— Господи, они же действуют точно по плану, — сказал Уингейт. — Не дышать, не шевелиться. Постарайтесь их сосчитать.
Евреи рассеялись по небольшому обрывистому утесу как раз над старой римской дорогой. Они слышали позвякивание солдатских фляжек и стук сдвинутых с места камней, сопровождаемые ароматом гашиша. Потом до них донеслись голоса, подогревающие кровь для предстоящего сражения. Мятежники Каукджи прошли как раз под Особым ночным отрядом и исчезли из вида в Аялонской Долине.
Уингейт выждал целый час после того, как они прошли, и свистом созвал своих ребят. Они насчитали около двухсот пятидесяти человек, собиравшихся напасть на Табу.
Уингейт разложил карту.
— Мы находимся в стороне от пути. Держаться холмов. Вот в этом месте, за две мили до Факима, устроим засаду.
План состоял в том, чтобы устроить прием силам Каукджи, возвращающимся после нападения на Табу. Люди Особого отряда знали, что для того, чтобы не быть обнаруженными, остаток ночи надо превратить в долгое, убийственное карабканье наверх. Уингейт взглянул на Гидеона, и тот кивнул в знак того, что тоже справится с этим, невзирая на свой возраст.
В два часа ночи мятежники Каукджи расположились веером у подножья Табского холма и стали крадучись взбираться по склону по направлению к деревне.
По зрелом размышлении над странной встречей с британским офицером, хаджи Ибрагим собрал своих людей и приказал им перенести деревенские запасы керосина наверх к могиле пророка. Полностью уверовав в план, он обильно пропитал керосином весь периметр, так что трава как бы напрашивалась, чтобы ее подожгли.
В половине третьего командир мятежников встал около вершины, поднял свою винтовку и издал старинный боевой клич: «Аллах акбар!» Ему ответил рев остальных и залп выстрелов.
Хаджи Ибрагим швырнул первый факел в траву и бросился на землю. Его люди один за другим подбегали к периметру, и каждый швырял свой факел в сторону нападающих. Через несколько секунд ворчанье огня перешло в рев, и огромное пламя рванулось к небесам. Над холмом пронесся ветер, почти мгновенно сдув пламя вниз к нападающим. Один за другим вспыхивали человеческие факелы, и проклятья сменились ужасными воплями. Люди прыгали вверх и вниз, земля превратилась под их ногами в пекло. Одни попадали на землю, давясь от едкого черного дыма, другие скатывались вниз, пытаясь опередить вал огня. Пламя настигало их, заставляя в панике разбегаться. За пару минут двадцать пять человек сгорели или задохнулись насмерть. Еще сотня получила тяжелые ожоги.
Остальные, ошеломленные мгновенным разгромом, заковыляли обратно к Факиму, убежищу Баб-эль-Вад. С рассветом они начали входить в узкую теснину в нескольких милях от Факима, едва держась на ногах от усталости.
Особый ночной отряд, проделав жуткий форсированный марш, прибыл к теснине несколькими часами ранее и был развернут в засаде. Тех, что остались в живых после Табы, теперь встретила пара пулеметов, установленных так, чтобы искрошить всякого, попавшего под их перекрестный огонь. Оставшиеся в живых после первого залпа побросали свое оружие и разбежались по холмам, чтобы никогда больше не возвращаться к боевым действиям.
Глава тринадцатая
Октябрь 1937 года
Канцелярия Вакф служила Великому муфтию Иерусалима штаб-квартирой. Она находилась возле большой рыночной площади, известной под названием Гарам эш-Шариф, бывшей Храмовой горой Соломона и Ирода. На Гарам эш-Шарифе находилось главное исламское сооружение — Наскальный Купол, доминировавшее над всем остальным в Иерусалиме. Величественному куполу было тринадцать веков. Это было место жертвы Авраама, святая святых еврейского Храма, и местоположение камня, с которого Мохаммед совершил свой легендарный прыжок на небо. В его тени примостилась маленькая копия Наскального Купола, известная как Цепная мечеть, послужившая моделью для более крупных сооружений. Цепную мечеть муфтий объявил своей личной молельней. По несколько раз в день он приходил сюда из канцелярии для отправления духовных потребностей.
Скрестив ноги, он сидел на молельном коврике в размышлении.
— Ваше преосвященство! — раздался голос из тени позади него.
Муфтий медленно открыл глаза и вышел из транса.
— Ваше преосвященство! — повторил голос, отражаясь эхом от мраморных стен.
Муфтий обернулся и увидел Густава Бокмана, нелепо одетого арабом.
— Разве вы не видите, что я молюсь!
— Немедленно уходите, — сказал Бокман. — Англичане окружают ваш совет и всех ваших командиров. Есть ордер на ваш арест.
Ворча, муфтий поднялся на ноги и в замешательстве оглянулся по сторонам.
— Побыстрее, — сказал Бокман, — и спрячьтесь.
Они оба побежали из мечети через Гарам эш-Шариф к другому большому зданию — мечети Аль-Акса, вошли и быстро направились по узкой каменной лестнице в потайные пещеры под зданием. Плесень веков смешивалась с запахом пороха, который держали здесь для бунта.
