– Никакого Али-Бабы мы не знаем, – сказал Абдулла, – и дело не в нескольких монетах, – как ты сказал.
– А в чем же? – как можно искренне воскликнул Али, – хотя уже понял, в чем.
– Ты видел, ты расскажешь, – кратко и доходчиво объяснил Абдулла.
– Клянусь, никому не скажу, – заверил Али, – да я обратно дороги не найду, даже если расскажу кому.
Абдулла ухмыльнулся.
– Кто с тобой был? Что за женщина?
– Вы и это знаете. Это была моя жена. А как вы меня узнали и нашли?
– Я видел, как ты убегал, только догнать не смог. Мы шли по вашим следам. Ты не поверишь, по пятам шли, а потом упустили. Весь Нахичеван обошли, и вдруг, глазам не верим, на прилавке лежит кинжал, продается. Я навел справки о его владельце.
– А как же вы с хорезмийцами справились? Там же целый отряд был.
Тебя это не касается, – сказал разбойник, – понял?
– Понял.
– Где сейчас твоя жена находится?
– Не знаю.
– Как это не знаешь? Что же ты за мужчина, если не знаешь, где твоя жена находится.
– А я с ней развелся.
– Почему развелся?
– Дерзкая больно, мужу перечит.
– Допустим. Где она сейчас?
– Понятия не имею, уехала после развода. Зачем она вам?
– Затем же, зачем и ты.
– То есть вы хотите меня убить?
– Да.
– Зачем же мне говорить, если вы все равно меня убъете?
– Если скажешь, мы тебя мучить не будем, сразу убьем.
– Однако выбор невелик, – сказал Али. – Ладно, мучайте, все развлечение какое-то.
– Ишь, весельчак, – оскалился Абдулла и, обращаясь к товарищу, произнес: «Давай, Окюз, приступай».
Окюз подошел к Али и, ухмыляясь, сказал: «Сначала я отрежу тебе палец на руке, потом на ноге, и буду отрезать по пальцу до тех пор, пока ты не заговоришь. Ну, с какого начать, говори, какой не жалко?»
– Может, с ногтей начнешь? – предложил Али. – Давно не стриг.
– Я гляжу, ты веселый парень, – оскалился разбойник и схватил Али за запястья.
Вопреки опасениям Егорки, Йасмин выслушала отчет о безуспешном поиске спокойно. Не проронив ни слезинки, она вернулась на террасу, где стояла все это время, не сводя глаз с дороги. Егорка, не выносивший женских слез, облегченно вздохнул. Он из дому-то ушел на поиски Лады, которую, надо признать, в детстве терпеть не мог, только чтобы не видеть слез матери. Сестры дома не было, он зашел в столовую, потом на кухню, но, не найдя никакой еды, вернулся на террасу и, смущенно кашлянув, спросил:
– Извини за неуместный вопрос, а что у нас на ужин?
Йасмин пожала плечами.
– Не расстраивайся ты так, – сказал Егорка, – найдется он, не такой человек, чтобы бесследно исчезнуть.
– Надеюсь, что так. Но нельзя же сидеть, сложа руки.
– Но я же не сижу. Сейчас съем что-нибудь и пойду опять.
– Я себя имею в виду.
– Успокойся. А где Лада?
– Она пошла в баню.
– В каком смысле?
– В прямом.
– Понятно. Вместо того, чтобы приготовить ужин, она пошла в баню.
Стукнула входная дверь и во двор вошла рассерженная Лада.
– Ты, почему ужин не приготовила? – спросил Егорка.
– А я тебе в повара не нанималась, – отрезала сестра.
– Что это ты такая злая? – спросил Егор, – в бане воды не хватило горячей?
– Нет, не угадал, воды хватило, но только какой-то падар-сохтэ на моих воротах крест нарисовал [166].
– Крест? – удивился Егорка, – и что это значит?
– Как что, не соображаешь? Они метят дома иноверцев, христианам кресты ставят, иудеям звезды Давида. К погромам готовятся.
– Но ты же не христианка, – ухмыльнулся Егорка.
– Вот это и обиднее всего. Я мусульманка, – гордо сказала Лада, – и я этого так не оставлю. Пойду к имаму.
– И что ты ему скажешь?
– Как что? Я пожертвования вносила, пусть отрабатывает. Я пять овец купила и передала ему в качестве вакфа.
Егорка, не слушая сестру, вышел на улицу.
– Али не вернулся? – спросила Лада у Йасмин. Та молча покачала головой.
– Как нет? – воскликнула Лада. – Ох, не нравится мне все это, не нравится. Видно, в самом деле, уезжать придется. А повар не вернулся?
– Нет.
– Негодяй, а ведь, как он умолял меня взять его на работу. Милая, а ты случайно готовить не умеешь? Только не обижайся ради Бога, я помню, что ты из благородного семейства. – Я-то точно не умею. У меня другая специальность. Может, вдвоем что-нибудь состряпаем? Я в бане щербету с халвой поела. А Егорка ведь не отстанет, да и ты, небось, голодная. Надо было тебе со мной в баню пойти.
– Пойдем, я приготовлю еду, – сказала Йасмин, – поможешь мне.
– Ты умеешь готовить? – изумилась Лада, – невероятно. Где ты научилась? Неужели тебя в доме заставляли готовить?
– У нас с отцом в жизни был трудный период. Пойдем на кухню.
