«И для того, чтобы слушать все это дерьмо, я сюда пришел?»
— Посмотрите на меня, полковник Зияд. Я гол. Тысяча воров не могут ободрать мертвеца. То, что вы говорите, — самый жестокий обман. Ваш Легион — это лучшие наши войска, но ваш фронт так растянут, что перышко может через него проскочить. Вы не выходите из Латруна для атаки, и вы это знаете. — Зияд начал было говорить, но Ибрагим опередил его. — Вам известно, что евреи успешно построили дорогу к Иерусалиму через горы, чтобы обойти Латрун. Теперь вы перевели сюда в треугольник ваши последние контингенты, чтобы потребовать его для Абдаллы, и ваш фронт стал еще тоньше. Арабский легион не сможет сформировать еще один батальон, даже если половину рекрутов дать верблюдами. Вы хотите, чтобы эта война закончилась здесь и теперь.
Полковник и мэр с удивлением посмотрели друг на друга.
— Ну, братья мои, что же вы хотите от меня?
Зияд кивнул Кловису Бакширу.
— Хаджи Ибрагим, — сказал мэр, — король Абдалла — не фанатик в отношении евреев. Могу вам сказать, что его втянули в войну против его воли.
— А я могу вам гарантировать, что арабские страны никогда не позволят Абдалле заключить мир с евреями, — возразил Ибрагим.
— Мир наступит в свое время, — продолжал Бакшир. — Дело в том, что нам тоже кажется, что война дальше не пойдет. Палестина на грани захвата. Мы не хотим, чтобы нас отпихнули обратно через реку, чтобы продолжать войну. Важно, чтобы те части страны, которые находятся в руках арабов, оставались в руках арабов. Вы отрицали, что мы управляем сами собой. Мы не можем этого. Единственный наш выбор в Палестине — муфтий и его люди, которые уже собираются в Газе. При поддержке Египта они могут предъявить требование на Западный Берег как палестинское государство.
— Клянусь бородой Аллаха! Это как раз то, что предлагала нам Организация Объединенных Наций! Для чего же, черт возьми, мы сражаемся на этой войне? Зачем наши люди спят в поле?
— Ничего не получится, пока наши войска не попытаются сокрушить еврейское государство. Они пришли; они не победили. Теперь мы перед выбором: король Абдалла либо муфтий.
— Палестинский мандат — это кусок тряпки, — сказал полковник Зияд. — Я всю жизнь считал себя палестинцем. Большинство людей из Аммана считают себя палестинцами. Когда англичане создавали Иорданию, все, что они сделали, это изменили название части Палестины. Мы — тот же народ с той же историей. Флаг короля Абдаллы теперь развевается над Наскальным Куполом в Восточном Иерусалиме, и с аннексией Западного Берега мы превратимся из малой страны в большую. И не секрет, дорогие мои братья, что король Абдалла кипит тщеславием. Он мечтает о Великой Палестине, Великой Сирии… один Аллах знает, о Великой арабской стране.
— Должно быть, это не слишком популярно в Каире, — сказал хаджи Ибрагим.
— Мы должны теперь также согласиться, что Иордания всегда была частью Палестины, — вступил в разговор Кловис Бакшир. — Это даст нам традиционного правителя и его армию. Главное, это даст нам средство помешать возвращению муфтия.
— Позвольте мне ответить на вашу искренность, хаджи Ибрагим, — сказал полковник Зияд. — Вы можете нам помочь. Король Абдалла скоро объявит, что Иордания открыта для всех палестинцев, перемещенных войной. Мы заберем людей с полей и проследим, чтобы их кормили. С вашим положением вы могли бы убедить тысячи перемещенных лиц покончить с их страданиями, перейдя мост Алленби и придя в Амман. Не для общего сведения: будет также декларация, что Иордания автоматически предоставит гражданство любому палестинцу, кто этого пожелает.
«Теперь он филантроп, — подумал Ибрагим. — Маленький король правит обнищавшей бедуинской пустыней, которая не в состоянии себя прокормить. Если уйдут англичане вместе со своей субсидией, она станет страной нищих. Она не сможет прожить без денег от Сирии, египетской и саудовской казны. Теперь Абдалла пытается искусственно раздуть свое население и использовать нас для того, чтобы потребовать для себя земли, которые ему не принадлежат. Король пердит выше, чем его осел. Не пройдет и года, как он будет мертв, убитый братьями-арабами».
— Мы видим важные роли для тех палестинцев, которые сотрудничают с нами в настоящее время, — сказал Зияд. — Если бы я предложил ваше имя как одного из наших сторонников, ни одно назначение не было бы невозможным, вплоть до кабинета министров.
«Этот человек ни слова не сказал о нашем возвращении к нашим домам и полям. Мы всего лишь пешки для амбиций Абдаллы. Все, что ему надо, — это сотрудничающие».
— Как вписывается в ваши размышления моя личная дружба с Гидеоном Ашем? — резко спросил хаджи.
Снова полковника Зияда поразила прямота Ибрагима.
— Как я уже говорил, Абдалла не теряет сна от мысли, что еврейская страна — рядом с его собственной. Ясно, что мы не сможем признать это публично или пойти на мирный договор. Однако мы желаем во все времена иметь умеренные контакты с евреями. Мы даже можем представить себе мир с евреями, когда пройдет достаточно времени.
— Разумеется, полковник Зияд, окончание войны принесет арабам величайшее за всю нашу историю унижение. Наше общество и религия диктуют нам, чтобы мы вечно продолжали бороться с ними.
