— Простите, что обидел вас, — повторил отец.
— Нет, дослушайте до конца. Когда сезон раскопок закончился, я умолил его позволить мне остаться и сторожить. И я копал и копал. Все лето я копал, пока не начали кровоточить руки. Я, Нури, нашел неолитический череп, чудо раскопок! Знаете, что это значило, когда я отдал его доктору Фарберу? Посмотрите на это, — воскликнул он, показывая на дипломы над столом. — Это от Еврейского университета, а теперь вы можете забрать ваше дерьмо и продать его ворам!
Отец кивком велел мне выйти, и я вышел.
— Что я могу сказать? — промолвил Ибрагим.
— Мы — народ, живущий в ненависти, отчаянии и темноте. И для нас евреи — мост из темноты.
Слишком измученный для дальнейшей борьбы, Ибрагим опустился на стул.
— Вы можете доверять Ишмаелю, — пробормотал он. — Он хранит секреты, как никто другой. Вы никогда не окажетесь в опасности из-за него. Возьмите эти вещи и получите за них как можно лучшую цену.
— Только при условии, что Ишмаель не будет наказан за то, что взял с собой сестру. У нее хватило смелости продолжать карабкаться по скалам, когда другой юноша испугался. Она оказала человечеству большую заслугу. Поклянитесь честью вашего отца.
Ибрагим издал множество вздохов, уменьшавшихся от решимости до пустяков.
— На этот раз я посмотрю сквозь пальцы на непослушание сына, — произнес он наконец. — Ну, а что слышно от Гидеона Аша?
— Намечаются совещания между Абдаллой и палестинцами. Ваше мнение о нем известно. Пока что он не пойдет против любого палестинца с положением, вроде вас. Он собирается сделать вид, что палестинцы хотят его и никого больше. Это, я думаю, тот случай, когда золотая рыбка пытается проглотить акулу. Вот вам мой совет. Есть люди, которые думают так же, как вы. Вы их найдете.
Ибрагим выслушал и некоторое время раздумывал.
— Мне нужно в жизни только одно. Я хочу вернуться в Табу и соединить там своих людей. Они где-то в Ливане. Я не вернусь в Табу один или даже во главе своего народа. Я не буду предателем арабов. Правильно или нет, этого я не могу сделать. Я могу вернуться в Табу лишь во главе тысяч палестинцев, как авангард полного возвращения.
— Я открою вам главные тайны вашей жизни. Вы, вы один пойдете на эти совещания, зная, что Бен-Гурион и евреи согласны на немедленное возвращение ста тысяч арабов с итогом, который должен быть обсужден при заключении мирного договора.
— Ста тысяч… — изумленно прошептал Ибрагим.
— Сто тысяч для начала, — сказал Нури Мудгиль.
Глава шестая
Ишмаель снова говорит с вами, уважаемый читатель. Фактически мы были пленниками иорданцев. Так что вам нужно знать об Абдалле и его безумных амбициях.
Он происходил из Мекки, из семьи Хашими. Хашам был прадедом Мохаммеда, и Хашимиты играли важную роль в раннем становлении ислама. Однако когда центр ислама сместился из Аравии в Дамаск и Багдад, семья Хашимитов постепенно превратилась в мелких чиновников, содержателей святых мест в Мекке и Медине.
Прошли столетия.
Глава Хашимитов, известный как шариф Мекки, вытянул свой жребий с англичанами в Первой мировой войне против Оттоманской империи. Закончить он надеялся королем Великой арабской нации. Вместо этого ему бросили кое-какие кости, соперники Сауды в конце концов его изгнали его из Аравии, и остаток жизни он провел в изгнании.
Его сыну Абдалле пожаловали марионеточный статус в Восточной Палестине, осажденной пустыне в Трансиордании. Единственным назначением этого «государства» было служить для англичан военной базой.
Трансиорданский эмират был нищей пустыней, населенной главным образом бедуинами, жившими за счет верблюдов — источника пищи, крова и одежды. Они пили верблюжье молоко и ели верблюжье мясо. Они жили в шатрах из верблюжьих шкур и носили одежду, сотканную из верблюжьей шерсти. Верблюжий навоз давал тепло, верблюжьи спины — передвижение. Это злобное, некрасивое, вонючее животное, умеющее, однако, выживать в пустыне, как умел и его хозяин — бедуин. Жизнь в Трансиордании была примитивной и жестокой, с бесконечными межплеменными войнами. Арабские лидеры ненавидели Абдаллу, потому что он был под полным контролем своих британских хозяев.
Один толковый англичанин, Джон Бэгот Глабб[18], преобразовал Арабский легион и объединил враждебные племена под одним знаменем, верным Абдалле. Он создал боевую силу, соединив современное вооружение и тактику с цветистой формой и помпой, что так нравилось бедуинам. Арабский легион стал единственной первоклассной военной силой в арабском мире и вызвал еще большую зависть к Абдалле.
Трансиордания, позже ставшая Королевством Иордания, продолжала чахнуть как забытая Богом, заброшенная страна с менее чем полумиллионным вялым и безропотным населением. Это была страна ничего: ни культурных условий, ни литературы, ни университетов, ни приемлемого здравоохранения.
