Сын Тоэмона, пятнадцатилетний Канносукэ, в это время был на учении в храме Дзодзадзи. Узнав об убийстве отца, он вскочил на лошадь и поскакал к дому, прихватив вакидзаси длиной один сяку и три суна[292]. Вступив в поединок с двумя борцами, которые были значительно больше него, Канносукэ сразил обоих. Сам получил тринадцать ран, но вскоре от них оправился. Впоследствии стал мастером массажа и снискал известность под именем Доко.
Дзэндзаэмон Токунага говаривал: «Сейчас я слишком стар и слаб и потому ни на что не способен, даже если меня призовут в боевые порядки. И все равно я жажду умереть в битве, ворвавшись в ряды неприятеля. Как жаль, что мне придется умирать на этой вонючей постели». Он любил повторять эту присказку. Настоятелю Гёдзяку часто доводилось ее слышать, когда он был послушником. Настоятель Ёмон, учитель Гёдзяку, заменивший ему отца, был младшим сыном Дзэндзаэмона.
Один человек, вернувшись глубокой ночью домой, обнаружил там незнакомца, прелюбодействовавшего с его женой, и убил его на месте. Затем он сломал стену своего дома, заткнул дыру мешком с рисом и заявил властям, что расправился с грабителем. После расследования дело закрыли. Через некоторое время он развелся с женой, и все уладилось.
Один человек вернулся домой и застал в спальне свою жену с одним из слуг, который при виде хозяина бросился от него в кухню. Ворвавшись в спальню, человек убил жену и, позвав служанку, сказал: «Чтобы позор не пал на головы моих детей, нужно подстроить так, чтобы люди подумали, будто она умерла от болезни. Если откажешься, я тебя убью». — «Я все сделаю как надо. Только не убивайте», — попросила служанка. Она прибралась в доме, переодела убитую жену в спальное кимоно.
Несколько раз посылали за доктором, последний посыльный сообщил, что приходить к больной нет необходимости, потому что она скончалась. Потом обманутый муж вызвал дядю убитой и рассказал, как все было. Тот согласился, что все было сделано правильно. Причиной смерти женщины назвали болезнь, и о том, что произошло на самом деле, больше никто не узнал. Слугу уволили. Вот какой случай произошел в Эдо.
Во время проживания его светлости в Эдо один вассал из его свиты, достигший высокого положения, под предлогом какого-то дела в резкой форме отчитал другого самурая, злословил в его адрес. Самурай выслушал все, не проронив ни слова, и удалился. По его виду можно было подумать, что он готов убить своего обидчика. Один человек пригласил его зайти и сказал:
«Я тебя понимаю: ты думаешь, что должен проучить этого человека. Может, я вмешиваюсь не в свое дело, но мне кажется, у тебя с ним разный взгляд на то, что такое служба. Наш повелитель рассчитывает на нас, ждет, что при необходимости мы откликнемся на его призыв и вступим в бой. В мирное же время он держит нас на дистанции. А к таким людям, как твой обидчик, которым он может поручить только горшки выносить, отношение доброе. И они по дурости начинают думать, что раз к ним такое отношение, раз их повышают по службе, значит можно вести себя бесцеремонно. С дураков какой спрос? Они не догадываются, что ничем не отличаются от мух, садящихся на голову его светлости. Человеку, пользующемуся доверием повелителя, который держит его на службе ради того, чтобы призвать в самый ответственный момент, бороться с такими идиотами — это все равно что забить до смерти дубиной прокаженного. Выяснение отношений между вами причинило бы беспокойство его светлости и стало бы проявлением нелояльности. Истинный самурай всегда может остановиться. Ты должен действовать, как подсказывает тебе твое сердце. То, что я говорю, — это всего лишь мое мнение, и я вовсе не собираюсь тебя останавливать».
И самурай отказался от своего замысла.
Когда Дзинъэмону было восемьдесят лет, он так занемог, что едва сдерживал стоны. Дзётё сказал ему: «Ты постони, легче станет. Постони». — «Ну уж нет, — отвечал отец. — Дзинъэмона Ямамото все знают. Человек, пользующийся влиянием у людей, не может испускать стоны в свои последние часы». Он так и не издал ни единого стона до самого конца.
Когда Риэмона не было дома, один из его слуг объявил его жене, что любит ее. «Я хорошо понимаю, что это распутство, что я очень виноват перед господином, — говорил слуга. — Сколько раз я пытался заглушить в себе чувства, но, похоже, это карма. Все мои мысли о вас». Жена рассердилась и резко отчитала его, но это не возымело действия. Тогда жена сказала: «Если ты в самом деле так любишь меня, я не могу устоять перед твоими чувствами. Ступай в кладовую в глубине дома и жди меня. Я отвечу на твою страсть». Обрадованный слуга направился в кладовую. Жена сказала ему, что ей надо привести себя в порядок, и закрыла дверь на цепочку. Дождавшись возвращения мужа, она все ему рассказала. Риэмон выволок слугу из кладовой и, выслушав его объяснения, убил его.
