Али потрогал свой лоб.
– Ты хорошо осведомлен, – сказал он.
– Табриз рядом, все только об этом и говорят.
– А ты ничего не слышал о Шамс ад-Дине Туграи?
– Нет, господин, ничего. Ты прости, что я тебя здесь положил, пришлось спрятать от хорезмийцев. Они часто сюда наезжают.
– Давно я здесь?
– Второй месяц пошел.
– Спасибо тебе, – сказал Али.
– Господин, я хотел выразить восхищение твоей доблестью. Так редко встретишь ученого человека, который совмещал бы еще столько качеств, добродетель, смелость, справедливость. Я рад, что сумел хоть как-то отблагодарить тебя. Тогда ты не взял с меня денег.
Али пролежал в сарае Муртуза еще месяц, пока не почувствовал себя в состоянии отправиться в путь. Он решил на этот раз не отклоняться от намеченной цели. «Какое мне дело до того, кто правит Азербайджаном – Узбек или Джалал ад-Дин», – думал Али. Никакой особой доблести за собой он не чувствовал, напротив, сильнейшую досаду за то, что впал под влияние мамлюка и позволил себя вовлечь в сражение между кровопийцами, терзающими Азербайджан. Это было чистейшее безумие, наваждение, морок. Потерянное время и здоровье. Счастье, что он остался жив в этой рубке. Он шел по ночам, днем прятался. Путешествие на этот раз оказалось успешным, и Али добрался в пределы Дийар-Бакра без приключений. Али следовал за войсками султана и встретил их у стен Амида. Лагерь был разбит у реки, пониже моста. Когда Али увидел султанский шатер, начинало темнеть, он направился прямо к нему, не взирая на поздний час, но был остановлен охраной.
Амид.
Султан Джалал ад-Дин Манкбурны пил вино. Он пил в одиночестве, так как никого из надимов не осталось рядом с ним. Его мир рушился, и он не мог удержать его в своих руках. В палатку вошел начальник стражи Раджаб, поклонился и сказал:
– Повелитель, задержали подозрительного человека, он крутился возле лагеря, а когда его схватили, стал уверять, что у него дело к султану. Якобы он тебе что-то должен. Говорит, что принес утку.
– Какую утку? – мрачно спросил султан.
– Не знаю, господин, говорит, что он вам должен. Наверное, сумасшедший. Я прогоню его. Надо было мне с самого начала так поступить.
Раджаб повернулся, чтобы выйти. Но султан остановил его.
– Приведи его, – сказал он.
Раджаб вышел и через некоторое время привел человека, лицо которого показалось султану знакомым.
– Посвети, – приказал он Раджабу. Тот поднес свечу к лицу Али.
– А, охотничек, – сказал султан, – все-таки решил отдать мне мою добычу? Что- то ты припозднился.
– Лучше поздно, чем никогда, – от волнения едва ворочая языком, ответил Али. То, что его принял хорезмшах, было чудом. Глава телохранителей хватался за саблю каждый раз, когда Али говорил про утку. – Шахиншах, у вас прекрасная память. Неужели вы запомнили нас.
– Да нет, память у меня неважная, – улыбнулся Джалал ад-Дин. – Я, например, не помню, сколько у меня жен и как некоторые из них выглядят. Но с подобной дерзостью я сталкиваюсь редко, потому и запомнил. С чего это ты вдруг решил вернуть добычу? Ведь твой дружок утверждал, что утка принадлежит ему. Кстати, где он сам, почему не пришел.
– Я прошу простить его. – Сказал Али. – Он был неправ, долг гостеприимства превыше охотничьих обычаев. Я поздно это осознал. С тех пор я ищу вас, чтобы вернуть утку.
– Вот как, – усмехнулся султан. – Похвально. Ну что же, я должен принять утку. Где она, я что-то ее не вижу. Улетела?
– Утки у меня нет, – признался Али. – Я так долго искал вас. Она бы все равно не сохранилась.
– Продолжай, – сказал султан, – начало разговора мне нравится.
– Шахиншах…
– Не надо так длинно, – перебил его Джалал ад-Дин, – обращайся ко мне просто – султан. Тем более, что никакой я не царь царей.
– … Султан! Как говорил мой друг, – продолжал Али, – мышление равно бытию. То, что я пришел, желая вернуть долг – это все равно, что я вернул его.
– Это как понимать? – спросил султан.
– То есть мысль о предмете равна предмету. Раз я здесь с желанием и мыслью вернуть вам утку, то не имеет значения то, что утки уже нет.
– Это, который друг, тот, рыжий?
– Да.
– Похоже на него, подобная наглость сродни той, что он проявил, отказавшись вернуть мне мою добычу.
– Это сказал греческий философ Парменид.
– Врет, это он сам все придумал, – Султан сделал глоток вина. – Но я думаю, что у тебя есть еще что-то ко мне. Кроме этой злополучной утки. Не так ли?
– Есть, – сказал Али.
– Говори, – приказал султан.
– Вчера, когда я шел сюда, я видел на вашей вчерашней стоянке войска. Я не рискнул подойти ближе, но мне показалось, что это были татары.
– Почему ты так решил?
– У них другая одежда, большинство коней серой масти, и в знамена вплетены конские хвосты.
– Возможно, – беспечно сказал Джалал ад-Дин. – Они следуют за мной по пятам. Не беспокойся, как только соберу свои войска, я разгромлю их. Но может быть это войско местного правителя. Им не нравится мое пребывание здесь, напасть на меня они боятся, но из виду не упускают. Если это все, то можешь идти.