Абдалла оказался столь же терпеливым, сколь и амбициозным. Отдав Легион в распоряжение англичан во Второй мировой войне, он был единственным арабским лидером, связавшим себя с Союзниками, и использовал их победу как трамплин для осуществления своих заветных желаний.
Вы спросите Ишмаеля, чего же желал Абдалла? Не больше и не меньше, чем желал его отец и его брат Фейсал: быть правителем Великой арабской нации, включающей Сирию, Ирак, Ливан, Палестину и Саудовскую Аравию. Как видите, его мечты не были ни мелкими, ни очень уж тайными.
Мой отец, хаджи Ибрагим, не умея сдерживать свой язык, частенько называл Абдаллу своим злейшим врагом. Абдалла открыто болтал о том, что нет ни Иордании, ни Палестины, а есть только Великая Сирия, возглавить которую предназначено Хашимитам.
И хотя Лига арабских стран, наш совет наций, кипела от наглости маленького царька, сидящего в своей смехотворной столице Аммане, она не могла пойти против него, потому что он был хорошо спрятан под юбкой британского льва.
Абдаллу все ненавидели. Египтяне, считавшие себя сердцем и элитой арабского мира. Саудовцы, которых бросало в дрожь при мысли о его мести за изгнание Хашимитов из Аравии. Сирийцы, которым Абдалла предназначил отдать ему свою страну. Муфтий, считавший Палестину своей вотчиной. И все они замышляли устранить его.
Из войны с евреями один Абдалла вышел с победой, территорией и флагом, развевающимся над Восточным Иерусалимом и Наскальным Куполом.
Больше того, с побегом палестинцев он получил население, вдвое большее, чем в его собственном королевстве — полмиллиона палестинцев Западного Берега и еще полмиллиона тех, кто перешел через реку в Трансиорданию.
В большинстве своем это были неграмотные и нищие крестьяне. Было, однако, и много тысяч образованных палестинцев, цвет нации. Они должны были дать отсталой стране быстрое вливание образования, торговли, финансов, которое раскрыло бы перед ней современный мир.
Чтобы не упустить благоприятный случай, Абдалла дал беженцам гражданство и свободу передвижения. Для того, чтобы узаконить ползучую аннексию им Западного Берега, многие представители палестинской верхушки были назначены на высокие посты в иорданском правительстве. Он использовал тонкий шпон конституционного правления, включив в свой парламент половину палестинцев. Это был обман, так как король оставил за собой право назначать и удалять любого, налагать вето на любой закон и распускать парламент по своей прихоти.
Лига арабских стран — формально ассоциация всех арабских стран — не признала попытки аннексии и поклялась никогда не признавать ее. Абдалла оказался в изоляции в море враждебных соседей.
Иерусалимский муфтий, давний враг Абдаллы, бежал в Газу, где попытался противостоять притязаниям короля. Но дни славы муфтия кончились.
Стало известно, что во время Второй мировой войны, будучи нацистским агентом, муфтий посетил Польшу, чтобы осмотреть лагеря уничтожения. Полагая, что завоевание Палестины немцами неизбежно, он представил Гитлеру план устройства газовых камер в долине Дотан к северу от Наблуса. Там он уничтожал бы евреев из всех стран, покоренных немцами на Ближнем Востоке.
Один Египет признал претензии муфтия на Палестину, но его поддержка была слабой и неискренней. На самом деле он пережил свою ценность для арабов. Хаджи Амину аль-Хуссейни предстояло закончить свою жизнь почтенной персоной в разных арабских местах, но политическая его звезда догорела до конца.
В мощной оппозиции аннексиям Абдаллы было много и самих палестинцев. Король был поражен, узнав, что вся Палестина вовсе не собирается под хашимитским флагом. Но у него была не слишком тонкая кожа. Он постарался подкрепить свою претензию на Западный Берег, не восстанавливая против себя важных лиц оппозиции. В то же время он удостоверился, что беженцы не организуют встречного движения.
Агенты и сторонники Абдаллы проникали в города и лагеря беженцев Западного Берега, принуждая, подкупая, обещая политические взятки всем, кто присоединится к нему.
На иорданской стороне лагеря беженцев, разбросанные вокруг Аммана, быстро попали под его контроль. Оппозицию он удалил из этих лагерей нешумными убийствами и тюремными заключениями.
Чтобы укрепить свои позиции, он затеял бесчисленные совещания и встречи на Западном Береге. Наконец он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы объединить Иорданию с Западным Берегом и потребовал большого съезда в Аммане, необъявленной целью которого было предложить ему корону Великой Палестины — первый крупный шаг к Великой Сирии.
Отец тщательно следил за этими ухищрениями. Сохраняя сдержанность, он принимал участие в больших и маленьких встречах. Он постоянно поддерживал связь с профессором доктором Нури Мудгилем. Когда был созван большой Съезд в Аммане, он знал, что ему надо принять участие, и решил держаться своей линии, даже если бы это было чревато для него тюрьмой или смертью.
Глава седьмая
Начало 1950 года.
Римляне называли его Филадельфией. Амман, столица библейских аммонитов, — это то место, где царь Давид послал своего полководца Урию на верную смерть в бою, чтобы завладеть его женой, прекрасной Вирсавией