— Никто не должен знать, особенно твой брат, — сказал лейтенант.
— Да, конечно.
— Подозрения не возникнет?
— Нет, нет. Я просто скажу Ибрагиму, что товара осталось маловато и мне надо съездить за ним в Яффо.
— Никто, повторяю, никто не должен знать, кто за тобой послал.
— Понимаю. А что хочет от меня эфенди?
Офицер пожал плечами.
— Я лишь передаю, что сказано, — ответил он.
Люди Кабира поджидали Фарука и сразу же увидели его, когда он выходил из автобуса возле Часовой башни в центре Яффо. Его быстренько увезли в машине с задернутыми занавесками.
Вилла Кабира находилась напротив отеля «Шотландский дом» над портом. Фарук не раз бывал там, чтобы платить ежегодную ренту Табы, но никогда еще это не делалось втайне. Тайный вызов вогнал его в тревогу, он сильно потел, и в животе у него урчало.
Фарука приветствовали с необычной теплотой. Это усилило его подозрения.
— Как дела в Табе, брат? — спросил Кабир.
— Очень туго.
— Как люди настроены?
— На нас оказывают сильное давление со стороны Абдул Кадара, чтобы мы вступали в его ополчение.
— Вступил кто-нибудь?
— Некоторые по секрету обещали. Им нужно подождать, пока хаджи Ибрагим даст свое благословение.
— Ах да, твой брат. Что он об этом говорит?
— С тех пор, как вернулся из Дамаска, говорит мало. Он, конечно, в ярости на все богатые семьи, что нас бросили.
— Да, их побег внес беспорядок в торговлю. У меня будет жуткая проблема в этом году с отгрузкой моих апельсинов. Мы не должны забывать трусливого поведения тех, кто сбежал. Когда война кончится, в Палестине появится много новых лидеров.
Фарук дважды склонил голову в знак согласия.
— Как я понимаю, по всем арабским деревням Аялона прошел слушок об эвакуации, — сказал Кабир.
— О нет, эфенди! Мы готовы сражаться до последней капли крови!
— И Таба?
— В битве Таба поведет за собой.
— Допустим, некоторые не зависящие от вас обстоятельства вынудят вас оставить Табу на короткое время. Хаджи Ибрагим что-нибудь говорил про это?
— Нет. Как я сказал, он совсем мало говорит, а все думает.
— А другие в Табе? Шейхи?
— Мы будем драться до конца.
Фавзи Кабир встал, взял руки Фарука в свои и посмотрел ему прямо в глаза. Фаруку стало ужасно неуютно и страшно.
— Раз ваши люди столь храбры, я хочу, чтобы ты сказал мне, о чем они говорят на самом деле. Позволь заверить тебя, что очень важно знать правду. Это много может значить для тебя. — Фарук издал нервный вздох. Эфенди продолжал сжимать его руки. — Правду, — повторил Кабир. — Постарайся.
— В основном говорят об эвакуации. Все напуганы. Правда в том, что мы только ждем слова хаджи Ибрагима.
— Угу. Вот что: то, что я тебе скажу, должно остаться строго между нами. Это очень секретная информация. Ты понимаешь, Фарук?
— Да. Да, конечно, — ответил он.
Кабир понизил голос до самого конфиденциального, чуть слышнее шепота.
— Каукджи скоро перейдет границу с двадцатью-тридцатью тысячами. Их поведут офицеры регулярных армий, сирийской и египетской. У него будут самолеты.
— Самолеты? Но кто их поведет?
— Мусульманские летчики из Индии. У него будут танки, артиллерия, тяжелые пулеметы, огнеметы. Арабская армия освобождения вооружена вот так, — сказал он, подняв руку до уровня зубов. — Каукджи очень хочет Табу. Ты знаешь, почему.
— Но… но… но я не собираюсь поджигать поля. Я всего лишь бедный брат.
— Конечно, ты не виноват, и фельдмаршал Каукджи многим мне обязан. Он будет поступать так мягко или жестко, как я ему скажу.
— Я был против поджигания полей. Это была тактика ужаса — зверская, бесчеловечная. Вы же помните, я всего лишь держу деревенскую лавку.
— Генералиссимус знает об этом. Я ему сказал.
— Спасибо вам, эфенди. Спасибо. Да поддержит Аллах каждый ваш шаг. Да прожить вам тысячу жизней в раю.
— Фарук, брат мой. Я должен тебе сообщить еще кое-что очень секретное. Я попросил твоего брата приехать в Дамаск, чтобы договориться о совместных действиях с Абдул Кадаром и генералом Каукджи. Хаджи Ибрагим сказал нам, что Таба не сможет защититься сама. Он потребовал права эвакуировать Табу и все деревни вокруг.
— Вы причиняете мне уничтожающую боль, — простонал Фарук.
— Нет, нет, брат мой. Слушай. Я не желаю видеть, не приведи Аллах, как Таба попадет к евреям. Как я сказал, Каукджи исполнит мое приказание. У меня есть план.
— Да?
— Я уже сказал, что говорил Каукджи о тебе. Он меня заверил, что тебя пощадят. Тебя предупредят заранее, если ему надо будет напасть.
— Но Таба эвакуируется?
— К этому я и веду. Ты останешься в Табе, когда остальные уедут.
— Я? Останусь? Но как же я смогу это сделать? Хаджи Ибрагим будет сильно подозревать.