Али поклонился, но с места не сдвинулся. Раджаб положил ему руку на плечо.
– У меня к вам есть еще одно дело, – сказал Али, язык у него во рту вновь пересох. – Просьба.
Султан был ненамного старше Али, но в нем чувствовалось достоинство и порода нескольких поколений людей, обладавших абсолютной властью. Или как говорят арабы «аш-Шарф ан-Насаб» – благородство заложено в крови. Али чувствовал невольную робость перед ним, какую ребенок испытывает перед родителем. Султан сделал знак Раджабу, и тот отпустил плечо посетителя.
– Я так и думал, что утка только предлог, – сказал он.
– Простите меня.
– Я тебя слушаю.
– По вашему приказу был арестован вазир Табриза Шамс ад-Дин Туграи, его племянник Низам ад-Дин был убит, они не были виноваты, их оклеветал Шараф ал-Мулк.
Султан усмехнулся.
– Какие у тебя есть доказательства невиновности Шамс ад-Дина? И почему я должен верить тебе, а не своему вазиру?
– У меня нет доказательств, но человек не должен доказывать свою невиновность, напротив, его вину надо доказывать.
– Хорошо сказано, – улыбнулся Джалал ад-Дин. – Ты не из судейских ли будешь?
– Я факих, закончил медресе в Табризе.
– Оно и видно, – заметил Джалал ад-Дин. – Но что тебе за дело до Шамс ад-Дина Туграи, какое ты имеешь к нему отношение?
– Я его секретарь.
Султан кивнул.
– Лучшая вещь на свете, – сказал он, – преданность слуги. Мне даже завидно. Со мной сейчас тысяча моих гвардейцев, это все, что осталось от пятидесятитысячного войска.
– Вообще-то я не слуга ему, я работаю на него, работал, пока его не арестовали.
– Однако, ты опоздал.
Али похолодел.
– С ним что-то случилось? – спросил он?
– Живет и здравствует в городе Табризе, причем, занимает свою прежнюю должность. Я его простил, – довольно сказал султан. – А Шараф ал-Мулк казнен.
Али не верил своим ушам.
– Как же так? – растерянно сказал он.
– Садись, – сказал Джалал ад-Дин, – ты стал мне интересен. Налейте ему вина.
Гулям выполнил приказ.
– Этот Шамс ад-Дин оказался необычайно прытким стариком, – продолжил султан. – Каким-то непостижимым образом он подделал документы и бежал из тюрьмы. Потом мне рассказали о том, что он во всеуслышание поклялся у черного камня Каабы в своей невиновности.
– Когда это произошло? – Спросил Али.
– В прошлом году. Рамадан я провел в Табризе. Воздвиг минбар прямо у себя во дворце. Каждый день один из тридцати имамов, прибывших из разных областей, читали проповеди, а я сидел перед ними и слушал. Как раз в это время в город вернулась группа паломников из хаджа. Ко мне пришел амир ал-хадж и рассказал о поступке Шамс ад-Дина в Мекке. На меня это произвело впечатление. Одновременно с этим всплыли неблаговидные делишки моего вазира. И я понял, что это сходится, и поверил старику.
– Хвала милосердному Аллаху, какой силой обладает это святилище, – сказал Али. – А ведь я иду от Табриза, потерял столько времени, и все напрасно, – сокрушенно сказал Али.
– Пей, – сказал султан. – В этом мире ничего не бывает напрасным.
Али взял чашу и, пожелав здоровья султану, выпил.
– Так, где же твой светловолосый товарищ, где тот наглец, почему он не с тобой? – спросил султан.
– Он остался в Нахичеване, у него там сестра.
– Он славянин? – спросил Джалал ад-Дин.
– Урус.
– А сам ты кто?
– Азербайджанец. Из Байлакана.
– Родители живы?
– Монголы убили всех во время осады.
Джалал ад-Дин покачал головой.
– Мой отец тоже умер из-за монголов. Давай выпьем за родителей. Хочешь быть моим надимом?
Али замялся.
– Это честь для меня, но…
– Ты отказываешься? – нахмурился султан. – А знаешь ли ты о том, что отпрыски самых знатных семей мечтали бы о таком предложении.
– Я не пью вина, – солгал Али и покраснел, впрочем, краснеть было не за что, он пил только по случаю. Вот как сейчас.
– В это трудно поверить, – улыбнулся султан, кивая на чашу в руках Али.
– Звучит глупо, но это так. Кроме того, я должен вернуться в Табриз.
– Понимаю, – сказал султан, но было видно, что он задет.
– Я люблю одну девушку, в Табризе, я давно ее не видел.
– Случайно у Шамс ад-Дина нет дочери? – спросил султан.
– Султан прозорлив, – смутился Али.
– Ты же не пойдешь к ней ночью? – спросил Джалал ад-Дин.
– Пожалуй, нет, я очень устал.
– В таком случае прими мое предложение на эту ночь. Я не могу заснуть, скоротаем ее вместе, в беседе и веселье. Раджаб, пошли за танцовщицами, – распорядился султан.
– Государь, где девушек сейчас найти, ночь, спят все уже.
– А ты разбуди. Я же не сплю. Главное, не приводи девиц из порядочных семей. Жениться нам сейчас ни к чему, ни мне, ни ему.