принялся расспрашивать Хабарова:
— Почему так много челобитных?
— Люди просятся на Амур, — объяснял Хабаров.
— С какой стати?
— Привлекают богатства края, возможность заниматься земледелием.
— Только ли этим вызваны челобитные?
— Не только. Некоторые просят разрешения выписать семью с Северной Двины или Вычегды.
— Понятно. Естественные просьбы. Твоя челобитная с просьбой дать тебе службу на Амуре прошла через наши руки, — сообщил Ермолаев.
— И каков результат её рассмотрения? — весь обратился в слух Хабаров.
— Этого я тебе не могу сказать. Не знаю. Начальство что-нибудь на этот счёт решит, — безучастно заметил дьяк.
И вот с рассмотрением почты было покончено. Наиболее важные документы были переданы главе приказа, по менее важным сделан краткий обзор.
Пришло время заняться наиболее трудоёмкой работой — тщательным досмотром пушнины, привезённой из Тобольска и Илимска. Первым делом надлежало выявить наиболее высококачественные соболиные шкурки, которые передавались в руки царской семьи и других высокопоставленных лиц. Для этого, как и говорили дьяки, Стрешнев пригласил пятерых членов купеческой верхушки в качестве государевой комиссии по приёму пушнины. Среди её членов был и поставщик царского двора Капитон Карпов, один из самых богатых российских купцов, который считался большим знатоком мягкой рухляди.
Хабаров и Бурцев были заранее оповещены дьяками о том, что глава приказа собирает у себя именитых купцов, которым поручалось обследовать и реализовать привезённую из Сибири пушнину, и приглашает обоих сибиряков, доставивших груз в Москву. Они впервые оказались в кабинете Стрешнева и смогли увидеть его вблизи. Родион Матвеевич имел облик придворного щёголя. На нём был малиновый кафтан тонкого бархата, сафьяновые сапоги, на шее золотая цепь. Он завивал бороду, и от него исходил запах ароматных благовоний.
Когда купцы собрались у Стрешнева, Порошин вышел из кабинета и пригласил Хабарова и Бурцева. Когда те вошли, Стрешнев протянул руку для рукопожатия обоим сибирякам, а потом представил их купцам.
— Рекомендую купечеству гостей из Сибири. Они доставили нам в Первопрестольную мягкую рухлядь. Сделали такое доброе и полезное дело.
С Ерофеем Павловичем и его напарником купцы обменялись поклонами. Все расселись по лавкам, тянувшимися вдоль стен. Слово взял Стрешнев.
— Приветствую вас, господа. От сибирских воевод мы получили ценный груз — шкурки соболей, чернобурых лисиц и других пушных верей. Возблагодарим их и тех, кто доставил груз в Первопрестольную. Теперь настало время нам потрудиться и удостовериться в добротности прибывшего груза. Надеюсь на вашу помощь, господа купцы. Вы давно торгуете мягкой рухлядью, поставляете её великим мира сего. Люди вы опытные, справитесь с делом, которое вас ожидает. Надеюсь на вас...
— Надейся, батюшка Родион Матвеевич, — воскликнул Капитон Карпов.
— Если бы не надежда на вас, особенно на тебя, Капитон, не было бы тогда и этой нашей встречи, — ответил ему Стрешнев, — лучшие шкурки мы преподнесём в подарок царской семье, батюшке Алексею Михайловичу, царице, царевичам и царевнам. Капитон Карпов, возьми на себя труд выбрать для семьи государя самые лучшие шкурки.
— Постараемся, батюшка Родион Матвеевич. Высокая честь для меня потрудиться на царскую семью.
— Ты прав. Для каждого из нас это высочайшая честь. Вам, дорогие мои Иринарх Ларионов и Аполлос Евлампиев, надлежит выбрать шкурки, которые пойдут в подарок иностранным послам. А от них многое перепадёт их монархам. Наша пушнина пользуется большим спросом у иноземцев, даже у монархов. А что останется не раздаренным, господа торговые люди, распродайте, а выручка от продажи поступит в государеву казну.
— А по какой цене казна расплатится с нами? — спросил один из купцов.
— Выясним. Могу заранее сказать, что в обиде не останетесь.
Стрешнев сообщил, что предварительная проверка всей пушнины, доставленной из Тобольска и Илимска, возлагается на дьяков, и те в случае необходимости могут привлекать себе в помощь подьячих. При проверке непременно должны присутствовать и Хабаров с Бурцевым. К ним же дьяки вправе предъявлять претензии, если обнаружатся повреждённые шкурки, расхождения между количеством шкурок и описями. После предварительной проверки качества шкурок дальнейший отбор пушнины для высокопоставленных лиц продолжали купцы.
