Позволить Бассаму эль-Бассаму заключить нашу сделку не входило в планы отца, но и обойтись без него было невозможно.
— Сколько это будет стоить?
Господин Бассам вспотел, начал говорить сам с собой и спорить правой рукой про-тив левой.
— Ну, для этой толпы, что с тобой, больше трехсот пятидесяти фунтов.
— Но это же грабеж. До Газы плыть не больше одного дня.
— Дело не в длине поездки, а в риске. Владельцы судов играют в опасную игру. Лучше заплатить чуть больше и иметь надежный чартер. Я всю свою жизнь в этом порту. Я найду надежное судно. К сожалению, может понадобиться задаток.
— Мы решим с этим после того, как приедет Фарук, а я побываю в банке. Последний вопрос. Можно здесь где-нибудь приютиться?
— Не исключено. Район по соседству с Тель-Авивом практически пуст. Там, правда, постреливают, но в целом место безопасное. Я обшарил две или три улицы, расположенные рядом друг с другом, они почти пустые. Советую тебе как можно быстрее все продать за наличные. Посмотри на мой склад. Его почти обчистили. В округе действуют четыре или пять милиций, они забирают все под угрозой оружия. Порядка нет. Наша собственная полиция либо беспомощна, либо берет бакшиш, — сказал он, потерев пальцы, что означало дать взятку.
— Но большая часть наших запасов — это продукты, — сказал Ибрагим.
— Продай их. Христианские церкви решили создать благотворительную кухню в церкви Святого Антония. Ты можешь быть уверен, что получишь раз в день еду для своих людей. А что касается тебя самого, — ты мой почетный гость.
Хаджи Ибрагим поблагодарил Бассама эль-Бассама, время от времени он пообедает у него, но желает оставаться поближе к деревенским. Он был бы, однако, благодарен, если Бассам поставит в свою конюшню его лошадь.
— Эль-Бурак отправится со мной в Газу, — сказал он.
Отцу и господину Бассаму удалось найти целый квартал пустых домов на самой северной окраине города, в районе, называемом Маншия. Это были очень бедные маленькие ветхие домики, втиснутые друг против друга на грязных, незамощенных улицах. Это были худшие из притонов, некогда пристанище дешевых проституток, контрабандистов, воров, нищих. Большинство домов воняло мочой и испражнениями и разрушено до невозможности ремонта. Это был неважный кров, но все же это лучше, чем оставаться под открытым небом, где все время на нас пялились завидущие глаза. Кажется, из всех мухтаров, оказавшихся сейчас в Яффе, лишь мой отец сделал нужные приготовления для своих людей. Большинство же все бросило и сбежало. У тысяч вокруг нас не было совершенно ничего, они были в отчаянии и час от часу становились все более опасны.
— В двух улицах отсюда, — сказал господин Бассам, — находится открытый рынок. Евреи все еще приезжают из Тель-Авива торговать. Бизнес процветает. Вы получите лучшую цену за драгоценности и личные вещи.
Было уже совсем поздно, когда мы вернулись в наше расположение в парке. Отец велел всем быть готовым отбыть с рассветом. Он спросил о Фаруке, но ему сказали, что на шоссе начались тяжелые бои и его скорее всего задержали.
На рассвете мы двинулись в кварталы Маншия. Мы выбрали компактное место, чтобы быть поближе друг к другу. Через несколько домов в северном направлении начинался еврейский город Тель-Авив, те его кварталы, что были населены главным образом восточными евреями из Йемена. На улицах между двумя городами жило когда-то смешанное соседство, некоторые евреи и арабы переженились между собой и жили в нищете. Теперь это стало брошенной ничейной землей.
У нас не было ни малейшего представления, сколько мы будем жить в Яффо. Скот кормить мы больше не могли, и отец велел согнать его вместе, выбрал двух наших самых толковых торговцев и отправил их продать его. Женщинам велели отнести вещи на базар и тоже продать. У всех женщин были фамильные вещи и драгоценности из приданого, но все это не представляло большой ценности. Деньги следовало отнести обратно отцу. К девяти часам все уже вернулись из своей торговой вылазки и положили наличность на одеяло перед Ибрагимом. Я пересчитал ее. Окончательно это составило жалкую сумму меньше чем в две сотни фунтов. Даже не близко к тому, что нужно уплатить за чартер. Много меньше было оставлено на питание в Газе или приобретение земли для временного поселения.
— По крайней мере у нас есть это, — сказал отец, похлопывая банковскую книжку под одеждой. — Теперь главное, чтобы Фарук поскорее добрался сюда. Деревенские запасы и стадо дадут нам надежную основу.
Пришло сообщение, что бои на шоссе прекратились и восстановлено нормальное движение к Яффо. Отец рвался вернуться к Бассаму эль-Бассаму, ведь дядя Фарук наверно уже добрался сюда и связался с ним. Мы прибыли в торговую компанию еще до десяти часов, когда должен быть открыт банк. Никаких вестей от Фарука.
— Это же драка. Это же драка, — говорил господин Бассам. — Фарук же умница. Он доберется.
— Нет деревни без навозной кучи; и вот я чувствую запах нашей, — сказал отец. — И мне это не нравится.
— Давай-ка отправимся в банк. А о Фаруке потом подумаем.
