— Пожалуйста, дайте мне закончить. Правила конференции таковы. Мелкие комитеты, созданные из всех делегаций, должны будут работать на те требования и ту повестку дня, которую мы представим Международной арбитражной комиссии. Чарльз Маан и хаджи Ибрагим утонут в этих комитетах. И пусть спорят хоть целую вечность о том, сколько волос на шее у верблюда.
— Это может оказаться опасным. Они могут сговориться друг с другом.
— Ваше высочество, вы внук великого Ибн Сауда, кто всегда в моих молитвах, да благословит Аллах его бессмертное имя. В чем наши принципы? Никакого мира с евреями. Никаких переговоров с евреями. Нет — возврату беженцев в сионистское существование. Нет — переселению беженцев в арабские страны. Все остальные делегаты согласны с этим. Мы едины. Этого не изменить этим маленьким самозванцам. И пусть занимаются мартышкиным трудом. Мы говорим, говорим. Неделю, месяц, шесть месяцев. Они скоро выдохнутся.
Али Рахман принял позу статуэтки, размышляя с княжеской значительностью. Кабир знает этот странный Запад, тот мир, в котором сам он пока еще чужой. Расчетливое создание хаоса в комитетах, разумеется, позволит сохранить пять принципов, а это то самое, что дед велел ему сделать любой ценой.
— Что будем распределять по другим делегациям?
— Несколько тысяч здесь, несколько тысяч там, — ответил Кабир. — Ключевым генералам и министрам — чуть побольше. Достаточно для того, чтобы наши пожелания были исполнены.
— А что насчет этого черномазого раба? — спросил Али Рахман.
Кабир прокашлялся.
— Пожалуйста, не употребляйте этого выражения на публике, мой принц. Доктор Ральф Банч — очень уважаемый человек, несмотря на несчастное происхождение.
— Можем мы добраться до него?
— Мы это тщательно исследовали. Он не берет подарков. Но в отношении наших методов он наивен. Мы его засосем в наше болото. — Кабир нервно облизнул губы и запустил пробный камень. — Наверно, ваш бессмертный дед, все хвалы ему, дал вам инструкции, которые я запрашивал…
— Относительно чего?
— О нашем дальнем плане запереться с Сирией и Египтом после конференции.
Али Рахман щелкнул своими длинными пальцами, погладил свою козлиную бородку и кивнул.
— Скажите египтянам и сирийцам, что они будут получать по миллиону долларов в день на оружие от Саудовской казны.
— Это именно то, что они хотят услышать, мой принц, — сказал Кабир, едва сдерживая возбуждение. — И еще одно дело…
— Что за дело?
— Как я вам говорил, пресса на Западе очень сильна. Запад покупает нашу нефть. Я имею в виду жест, оказывающий на них влияние, — пожертвование на помощь беженцам. Это будет ими очень хорошо принято.
— Нет! — прервал его Али Рахман. — Мы не станем вовлекаться в помощь. Беженцы сами создали себе это положение.
— Но ведь это Объединенные Нации создали сионистское чудовище, — настаивал Кабир.
— Вот именно! Значит, Объединенные Нации и отвечают за беженцев. Это дело всего мира, а не арабов. Суть в том, что если беженцам сделать жизнь слишком удобной, то они будут довольны тем, чтобы сидеть и гнить в лагерях. Их надо держать в жажде отмщения.
— Кажется, у меня есть одна идея, — сказал Кабир, притворяясь, что сделал открытие только что. — Не вскакивайте со своего места, мой принц, но предположим, что мы сообщим западной прессе, что есть планы переселить беженцев в арабские страны.
— Что!?
— Умоляю, дайте мне кончить. Не следует недооценивать важность завоевания симпатий Запада. Скажем, Египет объявляет о плане забрать беженцев в Полосу Газы и постепенно переселять их на Синай. Других возьмет Ливия. А теперь предположим, что Сирия объявляет о переселении беженцев из Сирии и Ливана в долину Евфрата.
— Ваш язык готовит себя к ампутации, Кабир!
— Нет, нет, нет, мой принц. Пожалуйста, выслушайте меня. После этих заявлений великий королевский дом Саудов объявляет, что будет жертвовать по миллиону долларов в день для переселенцев.
Рахман покраснел, но вместе с тем почуял ловкость мышления Кабира.
— Все эти заявления — лишь для Запада. Мы тем самым доказываем, что мы вовсе не непримиримы, доказываем, что мы гуманны. Проходит время. Конференция закончена. Проходит еще время. Планы переселения бледнеют на горизонте, как закат в пустыне. Миллион в день ни разу не истрачен, но теперь уже сдвинут в закупку оружия. Все это обеспечит нам большую пропагандистскую победу здесь, в Цюрихе.
Чувство ярости уменьшилось, и становилась видна шелковая прелесть замысла. Пустынная хитрость принца Али Рахмана начала выделять соки интриг.
— Я поговорю об этом с моим дедом и принцем короны. Как люди пустыни, они смогут увидеть достоинства замысла.
— А я тем временем буду держать под контролем все делегации, поверьте. И давайте втянем в дело ливанцев, — сказал Кабир.
— Зачем? Они не более чем страна дешевых торговцев, в которой полно неверных.