— Не уходите, пока я не вернусь, — велел Бокман.
Прошли день и ночь, прежде чем немец вернулся с узлами. Он принес хлеб и питье, принадлежности для бритья и одежду.
— Что там делается?
Бокман стал бормотать длинный список задержанных. Некоторым вожакам удалось сбежать, но сети были раскинуты по всей стране. По слухам, англичане намерены отправить их на корабле на Сейшельские острова, где-то в Индийском океане.
— Сукины дети! — воскликнул хаджи Амин.
— У нас корабль на якоре в Яффо, — сказал Бокман. — Оставайтесь здесь до арабской субботы, когда в Аль-Аксе будут тысячи почитателей. Это лучший шанс вызволить вас отсюда.
— Не люблю эту темницу.
— Вам нельзя выходить. Во всем Старом Городе патрули. За всеми воротами тщательно следят.
Бокман велел муфтию сбрить бороду и надеть принесенную им одежду — белое одеяние, которое мусульманки надевают к пятничной молитве.
В субботу Гарам эш-Шариф наводнили двадцать тысяч верующих. Молитвы прервались в полдень, и людской поток вылился в узкие переулочки Старого Города, где обнаружить человека крайне трудно. Хаджи Амин аль-Хуссейни, спрятавшись в толпе женщин, выходивших из Дамаскских ворот, легко проскользнул мимо внимательного взгляда англичан.
Потом его спрятали в корзине среди таких же корзин с помидорами, предназначенными для отправки в порт Яффо; оттуда он отправился на германском грузовом пароходе и по берегу в Бейрут, а затем в Дамаск. В Дамаске хаджи Амин перегруппировал своих людей и продолжал оттуда руководить мятежом в Палестине.
Особые ночные отряды Орда Уингейта твердо установили новые правила новой эры. Нельзя сказать, что только они одни отражали арабский мятеж, но они определенно осадили рвение бунтовщиков. Время безнаказанных арабских ночных набегов миновало навсегда. Особые ночные отряды расширяли свои операции, перейдя границу с Ливаном и лишив бандитов их убежища. Арабские нападения стали выдыхаться.
Партизаны Каукджи были страшно неэффективны. Когда они столкнулись с жестким вызовом, их аппетит к действиям, золоту и славе уступил место тоске по родному дому. Они дезертировали толпами, бросая Палестину ради своих собственных стран.
Не будучи в состоянии сдержать еврейскую иммиграцию или изгнать еврейские поселения, муфтий обратил оставшуюся энергию против оппозиции среди арабов. Еще два года после мятежа шайки хаджи Амина продолжали оргию убийств, и восемь тысяч палестинских арабов перебили друг друга.
Когда муфтий удрал и разбежались Божьи воины Каукджи, выжившие антимуфтийски настроенные арабы обрели мужество и заговорили против восстания, и оно начало выдыхаться.
Еще год, и мятеж муфтия потерпел крах, но успел подорвать власть мандата. С самого начала англичане поставили себя в невозможное положение. Палестину дважды обещали — один раз евреям как их родину по декларации Бальфура, второй раз арабам как часть Великой Арабской страны.
В перерывах между бунтами и мятежами работали Британские комиссии по расследованию. Каждая выпускала Белую книгу, заговаривая о еврейской иммиграции и продаже земли. Всплывали планы раздела. По этим планам евреи должны были получить маленькую полоску земли от Тель-Авива до Хайфы, а Иерусалим — постоянный статус международного города. Евреи были склонны принять раздел, но арабы на все предложения просто отвечали «нет». Большинство тех арабов, которые желали компромисса с евреями, были уничтожены сторонниками муфтия.
В апогее арабского восстания высокая британская комиссия сделала вывод, что возможности Британии управлять по мандату исчерпаны.
На европейском горизонте маячила война, и всякая попытка Британии притвориться беспристрастной к Палестине становилась явной. Издав Белую книгу комиссии, англичане окончательно отказались от своих обязательств по отношению к Родине евреев. Чтобы защитить британские интересы в регионе, британская политика должна была теперь любой ценой завоевать расположение арабов.
Накануне Второй мировой войны миллионы европейских евреев оказались в ужасной западне. Белая книга отрезала им последние пути к побегу, призвав к отказу от всякой иммиграции евреев в Палестину и к прекращению продажи земли. И хотя мятеж муфтия потерпел крах, английская Белая книга заочно прочила ему победу.
С объявлением войны Германии почти весь арабский мир внутренне стал на сторону нацистов. Преданные всеми палестинские евреи заявили: «Мы будем драться на войне так, как будто нет никакой Белой книги, и мы будем драться с Белой книгой так, как если бы не было войны». В первые несколько дней сто тридцать тысяч мужчин и женщин из палестинских евреев вступили добровольцами в английскую армию.
Хаджи Ибрагим был в угрюмом настроении. Гидеон частенько покидал киббуц Шемеш по разным поводам, отправляясь то в пустыню, то на тренировки, а также и для подпольного снабжения оружием и помощи нелегальным иммигрантам. Иногда он уезжал на несколько месяцев. Каждый раз хаджи Ибрагим чувствовал себя неуютно. Разумеется, он никогда не заговаривал об этом.