Сын и законный наследник Момбэя поссорился с кем-то и пришел домой израненный. «Что стало с твоим противником?» — спросил Момбэй. Сын ответил, что зарубил его. «Прикончил?» — «Да, конечно».
Тогда Момбэй сказал: «Ты все сделал правильно, тебе не о чем жалеть. Рано или поздно тебе придется совершить сэппуку. Ты должен быть готов к этому. И позволь мне быть твоим секундантом. Рука отца в таком деле лучше, чем чужая». Прошло немного времени, и Момбэй выступил в роли кайсяку при сэппуку собственного сына.
Доко говорил: «Люди говорят, что с наступлением последних времен сойдут на нет и мастера своего дела. Я думаю, это неправильное заключение. Потому что время дало нам такие замечательные цветы, как пионы, азалии, камелии. Время идет, а цветы становятся все краше. То же самое и с людьми. Как и цветы, должны и дальше появляться настоящие разные мастера. Жаль, что люди не напрягаются и вместо этого обвиняют времена, в которых им довелось жить, говоря, что мир доживает последние дни. А мир ни в чем не виноват».
Однажды человек по фамилии Такаги поссорился с тремя проживавшими по соседству крестьянами. Они его избили и оставили лежать на поле. Когда он добрел до дома, жена, увидев его плачевное состояние, проговорила с осуждением: «Неужели ты забыл, как умирают самураи?» — «Ничего я не забыл», — ответил муж. «Каждый человек рано или поздно умрет. Смерть может быть разной — от болезни, от сэппуку, человеку могут отрубить голову, связав руки за спиной. Но самое прискорбное — умереть постыдной смертью», — сказала жена, выходя из дома. Скоро она вернулась, уложила спать двоих детей, сделала факел. На закате переоделась в белое и сказала мужу: «Когда я выходила, видела этих троих. Они собрались вместе и о чем-то говорили. Сейчас хороший момент. Выходим». Она встала, зажгла факел, взяла в руку меч. Вдвоем с мужем они ворвались в хижину, где заседали крестьяне, двоих зарубили насмерть, третий, раненый, убежал. Потом, как говорят, мужу приказали сделать сэппуку.
Из книги десятой
Когда приступаешь к важному делу или отправляешься на важное задание, надо послюнявить мочки ушей, сделать через нос глубокий вдох и сбросить на пол какую-нибудь посуду. Это такой секретный способ. А если к голове прильет кровь, следует тоже послюнявить мочки — и сразу станет лучше.
Один человек утверждал, что знает, какую форму имеют рассудочность и неправедность. Когда его попросили описать их, он сказал: «Рассудочность — прямоугольной формы, она устойчива и неколебима. Неправедность кругла, не видит различий между добром и злом, правотой и неправотой, перекатывается с места на место».
Суть этикета такова: быстро действовать в начале и в конце, спокойно и неторопливо в середине. «Этим я руководствовался, исполняя роль кайсяку», — говорил Сэндзаэмон Митани[294].
Последними словами Наомаса Ии были следующие: «Воины нашей фамилии всегда находятся в самом авангарде сражения. Человек неспособный не годится для того, чтобы встать во главе семейного клана. Но рожденные от законной матери имеют все права наследования, поэтому эти права переходят к законному наследнику, даже если он — человек никчемный. Гораздо лучше выбрать умного и достойного из рожденных наложницами и передать семейные дела в его руки».
К несчастью для Наомаса, его старший сын, Наоцугу Дайфу Укон, оказался человеком бесталанным. Гэндзаэмон Мацусита, главный вассал клана Ии, сказал: «Ваш второй сын гораздо способнее, поэтому наследовать вам должен он». Это решение было представлено на одобрение сёгуната, и старшего сына, находившегося в Эдо, отправили домой. Сёгунат выделил ему тридцать пять тысяч коку, и он поселился в местечке Какэгава[295]. Гэндзаэмон заявил: «Поскольку его отозвали из Эдо по моей инициативе, я хочу стать его главным вассалом» — и отправился в Какэгаву вместе со старшим сыном Наомаса. Представители семьи Мацусита до сих пор каждый год присутствуют на празднике семи трав, проводимом сёгунатом[296].
Настоятель Рёдзан составил летопись военных подвигов его светлости Таканобу. Один монах подверг его работу критике, заявив: «Человек, отошедший от мира, не должен писать о делах военачальников. Каким бы даром словосложения он ни обладал, он не сведущ в том, что касается героических свершений, и может неправильно истолковать замыслы прославленного полководца. Прискорбно, если будущие поколения получат неверное представление о его деяниях».