К этому времени мы с моим другом почти закончили трапезу. Фостер направился к выходу, а я предложил Дэвиду:
— Давай опрокинем по рюмочке, поднимемся на старый волнолом и сами глянем, что к чему.
— Согласен! — сразу же откликнулся Дэвид. — Мне стало любопытно.
Фостер услышал и повернулся к нам, озабоченно качая головой.
— Дело ваше, господа, но вам это не понравится. Воняет же! Жуть! Некоторые детишки целыми днями играют на берегу, но сейчас вы их там не найдете. Мерзкая водоросль, лежит себе и гниет!
Как бы то ни было, мы пошли взглянуть на обстановку собственными глазами, и если бы я усомнился в словах Фостера, то был бы несправедлив к нему. Водоросли и впрямь были жуткие, и, действительно, они воняли. Мне уже доводилось их видеть, всегда в это время года, но не в таком количестве. Может, повлияло то, что предыдущей ночью в шахтах были взрывы? Так, по крайней мере, мне казалось. У Дэвида, однако, вопросы оставались.
— «Глубоководный келп», — пробормотал он, стоя на облепленных водорослями скалах; его волосы вздымал соленый, зловонный ветер с моря. — Не понимаю.
— Чего не понимаешь?
— Ну, если эти водоросли приносит с глубины, в смысле, с по-настоящему глубоких слоев, тогда какой же требуется выброс, чтобы выкинуть их на побережье. Тут, наверно, тысячи и тысячи тонн! Отсюда до самого Сандерленда? Это же целых двадцать миль!
Я пожал плечами.
— Берег очистится, как и говорил Фостер. День-другой, вот и все. И он прав: под таким толстым слоем водорослей уголь не разглядишь.
— А откуда берется этот уголь?
— Оттуда же, откуда и водоросли, — ответил я. — В основном. Пойдем, сам посмотришь.
Я спустился к узкой полоске песка между валами «глубоководного келпа», нашел и подобрал два небольших, размером с кулак, обкатанных океаном камня. Стукнул ими друг о друга, и они разбились. Внутри один камень был однородно серо-коричневым, зато второй черным и блестящим, с прекрасно выраженными слоями — чистый уголь.
— Я не заметил бы разницы, — сказал Дэвид.
— И я тоже! — усмехнулся я. — Однако собиратели выброшенного морем угля редко ошибаются. По их словам, где-то там есть открытая трещина. — Я кивнул на море. — Ничего удивительного, учитывая, что все это графство продырявлено шахтами. Лично я считаю, что этот уголь просто вымывает из отвалов, куда выбрасывают осколки, которые на экранах выглядят как негодные. Уголь легкий, вот его и смывает на берег. Камни тяжелее, их уносит на глубину.
— Жаль, в таком случае, — сказал Дэвид. — Я имею в виду, жаль, что сейчас нельзя собирать уголь.
— А?
— Ну, если в море есть открытая трещина, уголь вместе с «келпом» выносит на берег. Наверно, под слоем водорослей тонны угля только и ждут, чтобы их подобрали!
Я нахмурился.
— Может, ты и прав. Хотя… беспокоиться не о чем. Когда водорослей не станет, уголь останется здесь. — Я подмигнул ему. — Уголь ведь не гниет, верно?
Не слушая меня, он опустился на колени и поднял жгут отвратительных водорослей — тяжелый, чешуйчатый, белый в стебле и темно-зеленый в листве. Гибрид, мясистый на вид, больше похожий на животное, чем на растение. Повсюду пузыри, размером с большой палец. Дэвид вырвал плеть, с отвращением заворчал и встал.
— Господи! — воскликнул он, зажимая нос. И снова: — Господи!
Я засмеялся, и мы зашагали к ступенькам старого волнолома.
Да, так оно и было: фрагмент, случайное, ни с чем не связанное событие. Даже не очень интересное. Один из периодически возникающих капризов Природы, ни на что всерьез не влияющий. Предположительно…
Кажется, вскоре после эпизода с «глубоководным келпом» у Дэвида возникли свадебные планы. Я, конечно, знал, что у него есть девушка — Джун Андерсон, дочь адвоката из Сандерленда, славящегося самыми хорошенькими девушками в стране. Я встречался с ней и находил совершенно очаровательной, но как-то не отдавал себе отчета в том, что дело зашло настолько далеко.
Ну, тогда казалось, что это продолжается не так уж долго, и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что на самом деле этот период был совсем короток — фактически, одно лето. Возможно, этот отрезок времени для меня сократился еще и под воздействием того, с какой внезапностью их планы достигли кульминации. События резко ускорились, когда самым неожиданным и любопытным образом освободилась ферма Кетлторп, большое хозяйство на окраине долины Кетлторп.
Хотя саму ферму нельзя было назвать жалким реликтом прошлого века, большой каменный дом и служебные пристройки сильно нуждались в ремонте. Однако в глазах Дэвида это место обладало магией Старого Света, и он, со своей компетентностью, очень быстро мог превратить его в современный дом невероятной красоты и ценности. И, главное, удивительно задешево.
Теперь о предыдущем владельце фермы: здесь выяснилось кое-что странное. И это второе звено в цепи вроде бы не связанных между собой событий и обстоятельств.