— Почему бы нам не сосредоточить наши мысли на том, что служило бы лучшим курсом для наших людей здесь и теперь, позволив будущему самому решать будущее, — сказал Кловис Бакшир. — Нам выпадает случай смягчить их страдания.
Хаджи Ибрагим слушал, задавал вопросы, начал подавать признаки того, что вникает в замысел. Встреча закончилась. Полковник Зияд посчитал, что ему потребуются две-три недели, чтобы закончить свои дела в Западном Береге, вернуться в Амман и приехать со специальными указаниями для хаджи Ибрагима. Он уехал.
Кловис Бакшир хлопнул себя по лбу, внезапно что-то вспомнив.
— Как глупо с моей стороны, — сказал он. — Я совсем забыл. У моего брата вилла неподалеку. После голосования за раздел он уехал в Европу… продолжить свое образование. Я предлагаю ее вам, вашим сыновьям и остальной вашей семье.
Кловис Бакшир написал письмо на официальном бланке, разрешающее хаджи Ибрагиму посетить склад Красного Полумесяца и обзавестись продуктами, одеялами, одеждой, лекарствами и всем, что ему нужно.
— Я потрясен, — сказал Ибрагим, — но ведь меня заставили думать, что в Наблусе нет запасов для помощи.
Кловис Бакшир развел руками в знак простодушия.
— В нашей ситуации следует в первую очередь обслужить военных.
Глава четвертая
То лук, то мед. И вот мы в четверг живем в развалинах наблусской казбы, а в пятницу переезжаем на виллу. Никто из нас, кроме отца, никогда не бывал в таком прекрасном доме. Весь день женщины за своей домашней работой кудахтали от радости. Даже Агарь, ни разу не улыбнувшаяся с тех пор, как в доме появилась Рамиза, не могла скрыть своего удовольствия.
Дом принадлежал младшему брату Кловиса Бакшира, сбежавшему из страны сразу же после голосования ООН за раздел. У него, инженера, был небольшой кабинет, набитый книгами на арабском и английском, так что я очень скоро перешел из первого рая во второй.
И тогда я открыл третий! В Наблусе была гимназия — школа высшей ступени. Мне нужно было лишь выждать подходящий момент, чтобы заговорить об этом с отцом.
Через неделю после нашего переезда хаджи Ибрагим вызвал меня вечером на веранду, чтобы поговорить. Вопреки переменам в нашей жизни отец не выглядел очень счастливым.
— У меня к тебе много вопросов, Ишмаель, — сказал он.
Я сейчас же почувствовал гордость оттого, что такой великий человек, как мой отец, ждет моего совета. Восхождение в третий рай — записаться в гимназию — постоянно было у меня на уме, и может быть теперь настало подходящее время поговорить об этом.
— Можешь ты посчитать, сколько жестянок оливкового масла потребляет семья за год?
Вопрос удивил меня.
— Ну, — машинально ответил я, — может быть.
— «Ну» — это не ответ, — сказал Ибрагим. — Тысячу раз в день слышишь «ну». Слишком много «ну». Я хочу знать прямой ответ: да или нет.
— Я думаю, после того, как поговорю об этом с Агарью…
— А можешь ты сосчитать бобы, рис и другие непортящиеся продукты?
— За год? — спросил я.
— За год.
— Все, что нам нужно для питания за год и что не портится?
— Да.
— Ну, — сказал я.
— Да или нет?! — поднял тон отец.
Меня охватило мрачное предчувствие. Я учуял, чего он хочет. Я вспомнил большие кувшины и мешки с продуктами в Табе, и корзины.
— Да, — ответил я, запинаясь.
— Можешь ты подсчитать, сколько галлонов керосина требуется нам для готовки, освещения и отопления?
— Не смогу абсолютно точно, но примерно, — сказал я, пытаясь оставить лазейку для отступления.
— Ладно, ладно. А теперь, Ишмаель, скажи мне. Можешь ты представить все, что нам нужно, — матрацы, кухонную утварь, одеяла, мыло, спички… — все это в нашем доме в Табе? Все, что эта проклятая собака Фарук, я плюю при его имени, держал в лавке в Табе? Не то, что мы хотели бы иметь, а то, что нам необходимо. Не материал для новой одежды, а иголки и нитки, чтобы чинить старую.
— Ну, — пробормотал я.
Ибрагим свирепо взглянул на меня.
— Это в самом деле трудные вопросы, — оправдывался я.
— Я тебе помогу, — ответил он. — Главная проблема в том, поместится ли все это, вместе с семьей, в иракский армейский грузовик.
У меня как будто кровь вытекла из тела. Зачем же нам уходить с такого места? Разве мы не намучились? Но мудрость отца не ставят под вопрос.
— Я не могу ответить, не потратив много часов на подсчеты.
— Это нужно сделать до следующей субботы, — сказал он.
Четыре дня! С ума сойти! Правда, никто в нашем мире не любит давать прямой или разочаровывающий ответ, но бесполезно пытаться обмануть хаджи Ибрагима. Я в оцепенении кивнул.
— Сколько времени займет у Камаля научиться водить такой грузовик?
— Мы уже немного умеем. Поскольку перемирие скоро кончится, из Багдада прибывает много военных конвоев со снаряжением. Когда они приходят, солдаты, которые ведут грузовики, либо отправляются спать, либо уходят в казбу. Мы с Камалем часто остаемся одни, чтобы собрать группу для разгрузки. Мы нанимаем мальчишек, которые околачиваются возле ворот, и платим им сигаретами. Мы с Камалем умеем довести грузовики до погрузочного дока, а потом парковать их во дворе.