Проверка и сортировка пушнины заняла около полутора месяцев. Проверяющие были требовательны и придирчивы. Хабаров и Бурцев за это время почти не имели возможности отлучаться из помещения Сибирского приказа. Лишь в воскресные дни оба могли немного побродить по Москве. А однажды Ерофей Павлович побывал у Протопопова, поделился с ним своими наблюдениями, рассказал об обстановке в Сибирском приказе, пожаловался на мелочную придирчивость дьяков.
Несмотря на постоянные придирки со стороны дьяков, существенной оказалась лишь одна: в каком-то из мешков с пушниной нашли несколько подмоченных шкурок. Оба дьяка дали волю недовольству и долго и желчно ворчали. Ерофей Павлович совсем был подавлен, но Порошин неожиданно удивил его.
— Мы сознаем, что дорога из Сибири — это не прогулка по Красной площади. По нашим правилам мы допускаем в большом грузе малую долю повреждённых шкурок. Высушим их и продадим с некоторой скидкой. Хуже, если мешок прогрызут крысы и серьёзно попортят шкурки. А здесь, слава Богу, обошлись без этой напасти.
— А бывает, что крысы портят груз? — поинтересовался Хабаров.
— Бывает.
После того как дьяки завершили свою работу, за осмотр груза принялись купцы. Их работа затягивалась. Они тратили на осмотр пушнины совсем мало времени и рано расходились по каким-то своим делам. Ерофей Павлович порывался поговорить с Капитоном Карповым, державшимся среди купцов с важностью человека наиболее влиятельного и авторитетного, и просить его ускорить осмотр пушнины, но Порошин и Ермолаев, узнав о намерении Хабарова, отговорили его.
— Карпов — человек из государева окружения. В милости у властей. Ты можешь испортить нам всё дело, — сказал старший дьяк.
Ерофей Павлович и Бурцев вздохнули с тоской и были вынуждены впредь мириться с медлительностью купцов.
Наконец соболиные шкурки, предназначенные для царской семьи, были переданы по назначению. Они понравились царю, царице и другим членам его семьи. Стрешнев был обласкан Алексеем Михайловичем, и Родион Матвеевич не замедлил среагировать на царскую милость. Он пригласил к себе Хабарова и Бурцева, вышел им навстречу из-за стола, пожал обоим руки и произнёс торжественно:
— Сибирский приказ принял решение повысить вам обоим оклады за безупречную службу и за доставку издалека казны.
Конечно, оба поощрённые должны были рассыпаться в благодарностях. Потом уже оба сообразили, что повышение их служебного оклада было незначительным и вряд ли могло серьёзно повлиять на улучшение их имущественного положения. Всё же это был добрый жест со стороны главы приказа, и Ерофей Павлович решился попросить у Стрешнева дать согласия на разговор о своём назначении на Амур.
Родион Матвеевич мог догадываться, о чём намеревался просить Хабаров, так как его челобитная находилась в столе главы приказа, но Стрешнев не был расположен вести разговор на эту тему и бесхитростно уклонился от него.
— Поговорим как-нибудь потом, Хабаров, — сказал он. — Завален делами, зело занят. Сейчас не имею времени на разговоры с тобой.
Несмотря на всю свою медлительность, купцы завершили работу. Иринарх Ларионов и Аполлос Евлампиев передали пушнину иностранным послам. Остальные торговые люди получили партию мехов для распространения среди имущих людей, придворных, бояр и богатых купцов. Простолюдинам такие покупки были не по карману.
Окончательный расчёт с сибиряками Стрешнев затягивал. Они не могли возвращаться домой в Тобольск и Илимск без официальной бумаги, свидетельствующей о том, что груз прибыл в целостности, принят Сибирским приказом, и администрация приказа к лицам, доставившим груз, претензий не имеет.
Когда Хабаров и Бурцев осмеливались напомнить дьякам о расчёте, те начинали отговариваться — пока нет надлежащих документов от покупателей пушнины. Впрочем, Хабаров надеялся не только на такой расчёт, но и на приём у Стрешнева, напоминал ему о себе через дьяка, но глава приказа увиливал от встречи. Однажды Хабарову всё же удалось остановить Стрешнева, проходившего через комнату дьяков, и сделать попытку спросить его напрямик:
— Разрешите поинтересоваться, Родион Матвеевич...
— Знаю, знаю, — прервал его Стрешнев, — тебя интересует, когда мы встретимся, и я бы мог заняться твоим делом. Непременно встретимся, как только немного освобожусь.