– Можешь не продолжать, – раздраженно сказал арбакеш, – все ясно, наша земля для них для всех охотничьи угодья. Вот они и охотятся здесь. А защитить нас некому.
– Это точно, – подтвердил Али. – Наш государь убежал, как последний трус, заперся в крепости и пьянствует там, старается не трезветь, чтобы не расстраиваться и не отвечать ни за что, а с пьяницы какой спрос. Даже жена его опозорила – вышла замуж при живом муже. Ты здесь прямо поедешь, отец?
– Да, через деревню мне ближе, я до бань доеду, а потом на рынок, я мочалок с избытком взял. Может, продам сколько-нибудь.
– Очень хорошо, значит, прямо до дома нас довезешь.
В деревне арбу облаяли собаки. Али оглянулся на Йасмин, ожидая, что она откроет глаза от шума, однако она не проснулась.
– Видать, крепко умаялся твой братец, – заметил арбакеш.
– Его не буди, так он весь день проспит, тот еще лодырь. Надо будить, все равно уже подъезжаем.
Когда показался знакомый фасад, Али протянул руку, чтобы дотронуться до Йасмин, но в следующий момент замер, вглядываясь в очертания дома. Ему вдруг почудилось, что на крыше мелькнула чья-то голова. Через мгновение он уже явно увидел человека. В доме определенно кто-то был.
– У какого дома остановить, сынок? – спросил старик.
– Я скажу, ты пока езжай, – попросил Али.
Деревенская улица сделала поворот, и телега поравнялась с домом.
Али приподнялся и увидел в саду хорезмийцев, которым староста что-то объяснял. Али сел и откинулся спиной назад на мочалки.
– Что сынок, тебя тоже сморило? – засмеялся старик.
– Точно, – упавшим голосом произнес Али, – До рынка с тобой доедем, купить надо кое-что, раз такое дело, а потом вернемся. Далеко еще?
– Да нет, рукой подать.
Дело принимало скверный оборот. Если до этого с переодетой Йасмин они могли чувствовать себя в относительной безопасности, то теперь, благодаря старосте, у хорезмийцев есть их описания. Али лежал с колотящимся сердцем, моля Аллаха о помощи.
– Ну, вот и рынок, – сказал арбакеш.
Али осторожно приподнялся. За околицей толпился народ. Али огляделся. Не узрев поблизости ни одного хорезмийца, спрыгнул с арбы.
– Спасибо, отец.
– Тебе спасибо сынок, за беседу, приятно с образованным человеком поговорить.
Али разбудил Йасмин, подал ей руку, помогая сойти с телеги.
– Приехали? – сонным голосом спросила Йасмин.
– Точнее будет – проехали, – сказал Али.
– Почему? Что случилось? О, я так крепко заснула. Интересно, с тех пор, как я с тобой познакомилась, сплю, как убитая, хотя спать не должна вовсе, учитывая свое положение. А почему проехали? Ты что, уже забрал деньги, а почему меня не разбудил?
– Домой нельзя, там хорезмийцы вместе со старостой. Как они нас нашли? Не иначе, кто-то выдал, скорее всего, сам староста за ними послал. Наверно он узнал тебя. Надо уносить ноги отсюда.
– А как же наш план, мой отец? Ты передумал?
– Все остается в силе. Только лошадей купить не на что.
– Может, продать что-нибудь? – предложила Йасмин.
– Что? Мне продать нечего, если только чернильницу и калам.
– Ты, что же, их с собой носишь?
– Да, я, между прочим, человек умственного труда. Впрочем, у меня есть перстень твоего отца. Можно продать его, если ты не возражаешь.
– Я не возражаю.
Али полез в карман и извлек оттуда перстень с большим красным камнем.
– Как думаешь, сколько за него можно выручить? На пару лошадей хватит?
– Это бадахшанский лал, [74]– сказала Йасмин. – На него можно купить десяток лошадей.
Рынок представлял собой небольшой вытоптанный сотнями ног пустырь на окраине села. Здесь был всего один торговый ряд, где на деревянных прилавках продавались молочные продукты, и всякая всячина, напротив, у каменной стены под навесом висели разделанные бараньи туши, это был отдел мясников. Далее было место хлебопека. На земле стоял тандыр. Следующей была закусочная – дымился мангал, на котором жарились кебабы.
– Я хочу есть, – сказала Йасмин, – мы с утра ничего не ели, если я сейчас не съем кебаб, то я упаду в голодный обморок.
– Вообще-то нам нельзя терять ни минуты, – неуверенно сказал Али, но сжалился, купил один шиш[75] кебаба и лепешку. На противоположной стороне пустыря сгрудился стреноженный гурт овец. Покупатели придирчиво рассматривали их, мяли бока, хватали за курдюки, запускали руки в шерсть.
– Ты побудь здесь, – сказал Али. – Я сейчас вернусь.
– Куда ты? – встревожилась Йасмин.
– Пойду, узнаю, где лошадей можно купить.
Лошадей Али нашел быстро, но барышник отказался менять их на перстень.
– Мне нужны деньги, оглан [76], – сказал он. – Кобыла стоит десять динаров, давай двадцать динаров, и две прекрасные ездовые лошади твои.
– Этот перстень стоит тысячу динаров, – убеждал его Али. – Если бы ты знал, кому он принадлежал раньше, ты его только за имя купил бы.
– Очень хорошо, – ответил барышник. – Пойди и продай его, разницу себе оставишь.