Нам повезло, что с нами был господин Бассам: в банке все как с ума сошли. Похоже, десять тысяч людей пытались одновременно забрать свои деньги. Господин Бассам знал управляющего, англичанина мистера Говарда, и мы пробились сквозь толпу и юркнули в его кабинет.
Господин Говард был в отличном европейском костюме и вдали от хаоса казался спокойным.
— Вы знаете брата хаджи Ибрагима, Фарука аль-Сукори из Табы, — сказал господин Бассам.
— Да, конечно. Имел удовольствие, — ответил банкир.
— Мы хотим забрать наши деньги, — сказал хаджи Ибрагим. — Семьсот пятнадцать фунтов. Кое-что из этого мое, кое-что принадлежит деревенским.
— Понимаете ли вы, что филиалы Барклая есть повсюду и было бы благоразумно, так сказать, не класть все яйца в одну корзину. Известно вам место вашего назначения?
— Газа.
— Если вы заберете только часть вашего вклада, достаточную, чтобы благополучно добраться на юг, я мог бы дать вам доверительное письмо, по которому вам уплатят в Газе.
— Я не понимаю таких вещей, господин Говард.
— Господин Говард всего лишь заботится о сохранности твоих денег, — сказал господин Бассам. — Уверяю тебя, что это нужно.
— Я ценю ваш интерес. Однако я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы мог потрогать пачку у себя в кармане.
— Как хотите. Есть у вас банковская книжка, хаджи Ибрагим?
Отец полез под одежду, вытащил книжку как волшебный ключ к жизни и протянул над столом. Лицо господина Говарда сейчас же нахмурилось, как только он взял книжку и перелистал ее. Мы с отцом сейчас же поняли, что он чувствует себя крайне неловко.
— Что-нибудь не так? — спросил Ибрагим.
— Счет закрыт.
— Но это же невозможно. Сумма на последней странице гласит, что у нас больше семисот фунтов в вашем банке.
Господин Говард прокашлялся и с жалостью взглянул на отца. Побледнев, Ибрагим понял, что на него свалилась беда.
— Отметка о последнем востребовании денег тщательно стерта. Но взгляните на печать на первой странице и под последним вкладом и обратите внимание, что уголок книжки отрезан.
— Я не умею читать, что гласят печати. Очевидно, они на английском языке.
Господин Говард передал книжку господину Бассаму.
— Печать гласит, что счет закрыт, хаджи Ибрагим.
Отец схватил книжку и дал ее мне. Я не мог взглянуть ему в глаза для подтверждения.
— Я ужасно огорчен, — сказал банкир. — Ужасно огорчен.
Отец кипел всю обратную дорогу до торговой компании и взорвался в офисе господина Бассама.
— Вечером возвращаюсь в Табу! Мышь ждут большие похороны!
— Я понимаю, что это ужасный удар, но там шли тяжелые бои на всей территории.
— Не волнуйся. Я везде смогу пройти. Я не успокоюсь, пока мои руки не сомкнутся у него на шее! Я ему вырву кадык!
— А что, если с тобой что-нибудь случится, отец? — воскликнул я. — Если ты уйдешь, мы все пропадем!
— Я должен его уничтожить!
— У тебя будет вся оставшаяся жизнь, чтобы как следует заняться этим, — заметил господин Бассам.
— Я не смогу спать, пока не отомщу!
— Отец, разве дядя Фарук не знает и не боится твоего возвращения? Разве из этого не следует, что он станет теперь прятаться?
— Твой сын отлично в ладу со здравым смыслом.
Мой отец был единственным в Табе, кто хотя бы иногда реагировал на логику. Наша единственная надежда была в том, что он станет реагировать на нее и на этот раз. Я знал, что как только он уедет, наше сотрудничество с господином Бассамом прекратится. Мы не можем обойтись без него. Прошел целый час, пока жар его кипящей крови не понизился до спокойного кипения.
— Что я смогу сказать нашим людям? — вздыхал он. — Что осталось сказать?
Глава четырнадцатая
Хагана заявила во всеуслышание, что не нападет на Яффо, если арабы прекратят снайперскую стрельбу в Тель-Авиве со своих высоких зданий и устройство засад на дорогах, ведущих в город и из него. Наступила пробная передышка, но Яффо оставался для евреев костью в горле, будучи полностью арабским анклавом в густо населенном еврейском регионе.
Господин Бассам поделился по секрету с моим отцом, что он надеется, что в Яффо арабы примут раздел, избегут боев и судьбы своих братьев в Хайфе. Он весьма рассчитывал на тот факт, что британский престиж в значительной мере поставлен на карту удержанием Яффо в качестве арабского города.
Прошло лишь несколько дней, как мы прибыли сюда, и мы испытывали смешанные чувства, когда части и джихада, и нерегуляров Каукджи вступили в город и расположились в основном в Маншие, ближайшем к Тель-Авиву районе, — там, где мы находились.
Радушие Милиций тут же кончилось. Они отбирали все, что хотели. Врывались в магазины и грабили, а тех, кто пытался защитить свою собственность, избивали. Кошек и собак они использовали для упражнений в стрельбе, склады в доках разграбили, и все заведения, где продавали или готовили еду, вынуждены были закрыться. Хуже всего, что они расшатали перемирие с евреями, круглые сутки обстреливая Тель-Авив.