— Ты убедишь своего брата, что кто-нибудь должен остаться в Табе, чтобы в будущем предъявить права на землю. Когда он уедет, ты с десятью или двадцатью семьями должен будешь остаться.
— Но ведь хаджи Ибрагим мухтар, он вождь. Если кому-то надо остаться в Табе, так это должен быть он, и он примет на себя ответственность.
— Нет. Он должен повести стадо. Ты же знаешь, он не доверит кому-нибудь другому доставить людей в Газу, Сирию или еще куда-нибудь. Ты добровольно останешься.
— Ну ладно, — сказал Фарук, — Каукджи меня не тронет, но что если, да поможет нам Аллах, евреи захватят Табу?
— Ну, допустим, евреи входят в Табу. Вы выбрасываете белые флаги и не деретесь. Если кто-то остается в деревне, евреи вас не выгонят. В этом их слабое место. Даже если, не приведи Аллах, евреи захватят Табу, они будут уважать ваше присутствие. Но посмотрим дальше. Евреи взяли Табу. Не велика трагедия, потому что в мае будущего года ее освободят регулярные арабские армии. И когда они освободят… — Кабир вручил Фаруку банковскую книжку. — Это Банк Барклая. Барклай будет в Палестине, независимо от того, кто в Табе. Я положил на твое имя четыре сотни фунтов.
— Четыреста фунтов! Но когда арабские армии освободят Табу, хаджи Ибрагим вернется.
— Думаю, нет, — зловеще произнес Кабир.
Фарук побледнел. Книжка задрожала в его руке.
— Ты долго лаял на четвереньках, как собака своего брата. Ты старше, умнее, читаешь и пишешь, ты ведешь деревенские записи, ты духовный лидер. Ибрагим отобрал у тебя твое законное право быть мухтаром и жил князем за счет земель, которые должны были принадлежать тебе. А теперь настал момент, когда тебе больше не надо лизать ему ноги и называть его хозяином. Все, что ты должен сделать, это убедить своего брата, что тебе вместе с несколькими семьями надо остаться.
И Кабир забил последний гвоздь.
— После войны я предъявлю права на все земли, которые у меня украли евреи. Включая киббуц Шемеш. Одна треть их земли будет передана лично тебе.
— Треть киббуца Шемеш!
— Треть.
— Если хаджи Ибрагим узнает об этом, он меня убьет.
— У тех, кто уедет, не будет шансов вернуться. Мы хотим, чтобы новую Палестину возглавляли люди с характером.
— Эфенди, я не хотел бы показаться неблагодарным, но что, если регулярные арабские армии будут разбиты?
— Разбиты все арабские армии? Это невозможно.
— Я понимаю, что это невозможно, но предположим, по какой-то очень странной прихоти судьбы они… проиграют?
— Ты прав, Фарук. Нельзя быть чересчур беззаботным. Нам следует думать обо всех возможностях. Я переговорил лично с Бен-Гурионом.
— С Бен-Гурионом?!
— С Бен-Гурионом. Он мне сказал, что евреи ничего не сделают тем арабским семьям, которые останутся. Если случится ужасная катастрофа еврейской победы, то у тебя все же будет Таба. В таком невероятном случае, как еврейская победа, мы с тобой разделим земли Табы пополам.
Фарук задумался. Фавзи Кабир-эфенди все так предусмотрел, чтобы в итоге что-то поиметь независимо от того, кто выиграет и кто проиграет. Победа арабов означала бы, что он, Фарук, закончит войну крупным землевладельцем и мухтаром. А поражение арабов — что он, Фарук, все же кончит мухтаром с половиной выгодных земель Табы. И все это зависит от того, скажет ли он своему брату маленькую неправду. Так или иначе, хаджи Ибрагим не будет в состоянии вернуться в Табу. Его прошиб пот. Надо соглашаться, потому что если он не сделает, как хочет Кабир, то с ним тоже будет покончено.
Внезапно Фарук схватил руки Кабира и поцеловал их, спрятав в карман банковскую книжку.
— Мне надо идти, чтобы поискать товары, а то возникнет подозрение.
— Ты просто дай мне список, что тебе нужно, — сказал Кабир. — К утру твои товары соберут у меня. А вечером я хочу, чтобы ты был моим гостем. Для моего нового друга и союзника я наметил интересные развлечения.
Глава восьмая
Поздней осенью 1947 года Бен-Гурион назначил Гидеона Аша главой Комитета командования Хаганы и должностных лиц Еврейского агентства, которому поручалось составить альтернативные планы на случай войны. По мере того, как региональные командиры докладывали о своих возможностях, на столе росла мрачная гора бумаг.
Его ежедневное времяпрепровождение с Бен-Гурионом обычно проходило после рабочего дня, нередко в гостиной тель-авивской квартиры Старика.
Центральный вопрос состоял в том, сколько еврейской Палестины можно защитить. Каковы допустимые потери? Иерусалим страшно уязвим. Как поступят арабские деревни, расположенные вдоль Баб-эль-Вад и около Латруна? Как оборонять удаленные поселения, например, в пустыне Негев, где придется столкнуться с регулярной египетской армией?
Следует ли ишуву предусмотреть сокращение до самых населенных районов и сражаться на линии наибольшей обороноспособности? Гидеон склонялся к этому, и Старик прислушивался к его мнению. Молодые радикалы довольно наглы, полагая, что каждое еврейское поселение должно биться до конца… ничего не уступать… никого не эвакуировать.
Когда различные варианты были доведены до конца, настал момент принять решение.