Старого Джейсона Карпентера в округе, мягко говоря, недолюбливали. Седобородый, молчаливый, холодный, ведущий затворнический образ жизни, с глазами серыми, как волны Северного моря, ни разу в жизни не улыбнувшийся ни человеку, ни животному — он владел фермой Кетлторп на протяжении почти тридцати лет. Не имел жены. Никакая служанка и даже никто из соседей никогда не посещали дом по приглашению старого Джейсона. Никто не заходил и в угодья, опасаясь пса и дробовика Джейсона. Даже торговцы проявляли осторожность в тех редких случаях, когда должны были доставлять припасы.
Однако Карпентер любил пиво и ром и дважды в неделю посещал отель «Траст» в Хардене. Он привык посиживать в курительной комнате и потягивать спиртное; при этом его бдительный пес Боунс лежал под столом, между ног хозяина. А клиенты привыкли немного побаиваться Боунса, но не в той мере, в какой пес боялся своего хозяина.
А теперь Джейсон Карпентер пропал. Заметьте, я не говорю «умер» — просто исчез. Ничто не подтверждало любой другой вывод, по крайней мере, в то время. А случилось это так.
В течение нескольких месяцев различные торговцы сообщали об отсутствии Карпентера на ферме. В конце концов, поскольку на протяжении того же периода его обычное место в «Трасте» тоже пустовало, местные полицейские явились на ферму и проникли в главное здание. Никаких следов старого отшельника обнаружено не было, однако полицейские вынесли оттуда документы — в основном, завещание, если можно так выразиться, явно оставленное на случай подобного расследования.
В этих документах отшельник писал, что в случае «прекращения владения» им фермой, дом, служебные пристройки и угодья «позволяется сровнять с землей, из которой они вышли»; но, поскольку позже выяснилось, что за ним числится значительный долг, имущество выставили на продажу, чтобы погасить его счета. Фактически дому угрожало нашествие судебных приставов.
Все это, естественно, заняло какое-то время, в течение которого дом, пристройки и поместье тщательно обыскали, по вполне понятным причинам. Но ничего не нашли.
Джейсон Карпентер исчез. Никто не слышал о существовании у него родственников; фактически, о нем вообще мало что было известно, как будто его никогда и не существовало. И для многих жителей Хардена это стало лучшей эпитафией.
Еще одно маленькое замечание: «прекращение владения» по времени примерно совпало с тем выбросом «глубоководного келпа» на праздник Креста Господня.
Итак, блестящее бракосочетание Дэвида Паркера и Джун Андерсон имело место в католической церкви Хардена, где даже мрачноватый фон труб каменноугольных копей и стояков водяного охлаждения не мог испортить веселье и торжественность момента. И, тем не менее, даже там, на забитых толпой улицах рядом с церковью, прозвучала нотка, диссонирующая с общим настроением. Всего одна, но и этого слишком много.
Когда под радостные, приветственные крики пара вышла из церкви, была осыпана конфетти и проталкивалась к машине, я услышал, как если бы это было сказано прямо мне в ухо или так, чтобы я непременно обратил внимание, старой каргой в шали и переднике. Стоя у порога своего дома с въевшейся в него шахтерской копотью и качая головой, она пробормотала:
— Ага, он увезет свою ладную женушку в Кетлторп, верно? Колокола звонят сейчас, это правда, но что насчет другого колокола? Он за долгие годы звонил только раз или два, с тех пор, как старый Джейсон поселился в доме, но теперь ходит слух, что он звонит снова, темными ночами, во время прилива.
Я отчетливо расслышал каждое слово, поскольку находился среди зрителей. Я был ближе других связан с празднеством, однако именно по этой причине у меня было много хлопот, и, только вывернувшись наизнанку, я сумел там присутствовать. Услышав гортанное бормотание старухи, я повернулся, чтобы найти ее, даже успел мельком ее заметить, а потом ее скрыла от меня орда мальчишек, кинувшихся подбирать брошенные пенни, трехпенсовики и шестипенсовики, когда машина с новобрачными отъехала.
К этому времени сгустились летние грозовые тучи, разразившиеся дождем по команде вспыхнувшей вдалеке молнии. Это положило конец проблеме. Толпа быстро рассеялась, я тоже заторопился в укрытие.
Однако… хотелось бы знать, что старуха имела в виду…
— Привидения? — повторил я.
Я столкнулся с Дэвидом в библиотеке Хартлипула спустя примерно три недели после свадьбы. Я, будучи ненасытным читателем, «подсевшим» на крутые детективные романы, входил в библиотеку, когда он выходил из нее.
— Привидения, да! — повторил он весело, но в то же время взволнованно. — На старой ферме обитают… привидения!
Его слова встревожили меня, но я тут же успокоился, когда он широко улыбнулся. Какие бы привидения ни обитали на ферме, он явно не боялся их. Может, это просто шутка? Я тоже улыбнулся.
— Ну, на твоем месте я не стал бы волноваться из-за того, что у тебя могут обитать привидения, учитывая, что последние тридцать лет фермой владел старина Карпентер. Это классический случай «попался, который кусался».