Делать было нечего. Али разыскал лавку менялы. Сидевшей в ней еврей, долго и придирчиво рассматривал перстень, затем предложил пятьдесят динаров.
– Ты, наверное, шутишь, – сказал Али, он вдруг сообразил, что лошадей в дороге надо будет кормить, и не только лошадей. И хорошо, что барышник отказался от мены. – Этому перстню цена тысячу динаров.
Еврей отдал перстень и сделал жест означающий – уходи или точнее – убирайся. Али протянул руку, положил перстень в карман и сделал вид, что собирается уходить.
– Подожди, – остановил его еврей. – Дай-ка еще раз взглянуть.
На этот раз он изучал его два раза дольше и предложил сто динаров.
– Пятьсот, – сказал Али, входя в раж. Хотя денег на все уже хватало.
– Какие пятьсот? – возмутился еврей. – Да здесь таких денег отродясь ни у кого не бывало, вот тебе еще пятьдесят, бери и уходи.
Али задумался.
– Послушай парень, – доверительно сказал меняла, – Даже если это кольцо и стоит дороже, здесь тебе этих денег никто не даст. Единственный, кто может за него заплатить, – это я. Бери деньги и уходи, пока я не передумал.
Али счел его слова разумными. Взял деньги и вернулся к Йасмин.
– Ты в лошадях разбираешься? – спросил он у девушки.
– Конечно, разбираюсь, – ответила Йасмин. – У меня есть собственная лошадь, отец подарил. Бедная моя лошадка, где она теперь.
– Пойдем, – сказал Али. – Поможешь выбрать, а то меня обманут.
– А ты не разбираешься в лошадях? – удивилась Йасмин.
– Нет, представь себе, не разбираюсь, мне это без надобности, я верхом-то всего несколько раз ездил.
В этот момент появились хорезмийцы. Их было пять человек. К счастью, без старосты.
– Кажется, мы влипли, – пробормотал Али. – Иди, выбирай лошадей, я здесь съем чего-нибудь.
– Я одна не пойду.
– Пойдешь. Они двоих ищут, а мы порознь побудем, может, пронесет.
Йасмин пожала плечами и неуверенно пошла в указанном направлении, сторонясь встречных людей. Али подумал, что, стоя без дела, он будет привлекать внимание. Подошел к мангалу и купил порцию кебаба, принялся есть, капая жиром и обжигаясь. Хорезмийцы рассредоточились вокруг базарной площади, словно взяв рынок в оцепление, и остановились, разглядывая людей. Али вдруг осознал, что затея с покупкой лошадей обречена. Вряд ли можно будет покинуть площадь двум всадникам, не привлекая внимания. Время было упущено. Только теперь он в полной мере осознал, какая серьезная опасность нависла над ними. Он продолжал есть, уже не чувствуя вкуса мяса. Один из всадников, подъехав к мангалу, наклонившись, взял из рук кебабчи вертел с сочащейся бараниной. При этом бок лошади едва не коснулся плеча Али. Он попятился назад и в этот момент увидел давешнего арбакеша. Старик поправлял оглобли у телеги. Потом взобрался на козлы, намереваясь ехать.
Али направился к нему.
– Возвращаешься в Табриз? – спросил Али.
– Нет, сынок, домой поеду, в деревню, – арбакеш назвал местность.
– Это в сторону Мараги? – спросил Али, надеясь на удачу.
– Да, ты знаешь те места?
– Возьмешь попутчиков?
– Конечно, садись.
Али взобрался на козлы. Старик чмокнул, телега тронулась. Йасмин разглядывала лошадей, а барышник ее. Когда они поравнялись. Али тихонько свистнул, но Йасмин услышала, невольно оглянулась, увидев Али, возмущенно спросила:
– Это ты меня так подзываешь?
Али сделал страшные глаза и стал кивать головой, указывая на телегу. Йасмин пожала плечами, подошла и села.
Барышник тоже увидел Али, крикнул:
– Эй, парень, лошадей будешь покупать?
– Не ори, – сказал ему Али. – Мне сейчас отъехать надо, вернусь – куплю, если скидку дашь.
– Конечно, дам, – заверил барышник. Видя, что клиент уезжает, он был готов к торгу, – Смотри, перекупят. Может, ты задаток оставишь?
Но Али махнул ему рукой. Барышник раздраженно отвернулся.
– Ложись, – сказал Али девушке.
– Ты что это раскомандовался? – огрызнулась Йасмин. – И вообще не смей меня свистом подзывать, я тебе не собака.
– Ложись, пока нас не заметили, – приказал Али, ему было не до этикета.
Йасмин откинулась на оставшиеся мочалки, устилавшие дно арбы.
– Случилось что, сынок? – спросил старик.
– Не люблю хорезмийцев, – невпопад ответил Али и в свою очередь спросил, переводя разговор на другую тему, – а что, мочалки не все удалось продать?
Расчет Али оказался верным.
– Что за люди, я не знаю? – вскипел арбакеш. – Каждый раз на них удивляюсь. Не все купили, что заказывали, как будто мне нечего делать, лошадь гонять туда-сюда. Вот в Табризе люди порядочные, сколько закажут – столько и берут, а с деревенскими вообще дело нельзя иметь. Денег, говорит, нету, зачем тогда заказывать. Оставь, говорит, продам, тогда деньги заплачу. Ничего не оставил, сколько заплатили, столько отдал. Цену товара не дают, думают, что легко мочалки выращивать.