— Ах, но они уступают лишь великому дому Саудов, когда он приходит к прогрессивному мышлению. Даже теперь принцы Кувейта и Омана открывают… э-э… чудесные альтернативы Швейцарии. Бейрут становится Парижем, Меккой, все семь раев соединены в одном. И несмотря на присутствие большого числа христиан, это по-настоящему наши люди. Жест в сторону ливанцев.
— Делайте это аккуратно, Кабир.
— Сущие пустяки.
— Очень хорошо, но прежде чем я представлю это своему деду, мне надо собрать вместе здесь, в этой комнате, министров иностранных дел Египта, Сирии и… Ливана, чтобы убедиться в их полном понимании.
Фавзи Кабир испустил глубокий вздох, укусил губу и покачал головой.
— Вы хотите невозможного, мой принц.
— Мы платим по счетам! Они придут сюда!
— Я вас умоляю, ваше самое благородное высочество, позвольте мне переговорить с ними наедине.
— Почему мне нельзя говорить со всеми ними вместе?
— Разве я не был всегда честен с вами? — спросил Кабир.
— Я требую встречи с ними, в этот день, этот час, эту минуту!
Кабир чистосердечно вздохнул.
— Я прошу вас выслушать мои резоны. Ни одна делегация здесь не готова принять обязательство перед любой другой делегацией. Сирийцы не доверяют египтянам. Ливанцы верят только в деньги. Иорданцам не доверяет никто. Различные делегации палестинцев находятся под контролем своих стран-хозяев. Они яростно спорят в закрытых комитетах, этого мы и хотим. Однако когда они появляются на публике перед арбитражной комиссией, они закрывают рты, ибо каждый боится других. Каждый подозревает каждого, и даже теперь каждый совершает маневры по отношению к другим. Да поможет нам Аллах, но кое-кто из них даже пытается заключить побочные сделки с евреями. Доверьтесь мне. Вы понимаете, единственное настоящее единство, которое у нас есть, — это ненависть к евреям.
Странное дело, принц Али Рахман понимал повороты ума и рассуждений Кабира. До сих пор работа была отличная, тонкая. Конференция должна закончиться на ноте войны против евреев. И все же: он манипулирует Кабиром или Кабир манипулирует им? Если каждая арабская делегация ставит одну и ту же цель, то почему Сауды тратят миллионы на компенсационные выплаты? Ну, он-то знает ответ на это. Это потому, что у Саудов есть деньги, чтобы тратить. «Не бросай в машины верблюжий помет, — сказал себе Али Рахман. — Не делай промахов перед Ибн Саудом».
Принц подозрительно оглядел комнату, хотя она была пуста, и наклонился вперед в своем кресле.
— Что вы сделали в отношении убийства Абдаллы? — спросил он.
Фавзи Кабир отщипнул из вазы единственную виноградину.
— Очень мудрено. Три десятилетия Абдалла занят обеспечением собственного выживания. Его дворец обставлен внешней охраной из Арабского легиона. Чтобы гарантировать их верность, Абдалла раздает им английские фунты, как сладости. Дворец очень компактный. Внутри там личная гвардия из фанатичных черкесов.
— Даже и не мусульмане, — ядовито заметил Али Рахман. — Они русские.
Кабир сложил ладони как для умывания.
— Позвольте мне сказать, что у нас до сих пор нет человека, держащего руку на рукоятке своего кинжала. Однако у нас есть прогресс. Я установил контакт здесь, в Цюрихе, с ключевым иорданским министром, которому заранее известны передвижения короля. Он будет участвовать в игре. Он будет кое-чего стоить, но будет участвовать. По возвращении в Амман он сумеет доложить нам, когда и где Абдалла появится вне своего дворца. Мы будем начеку. Как только мы за неделю раньше узнаем, что Абдалла будет в Хевроне, Наблусе или Восточном Иерусалиме, мы сможем заслать кого-нибудь из членов Мусульманского братства из Египта или одного из головорезов муфтия. У нас есть список таких людей, и заполучить их можно по короткому вызову. Никто не может слишком приблизиться к Абдалле, так что этого нельзя сделать ножом. Даже снайпер, стреляя с расстояния, не может рассчитывать уйти живым. Поэтому, конечно, нам нужен фанатик, готовый сделать из себя мученика. Маленький автомат, из толпы, с небольшого расстояния. Но нужно набраться терпения, мой принц.
Они продолжали обычные финансовые обсуждения. Собственный любимый внук Али Рахмана за взятку поступил в Сорбонну и приобрел четырехкомнатную виллу в предместье Парижа. Али Рахман ругался и чертыхался, но согласился оплатить счет. Парень был неотъемлемой частью его собственных амбиций в королевском дворе, и в конце концов надо же ему получить образование. В таких делах Ибн Сауд был великодушен, но пятьдесят князьков на континенте съедали даже больше того миллиона долларов в день, что обещан египтянам и сирийцам.
Укол Фавзи Кабира уже переставал действовать, и голова покрывалась испариной. Он взмолился, чтобы его отпустили.
— Еще одно дело, Кабир.
— Да, мой принц.
— Что если этот Маан или хаджи Ибрагим решат сесть и самостоятельно говорить с евреями?
— Евреи делают арбитражной комиссии самые разные предложения. И поэтому мы, конечно, тоже должны казаться разумными. Однако Маан и хаджи Ибрагим не могут на законных основаниях заключить договор без одобрения его всеми арабскими делегациями