Стукнула дверь входных ворот, и через некоторое время в дом вошел Егорка.
– Вот вы где. На соседних воротах крестов нет, – сказал он, – звезд Давида тоже не наблюдается. Я обошел все двери зиммиев. [167] Крест только на наших воротах. Когда я шел домой, креста не было.
– Это не погром, это что-то другое, – вдруг произнесла Йасмин, – кажется, я догадываюсь, что случилось с Али. Он в руках у разбойников. Но как они нас выследили? Вчера креста не было, он появился после того, как пропал Али. Значит, они его пытали, и он сказал, где остановился.
– Не будем судить его за это строго, – сказал Егорка, – под пыткой трудно промолчать.
– Тебя тоже пытали? – спросила Лада.
– Было дело.
– Сознался?
– Нет.
– Ну, вот видишь.
– Мне просто не в чем было сознаваться. Я бы и рад был.
– Егорка, они следили за тобой, – продолжила Йасмин. – Ты был на правильном пути, когда вломился в гостиничный номер.
– Но его там не было.
– Они его держат в другом месте, если он еще жив.
– Дивлюсь я твоему хладнокровию, – сказала Лада, – что значит порода. А зачем крест нарисовали?
– Чтобы в темноте не перепутать. Они придут ночью.
– И что мы будем делать?
– Мы должны нарисовать кресты на соседних воротах или стереть крест на своих, чтобы они запутались.
– Пятно останется, ворота грязные, – сказала Лада, – лучше на остальных нарисовать.
– Ворота соседей разрисовывать не будем, – сказал Егорка, – нехорошо это, не по-соседски. Это наша беда, и мы ее сами решим. А сейчас займитесь лучше ужином. А я подумаю над этим. Кто может сказать, какие по счету наши ворота от начала улицы?
Али стиснул зубы, чтобы не кричать от предстоящей боли, но вспомнил совет одного бывалого заключенного, сокамерника, с которым он сидел в Мараге. Тот, делясь с ним навыками тюремной жизни, советовал на допросах с пристрастием, не крепиться, не изображать из себя героя, все равно это никто, кроме палачей никто не оценит. Их это озлобляет. И они начинают стервенеть, и делать свою работу не механически, не формально, а с азартом. Сокамерник советовал кричать, что есть мочи: организму легче, душе, то есть, и заплечных дел мастера не свирепеют, да и не слышит никто, стесняться нечего. А они никому не расскажут. Поэтому лишь только Абдулла приложил клинок к пальцу, Али, помятуя наставления, завопил, что есть силы.
– Ты чего орешь? – недовольно спросил разбойник, – я тебе еще ничего не отрезал.
Али откашлялся, от истошного крика, у него запершило в горле. Он открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент в дверь постучали условным стуком.
Разбойники переглянулись. Окюз подошел к двери и открыл засов. В подвал вошел еще один человек.
– Кончайте с ним, – сказал он, – я их нашел. К нам в номер сейчас вломился один амбал славянской внешности, вот его разыскивал. Я проследил за ним.
– А тело здесь оставим? – спросил Окюз.
– А что с собой тащить?
– Хозяин склада найдет труп и заявит в полицию.
– Пока он найдет, мы уже будем далеко. По завтрашний день оплачено, вряд и он сегодня приедет, а завтра я ему еще за неделю вперед оплачу.
Али, холодея от ужаса, слушал, как разбойники решают его участь так, словно он уже мертв.
– Ладно, – сказал Окюз. Подойдя сзади, он схватил пленника одной рукой за волосы, другой приставил кинжал к горлу.
– Помолиться дайте, – попросил Али.
Не то, чтобы он был особо набожен. Желал оттянуть время в надежде на чудо.
– Обойдешься, – сказали ему, – тебя на том свете и так примут.
– Вы же мусульмане, – воззвал к их религиозным чувствам Али.
– Да нам плевать, – отозвался вновь вошедший разбойник, – режь ему глотку.
– Стойте, болваны, – приказал Абдулла. – А если ты ошибся или дом перепутал. Убьем его, когда вернемся. Оставь его.
– Может быть, обратиться в полицию? – предложила Лада.
– Ни в коем случае, – ответила ей Йасмин. – Вызвать полицию домой, все равно, что пустить козла в огород. Толку не будет, а капусты можем не досчитаться.
– Откуда ты знаешь?
– Отец рассказывал, ему люди жаловались.
– А ты что думаешь? – спросила Лада у брата.
– Я думаю, что она права, с полицией лучше не связываться. От разбойников они нас не оградят, а к нам прицепятся. Что, да зачем? – он с сожалением отодвинул, пустую тарелку, – хорошо, но мало, – сказал он.
– Мяса было мало, – ответила Йасмин.
– А где ты так готовить научилась?
– В Мекке.
– Поучилась бы, – сказал Егорка сестре.
– Ага, прямо сейчас и начну, – пообещала Лада и добавила, – я вообще удивляюсь твоей толстокожести. Как ты можешь, есть в такой час. Посмотри, Йасмин даже к тарелке не притронулась. И я тоже почти не ем.
– Ну, конечно, это же ты весь день провела в поисках Али, – ответил Егора. – В то время, как я в бане парился. Ну, ладно, червячка заморили, можно готовиться к обороне. Если они придут, то глубокой ночью. Поэтому я пошел спать. В полночь меня разбудите.